Мария Борисовна читает Тору. Фото Александра КУШНЕРА
Ветеран Мария Ежова пришла к нам на встречу без медалей и орденов:
— Тяжело уже их носить. Хожу плохо, качает.
Мария Борисовна представляется просто: Маня Ежова. Так ее называли и в годы войны, и потом. Мане Ежовой, хотя называть ее так очень неудобно, недавно исполнилось 93, и она не сдается годам без боя. Румянец на щеках — в тон красной блузке. А стриженые, с огненным отливом волосы аккуратно уложены в прическу.
С Марией Ежовой мы разговариваем в минской синагоге. Здесь собирается иудейская религиозная община Минска «Бейс Исроэль». Сюда Маня приходит молиться. Ее мама была еврейкой из Горок. Но Мария Борисовна считает, что Бог один:
— Приду сюда, помолюсь, с членами общины пообщаюсь, лекции послушаю — оно и легче становится. А с конфессиями не считаюсь. Чувствую, что молиться надо, иногда Бог и дает. Силы вот мне дает. Дома все сама делаю. Руки, правда, уже не те, старческое все.
Маша была средней из трех дочерей рабочего Бориса Ежова. Они жили в Смоленске. Младшая сестра училась во втором классе. Старшая — на втором курсе института. Маня в 17 лет пошла на курсы мастеров связи при Смоленском центральном телеграфе, чтобы потом отцу было легче. Осенью должна была закончить. Но практика опередила теорию.
Началась война. Город бомбят.
— Помню, как бежала в панике по Смоленску, примус с собой тащила и керосин. Не знаю, где кинула. Противогаз потеряла, — быстро чеканит слова Мария Борисовна, будто проматывает страшные моменты фильма.
Старший сержант ЕЖОВА. |
Маршал ТИМОШЕНКО. |
Генерал ЧЕРНЯХОВСКИЙ. |
— Двадцать пять девчонок нас. Выходим – лес. Строение, обтянутое маскировочной тканью, — Мария Борисовна подбирает фразы по-книжному, но сбивается. Затем махнула рукой на официоз и продолжила по-житейски: — Нам объясняют, мол, тут штаб Западного фронта. Познакомили с командующим, маршалом Тимошенко. Нас сажают за аппараты передавать приказ Сталина о расстреле шести генералов. Мы сразу поняли, что узел связи — это очень серьезно. Наутро приняли присягу и стали солдатами Советской Армии. Нам выдали мужское обмундирование.
Девчата надевают форму. Новые костюмы, новый образ, новая жизнь. Неизвестная и оттого особенно пугающая.
— Все большое. Дали нам котелки. Пошли на завтрак. Генерала по первому времени могла назвать лейтенантом. Мы же не видели этих военных никогда. Думали, побудем там дней пять и домой вернемся. А тут — отступление. В Смоленске паника: немец к городу подходит.
У Марии Борисовны и сегодня глаза округляются от ужаса при воспоминании:
— Солдат к переднему краю подгоняют. Они на все безразлично смотрят, как будто уже убитые. А немцы, говорили, смеялись: «Вот убойное мясо повели». Война – это, я вам скажу, не дай Бог…
Связь — нерв армии.
Продолжаются бомбардировки. Трасса на Москву забита. Раненые молят подвезти их. Падают на дороге. Кого забирают, кого нет. Чтобы укрыться от снарядов, вырывали в земле щель пальцами, елки бросали и туда. Лес, лес. Гигиены никакой. Вода — только из луж. Месячные у всех девочек пропали. И сила пропала. Траншею не могли выкопать. Люди бросали урожай и бежали, измученные, голодные.
Маня опускает голову, словно уклоняется от снаряда:
— В Вязьме стояли долго: налеты страшные. Когда разбили штаб фронта, двинулись до Гжатска. А на пути — Соловьева переправа. Страсть как бомбили. Вода была красная от крови.
Прибыли в Москву. Она вся страшная и угрюмая. Противотанковые ежи на дорогах. Мавзолей замаскирован. Нас, связисток, там, где сталинские дачи, разместили.
— Потом был парад на Красной площади. Слышно, как бомбят, а солнышко светит, — угрюмость Мани Ежовой снова тает в улыбке. Будто ее и сейчас ласкают лучи. Солнцу тогда было нипочем. Его положение от происходящего вокруг не менялось. А жизнь Мани могла оборваться в любой миг.
После отстранения от дел Семена Тимошенко командующим фронтом назначили Георгия Жукова. Лютая была война. Лютая зима 1942-го. Началось сражение за Москву. Мария Борисовна с теплотой вспоминает военачальника:
— Мы сидели на узле связи в Перхушково за аппаратами. Такой энтузиазм, такая радость, что фронт начал двигаться в обратном направлении. Жуков с узла не уходил. Оставался с нами. Каждый вечер он брал адъютанта и куда-то с ним уезжал верхом. Мы отдыхали в деревне после смены. Местные у нас спрашивали, что это за генерал на коне скачет. Проболтаться мы не имели права — конспирация. Немцев много высаживалось. Жуков интересовался, как нас кормят, как мы спим. Заботился о нас по-отцовски. Хороший был человек. Но уехал он от нас после Московского сражения.
Маршал ЖУКОВ.
В 1942 году Маня Ежова получила свою первую медаль — «За оборону Москвы».
А Георгия Жукова сменил Иван Черняховский.
— Ох, какой был генерал, — говорит Мария Борисовна с девичьей игривостью. — Красавец. Высокого роста. Чернявый. Жена-красавица к нему приезжала. Перед каждым большим сражением долго готовились. Помню, как освобождали Минск. Мы стояли в одной сожженной деревне. Там только траншеи огромные были. Каждый раз на смену отправлялись ползком. Накануне нас предупредили: рано утром будет страшная канонада. «Катюша» заголосит, чтобы не пугались. Немцы бомбили. Как красиво наши самолеты поднимались.
Едва не случилась у Марии на войне и любовь. Звали его Коля. Но Маша не решилась любить:
— Девчонка я была симпатичная и чистая. Сватался ко мне связист, ленинградец Николай, под Каунасом, говорил, давай распишемся, будешь мне женой. А я — испугалась. Нас врач-гинеколог регулярно проверяла. Беременная — отправляйся в тыл. Подумала: а как со мной случится, иди куда хочешь. А куда я пойду? В пустой свет? А потом жалела — хороший парень.
В январе 1945-го узел связи, где служила Мария Ежова, вошел в Германию.
— Не могли сразу до Кенигсберга пройти. Оборона. Черняховского свалила шальная пуля. Такие слезы у нас были, — ветеран и сегодня едва не плачет.
В Германии, говорит, отъелись из немецких запасов:
— У немцев столько было в закромах, что на сто лет вперед хватило бы. И зачем они пошли на нас войной? День Победы — мой любимый праздник. А саму Победу отмечали за столом. Мы располагались в школе. У девочки нашей Розы жених был полковник. Так он организовал для нас угощение. Даже французское вино на стол поставил.
У моей собеседницы появляется взгляд человека, смотрящего в пропасть:
— Четыре с половиной года. Кажется, и время-то небольшое, но как медленно они шли. Много потерь. Папу смертельно ранили подо Ржевом. Мама после войны умерла. Бабушку — расстреляли. Двоюродных братьев и сестер — расстреляли. Старшая сестра тоже умерла. Да и у нас потери были — много наших девчонок в окружении осталось. А я уцелела. Закаленная была на ужас. В таких условиях были, а только вши и чесотка мучили. Ангел-хранитель оберегал всю войну, не иначе. Рядом погибают — а я живу.
Мария Борисовна приближала Победу в 36-м отдельном полку связи гарнизона № 264 и в узле связи Барановичского военного округа. В должности «телеграфист». В воинском звании «старший сержант».
За операцию «Багратион» Маню должны были наградить, но награда до нее так и не дошла. Однако и без нее китель висит тяжелый: несколько медалей Жукова, «За боевые заслуги», «За взятие Кенигсберга», орден «Победа» и другие.
Мария Борисовна вышла замуж после войны, но овдовела в 45 лет. Нажили с мужем двоих сыновей. Есть внуки. Теперь она живет только ими.
drug-olya@yandex.ru