Вот почему мы не прекратили исследовательскую работу и попытались довести до минимума количество белых пятен в истории нашей деревенской газеты. Так что продолжаем летопись в юбилейном году.
Думаю, мне просто повезло, что в Президентской библиотеке нашлись подшивки газеты «Белорусская деревня» за первые четыре года ее существования. С пожелтевших страниц вдруг с каким-то укором выглянула несколько подзабытая наша история, а за каждой строчкой явно чувствовалось дыхание довольно любопытного и загадочного времени. Значит, придется вернуться в прошлое на миг, листая старые полосы газеты.
Сначала Гражданская война с головой втянула в свой омут все белорусское крестьянство. Ну а когда наконец-то установился мир и тишина, мужики впервые почувствовали себя настоящими хозяевами: по Декрету о земле многие батраки и бедняки получили на едока до пяти десятин земли и работали уже на себя, свободно и охотно, хотя головной болью пока еще оставались прежние путы отрубов, малоземелья, чересполосицы, дальноземелья — главные язвы царского наследия. А некоторые, кто вечно гнул спину на помещика и кулака, просто оказались не готовы вести свое хозяйство самостоятельно. Как раз им-то и надо было помочь советами. И Центральное бюро КП(б) Белоруссии моментально это почувствовало и тут же решило выпускать для советского крестьянства газету «Белорусская деревня» не как учебное пособие, а как шпаргалку-подсказку для агрономов, животноводов, землеустроителей. Это было очень мудрое и смелое решение, хотя в стране на обломках старого мира — разруха, голод и, главное, растерянность: как жить в совершенно новых и непривычных еще условиях?
В Минске на углу улиц Губернаторской и Подгорной в доме профессора медицины Свентицкого в квартире 13 составляется перспективный тематический план новой газеты. А там аж пятнадцать главных направлений! На долю ответственного редактора Степана Булата выпали вопросы культуры, медицины, союза рабочих и крестьян, народного просвещения (это и ликвидация безграмотности, и школьное строительство, и деревенские театры, и библиотеки). Михаил Куделько, он же белорусский поэт и писатель Михась Чарот, взялся курировать крестьянское хозяйство, снабжение деревни, продовольственное дело. Ну а партийная тематика осталась за Вильгельмом Кнориным — все-таки секретарь Центрального бюро КП(б)Б. Ему предстояло писать передовые, о положении дел в Советской России и за границей, комментировать аграрную политику и деятельность деревенских ячеек. Видно было, что возглавили газету опытные публицисты: Кнорин — организатор и первый редактор газеты «Звязда», Куделько и Булат — редакторы газеты «Советская Белоруссия».
Первый номер «Белорусской деревни» вышел 15 января 1921 года. Он и задал тон последующим выпускам — и по форме, и по стилю, и по языку. Язык, думается, как раз сознательно приравняли к простонародному говору завалинки: «прикопить деньгу на черный день», «зачинались новые времена», «вредная мысль… сплавливать на государство все заботы», «деревня тянет в партию». Редакция намеренно обратилась к читателю: «…возьми перо в руки и пиши сам обо всем. Пиши так, как умеешь. Не нужно умничать, стараться писать по-книжному». Поэтому и сами журналисты не умничали, а пытались «простым и понятным языком дать необходимые сведения…» землеробам, чтобы быть ближе к ним, ведь среди них грамотных-то было раз, два и обчелся. Газета тогда выходила два раза в неделю. Это только через года три она станет ежедневной.
Открывалась газета всегда передовицей. Это было «лицо номера», как бы установочная позиция редакции. Еще со времен А. И. Герцена, когда он в Лондоне издавал «Полярную звезду», она отражала самую важную на этот день тему, была броской, яркой, конкретной и обычно призывала к действию. А начало 1920-х для белорусского крестьянства — сплошное преодоление таких ситуаций, с которыми оно никогда не встречалось ранее. И «Белорусская деревня», словно поводырь, пыталась вывести его из «глухих медвежьих уголков» по непроторенным стежкам-дорожкам к свету совершенно новой жизни. Кроме того, предстояло вывернуть в нем наизнанку психологию мелкого собственника и вызвать у него прямо-таки живой интерес ко всем изменениям. Это было непредсказуемое время, когда обстановка в стране менялась не по дням, а по часам.
В середине года польское панство вдруг разразилось разными ультиматумами. В газете выходит передовица «Нас испугать трудно». Там четко сказано, что «мы не хотим войны», а враги полагают, что это объясняется «нашей слабостью», думают, что «теперь настал как раз тот момент, когда Советскую Республику можно обобрать как липку». Но они «жестоко заблуждаются». Поэтому «нужно победить голод и наладить наше хозяйство», тогда «мы станем сильнее и сговорчивее будут наши враги».
Тут же сообщается, что в Туровском районе вылавливают остатки балахоновцев, так что бандитизму на Мозырщине пришел конец. А мирная жизнь налаживается. В помощь крестьянам создаются посевные комитеты, которые выдают напрокат инвентарь и строят мастерские, чтобы его ремонтировать, обеспечивают семенами, выделяют лошадей. В фольварке Богдановичи Старосельской волости Минского уезда создана новая коммуна «Луч социализма». И хотя «фольварк в полуразрушенном виде: дом течет, гумно раскрыто, но организаторов это не смущает». Некто В. Г. Шкатулла даже стихотворный «Гимн Коммуне» написал. А Михась Чарот уверял: «Араты вольна будзе жыць, / Што сном было учора!»
Крестьянин с облегчением вздохнул, когда заменили продразверстку продналогом. Новая экономическая политика позволяла ему торговать излишками, не только арендовать землю, но и нанимать себе помощников. И Советское государство в деревне могло уже замахнуться даже на новый вид налога, чтобы вложить эти деньги в доведенное до отчаяния сельское хозяйство и не «печатать бумажки без счета».
Действительно, от разрушительной войны и жуткого голода в деревне создалось критическое положение: посевные площади и количество скота сократились, крестьянство обнищало, земли оказались в запустении. А без средств невозможно возрождение. Общегражданский налог пойдет «на улучшение пород скота, на мелиорацию, на кредитование, на содержание сирот, инвалидов, безработных, беженцев… на починку дорог и мостов, на строительство школ, больниц…»
А раз можно было брать землю в аренду, тут же подняли головы бывшие владельцы имений «Пнивода» и «Жаулки»: им захотелось использовать эти имения на любых условиях. Но нарком земледелия Белоруссии Адам Славинский через газету им разъяснил, что «бывшие помещичьи владения национализированы безвозвратно и земли их распределены среди трудового земледельческого населения». А «Белорусская деревня» четко ответила всем другим желающим, что по Декрету «помещик обратно земли не получит». Пусть все навсегда позабудут о своих имениях.
Закончился IV Всебелорусский съезд, где было «уделено внимание — совхозам, которые только начинают работать… лесам, которые так еще безжалостно грабятся». И делегаты, как пчелки нектар, понесли во все уголки молодой республики идеи наркома земледелия о кооперации…» Известно, что основа деревенской жизни — земля. А у нас еще много болот, и «это же капитал в сундуке под замком». В одиночку его никак не открыть. Значит, надо создавать мелиоративные товарищества. Не зря же Адама Славинского считают собирателем земель белорусских в коллективные хозяйства. Именно он занялся организацией артелей, коммун, товариществ по совместной обработке земли, совхозов. Именно так Адам Семенович решил поставить на ноги белорусского мужика.
Как-то в газете появился анонс: «Сегодня мы печатаем статью всебелорусского старосты т. Червякова. В ней т. Червяков дает ответ тем крестьянам, которые откликнулись на его призыв писать ему через нашу газету… Получат ответ и те, которые и впредь будут нам писать». Александр Григорьевич выделил из них три группы. Это письма о работе советских органов на местах, те, где речь идет о недостатках советского законодательства, и — письма личного характера. Он считает, что все они «полезны для советского строительства», предлагает продолжать писать в «Белорусскую деревню». Потом председатель Парламента и руководитель Правительства Белоруссии стал чаще общаться с крестьянами через газету.
А в конце года в Нескучном саду Москвы открылась Всероссийская сельскохозяйственная и кустарно-промышленная выставка. И делегацию белорусских экскурсантов-крестьян из пяти человек принял всесоюзный староста М. И. Калинин. Он сначала нашим крестьянам передал привет, а потом просто удивил: «…все, что они рассказывают в своей крестьянской газете «Белорусская деревня», мне известно, и многое из того, что говорится в этой газете, я использую в своей работе». И тут же показал газеты, где были его записи и пометки на полях.
Как-то Михаил Иванович прочитал крохотную заметку «Мостик — не мостик, а одна мука». В ней говорилось, что «через речку Морач около местечка Семежева Слуцкого уезда проложен мостик по дороге к паровой мельнице, а сам-то мостик — не мостик, а одни слезы. Посередине мостика не хватает одного бревна… Не лучше ли отыскать одно бревно и заладить мостик, чем каждый раз нырять в грязь». Его это очень впечатлило: «Какой журналист обратил бы внимание на какой-то мостик, когда у нас тысячи таких мостиков… Передовицу пропустят, а о мостике прочтет вся округа, корреспонденция… родит новых корреспондентов, заведет связь деревни с газетой. Наконец, сама газета таким общением входит в крестьянский быт, делается предметом домашнего обихода». И заключает: «Видимо, хорошо ведется «Белорусская деревня». Поместить такую корреспонденцию… значит понимать толк в крестьянской жизни… Насколько я могу проследить, в газете принимают участие рядовые крестьяне, вынося на свет мелкие картины деревенского быта».
Когда газете исполнилось три года, редакция обещает «привлекать не только агрономов, но и самих крестьян» и намерена «через год иметь не менее 5000 подписчиков и не менее 1000 сельских корреспондентов». Высказались и селькоры.
Некто Громбовой достал номер у товарища, и газета ему понравилась: там «все наше селянское житье-бытье». И потом он сам стал «лепить» одну за другой заметки…» Ему пришлось много «выслушать упреков со стороны кулачья, самогонщиков, несознательного крестьянства и даже чиновников волисполкома, которые советовали бросить это грязное дело — писать в газету». Даже пришлось «и побои перенесть от разгулявшихся самогонщиков».
А вот селькор Копаевич из деревни Леонцевичи Сенницкой волости Минского уезда вспоминает: когда вышел первый номер газеты, «деревня в то время была одинока. Партийные работники иногда заглядывали только в центр волости. Медвежьи же уголки оставались без живого слова. По таким темным углам сидели слуги и лакеи панов… и распускали всякие нелепые слухи. «Белорусская деревня» сразу стала проникать в эти темные крестьянские хаты, разъяснять значение советской власти… Три года тяжелой, упорной борьбы с деревенским невежеством, со всеми злоупотреблениями должностных лиц… Деревня слушает «Белорусскую деревню», как лучшего советчика, как лучшего агронома».
Владимир ЛАНДЕР
(Продолжение следует.)
