«Мама, купи! Мама, купи! Мамааааааааа!!!..» — надрывался в минском ЦУМе мужчинка лет шести и тянул руки к какому–то сверкающему чуду на гусеничному ходу, с торчащими во все стороны антеннами, урчащему и мигающему инопланетными огоньками. Женщина чертыхалась, что–то втолковывала чаду про деньги, вытирала ему слезы и обещала ну очень вкусную шоколадку. Тот искушению не поддавался и продолжал орать «хочу!», «плохая!», «не буду кашу есть!» и прочие угрозы. Наконец терпение мамаши лопнуло, она опустилась перед отпрыском на колени и сквозь зубы начала что–то громким шепотом выговаривать. Я и так уж с минуту наблюдал за скандалом, оказавшись в очаге родового конфликта, а потому, застеснявшись, покинул поле брани. Сдается мне, что малышу таки ничего не обломилось и еще одним шрамом в его пока не покрывшейся броней душе стало больше.
Я уж и не помню, но, по–моему, столь радикальным способом я у мамы с папой ничего не требовал. Они просто видели мой восторженный и тоскливый взгляд, который я бросал на новенький велосипед соседа, и через какое–то время бабуля подсаживала меня на «Пионер». Только успевал Игореха с четвертого этажа похвастаться набором солдатиков, а я уже звал корешка полюбоваться на собственных оловянных матросов. Балованным я рос мальчиком, что уж тут кривить. Да и сейчас, если «по чесноку»... Но в кроссовках «Адидас» на улицу мне не выйти точно. Охладел я к этому виду обуви высоких достижений безотносительно того, какая компания ее производит. А в юношестве слюни пускал, видя футболистов, чья форма была облеплена тремя лепесточками. «Кондратий» было совсем приобнял, когда на занятия по физкультуре мой одноклассник вышел в тренировочном костюме известной фирмы. «Где, откуда, а мне можешь достать?» Тот лишь хитро улыбался, отделывался ничего не значащими фразами, туманно намекая на некие связи. И потом эдак понтово разбежался и с линии штрафных забросил мяч в баскетбольное кольцо. По наивности регулярно посещая секции спорттоваров в советских магазинах, в полной уверенности, что на прилавке должно появиться то, в чем бегал по газону Мишель Платини, однажды я не поверил своим глазам. Левая и правая, и на обеих — заветный логотип. «Сколько денег?!.» — уж собрался закричать я, но... Оказалось, то бутсы отечественной выделки. Щеголять в них по асфальту было бы не совсем удобно. Шипами бы цокал, как подкованная лошадь, а отвинти их — чешки какие–то носками вверх.
В следующий раз я зафанател по мотоциклу «Ява». Папин знакомый бороздил на нем просторы нашего городка, вызывая зависть у сослуживцев, зля гаишников и отклоняя просьбы юных байкеров: «Дядя Юра, прокати!..» Разговоры об этом виде транспорта в семье велись, однако дальше слов «да, аппарат классный, красивый, но дорогой» дело не доходило. А когда я вознамерился приступить к решительному штурму — у сына скоро «юбилей», 15, пусть пока постоит в гараже в ожидании водительских прав, — дядя Юра попал в страшную аварию. Мы с отцом навещали пострадавшего в госпитале, тот лежал весь переломанный, загипсованный, в зеленке и матерился: «Чтоб я еще сел в седло? Ни за что!» И мысли о мотоцикле, сделанном в ЧССР, отпали сами собой.
Переключился на магнитофон. Кассетник–то имелся, но хотелось бобинного, и непременно «Юпитера», которого выглядел в художественном фильме (а с пленки «Червоны гитары» пели хит хитов Nie Spoczniemy). Поняв к тем своим годам, что лучше о музыке писать, чем ее играть, я озаботился приобретением хорошо воспроизводящего мелодии и тексты оборудования. «Юпитер» мне очень понравился — в первую очередь из–за внешних достоинств: он смотрелся эстетично, аккуратно и, почему–то я так тогда решил, по–импортному. Приятели, разбирающиеся во всем, не слишком приветствовали его технические характеристики, критикуя ширину диапазона, выходную мощность и прочие децибелы, и сами обходились приставкой «Нота». Мне же был нужен только «Юпитер»! В каком населенном пункте я бы ни находился, точки, торгующие теле– и радиоаппаратурой, без внимания не оставлял. Так прошел год, другой, у всех друзей гремел Deep Purple с катушек, а у меня в плохом качестве — Kiss с магнитолы «Весна». И, отчаявшись, купил я в московском ГУМе такое барахло, как «Сатурн», который перевез домой самолетом. Самое смешное в этой человеческой драме то, что в нашем местном магазинчике магнитофон с таким названием тоже продавался. Служил он мне долго, да и сейчас лежит в «бабушкиной» комнате. Лет семь назад я пробовал оживить ископаемое, благо пленок, уже осыпавшихся и продолжающих линять, навалом. Монстр завелся «с толкача» и, завывая и приостанавливаясь, исполнил для меня «мама, мы все тяжело больны. Мама, я знаю, мы все сошли с ума»...
