...Вначале я не поверила своим ушам: янтарная комната, где даже дверные рамы, оконные карнизы и подоконники были затейливо смастерены из солнечной смолы, да не в далеком Царском Селе под Санкт-Петербургом, а здесь, под Минском, - разве такое может быть? "И тем не менее это рукотворное чудо существовало и даже описано в книгах", - уверили меня.
Век живи - век узнавай новые тайны, подумала я. И попробовала, глядя на выполненный в масштабе один к ста макет дворца, где и находилось это оранжево-переливчатое диво, представить, как ахали на янтарном пороге ослепленные изысканной красотой гости.
Дело происходило в Станьково, в местной школе, куда пригласили меня здешние краеведы на открытие своими руками созданного музея.
Школьная парта Марата Казея
Ровно пять лет назад таким же морозным днем я рассматривала в этой же школе остатки другого, некогда легендарного музея. Директор СШ, на которой висит доска с надписью, что школе присвоено имя пионера-героя Марата Казея, Людмила Сушкова смущенно показывала сваленные в пустой комнате экспонаты: черную парту, за которой мог сидеть школьник Марат, его подростковую шинельку, сапоги. Трогательные по своей природе вещи, призванные вызывать чувство патриотизма у многочисленных посетителей, приехавших с поклоном на родину вечно юного Героя Советского Союза.
И так ведь долгое время происходило: делегации со всех концов бывшего СССР, почти как в гайдаровской повести, прибывали отдать салют станьковскому пареньку, толпами заполняя необычное по архитектуре здание, где располагался носящий имя Казея музей.
Глядя на носильные вещи Марата, не совсем гармонировавшие со старинными витражами окон загадочного здания, самые любопытные из посетителей задавались вопросом: а что же в этом роскошном павильоне располагалось раньше? И самые честные из экскурсоводов на свой страх и риск иногда удовлетворяли посетительское любопытство, сообщая, что вызвавшая восторг башенка как элемент дворцового ансамбля принадлежала некогда графам Чапским.
Правда, подобная откровенность не приветствовалась, поскольку всякие графы-эксплуататоры были объявлены вне закона. Вспоминать о них дозволялось лишь в сугубо отрицательном контексте, что, к слову говоря, всегда вызывало недовольство у Зоси Казей, бабушки легендарного пионера, которая поминала графов исключительно добром.
Но кто тогда слушал бабушку Зосю? Кому были интересны ее откровения про то, как сиятельный владелец Станькова пытался вылечить искалеченные ноги своей подданной, справил ей свадьбу, подарил домик и землю? Разве что внучке Ариадне, жадно внимающей бабушкиным словам и самой оставшейся после войны без ног! Увы, любознательная внучка не находила потом этих слов ни в одной книге и статье, которые писали про Казеев наезжавшие в Станьково писатели и журналисты.
Сама Ариадна Ивановна официозно-показному музею в честь брата, силком внедренному в графский павильон, предпочитала другую память о Марате: собственными руками созданный в 28-й школе Минска, где преподавала белорусский язык и литературу, камерный музейчик. В нем она по своему вкусу развесила на стенах подлинные вещи Маратика: матросский костюмчик, семейные фотографии, в том числе и снимок репрессированного отца - Ивана Казея, про трагическую судьбу которого также не принято было в те годы распространяться.
Ну а потом наступило время, когда дежурный салют пионеру-герою отдавать стало некому. Перестали приезжать в Станьково многочисленные пионерские делегации. Да и сам павильон, хоть и строил его граф на века, обветшал. Так черная парта, шинель и прочие потерявшие зрителей экспонаты переместились в школу, в самый укромный уголок.
Добрым в этой худой ситуации было только одно: патриотично настроенные станьковские жители отныне могли вспомнить родную историю без всяких купюр. Воздав должное и тем, кто построил в местечке дворец, храмы, мельницу, винокурню, посадил роскошный парк и собрал дивную коллекцию раритетов. То бишь Эмерику Чапскому, чей сын Кароль продолжил дело отца, попробовав электрифицировать и телефонизировать век назад наш Минск.
Деревья по имени Вера, Надежда и Любовь
...В бывшем школьном классе терпко пахнет клеем: это архитектор-реставратор унитарного предприятия "Проектреставрация" Олег Маслиев наводит последний лоск на свои живописные макеты дворцово-паркового ансамбля, закрепляя на доске кроны поролоновых деревьев. Все с максимальной достоверностью: практически как было при живых владельцах.
- Внизу находился янтарный зал высотой шесть метров, - увлеченно тычет он пальцем в картонный, размером с табакерку, дворец. - Янтарь для него на санях доставляли в Станьково из Петербурга. Оконные и дверные переплеты, даже рамы для картин на стенах - все было из этого солнечного камня. А рядом находился зеленый салон, в котором часть интерьера разрисовала сама теща Чапского. И фарфоровый - со статуэтками, привезенными из Франции.
Олег, такое ощущение, знает о дворце все: и где находился кабинет самого Эмерика, любовавшегося из окон на три экзотических дерева под названием "Вера, Надежда, Любовь", и где были покои графини, и даже - куда вели подземные ходы.
Выложенные мраморной плиткой ходы под землей - этакий прикладной андеграунд - незримой нитью связывали весь дворцовый комплекс. По ним из кухонного флигеля во дворец доставлялась приготовленная еда, старый граф наведывался в "скарбнiцу", где хранил свою легендарную - недаром же польский исследователь Роман Афтанази описал ее в своей книге - коллекцию раритетов, можно было даже под озером пройти в церковь.
Жаль, что на макете не пророешь потайных ходов!
"А ведь юный Марат, - думаю я, - чья бабушка причесывала волосы самой графине, мог с удовольствием лазать по загадочным подземным лабиринтам, мечтая о рыцарских подвигах, про которые так славно писалось в книгах из разошедшейся по рукам графской библиотеки".
- Из трех деревьев до недавних пор живо было лишь одно, - продолжает меж тем Олег. - Если старожилы не ошибаются, "Веру" попытались вывезти немцы, и в пути дерево погибло, "Надежда" сгорела во время пожара кухонного флигеля, а долго державшаяся "Любовь" засохла лет десять назад.
Всего в парке при Чапских росло больше 8 тысяч редких деревьев.
Жестом кудесника Маслиев достает из макета, будто из шкатулки, золотые пятирублевые монеты царской чеканки. Оказывается, принес из личной коллекции в школьный музей. Вместе с медной пепельницей в виде лягушки ручной работы XIX века, украшенными двуглавым орлом ножницами, серебряным наперсточком, металлической копилкой с надписью "1933 год".
"Не боитесь за свои сокровища?" - спрашиваю у Олега.
Не боится - столь велико желание создать краеведческий музей, в который бы потянулись местные, да и окрестные жители, желающие знать и уважать свое прошлое.
А Наталья Исакова, учитель-методист местной школы, подводит меня к стенду, посвященному Марату Казею. Вот так: станьковские энтузиасты не забыли почтить память своего героического земляка, чей 75-летний юбилей мы отметим в этом году, оформили экспозицию, выпросив у живущей в Минске Ариадны Ивановны Казей для нее редкие семейные фотографии.
В сиятельной компании графов и графинь, чудится мне, 14-летнему Марату вполне комфортно. Гораздо комфортнее, чем тогда, в одиночестве, в экспроприированной под чопорный музей "скарбнiце", где черным пятном искаженной истории резала глаза парта, за которой, как шептались местные старожилы, маленький Марат никогда не сидел.
Дорога к храму
Сюрреалистическое чувство - стоять на снегу на месте кабинета, из окон которого граф любовался своими дендрологическими экзотами! "И чего ради, - роятся мысли, - разрушали дворец, в котором запросто мог, как и в первые годы Советской власти, и поныне здравствовать детский дом?! Может, и янтарная комната при таком раскладе уцелела бы?!"
Дворца нет - а подземные ходы остались. Правда, они нынче заложены. Но даже на их замурованный лаз-исток поглядеть - неимоверное удовольствие, в котором я не могла себе отказать, спустившись по ступенькам вместе с Натальей Исаковой и Олегом Маслиевым в подвал кухонного флигеля.
Эх, пройти бы по этому потайному лабиринту к Свято-Николаевской церкви, стоящей на другом конце озера.
Увы, нынче есть только два альтернативных варианта пути к храму: накатанный повозками тракт и, если покороче, - замерзшее озеро. Выбираем покрытое льдом озеро, благо чистящие вместе со школьным военруком ледяную гладь под будущий каток школьники обещают в случае неудачного экстрима вытащить нас из полыньи.
Озеро, а точнее искусственную запруду, также создал его трудолюбивое сиятельство. И беседку на берегу соорудил, и в дополнение к православному храму - католическую часовенку при Южных воротах. Веротерпим был до невероятности!
Благополучно просеменив по льду на другой берег, с грустью рассматриваем разрушенную церковь, которую проектировал знаменитый Константин Тон. Вначале ее ушибла молния, а потом добили люди, танками выдиравшие кирпичи из западного и южного приделов для ремонта прорванной в 1961 году плотины. У местного батюшки есть мечта возродить храм, но разве что Бог поможет ее воплощению.
А у станьковских краеведов есть своя мечта - возродить дворцово-парковый ансамбль. Вначале хотя бы отреставрировав павильон- "скарбнiцу", потом "брамы", одна из которых, Северная, с узорчатой решеткой, еще была цела 40 лет назад, пока шустрые пионеры не вытащили из нее литой чугун для сдачи в металлолом.
Тем более, говорит Наталья Исакова, что председатель Дзержинского райисполкома Анатолий Кадет, приезжавший минувшей осенью в школу, также загорелся благой идеей и обещал энтузиастам свою помощь. Анатолий Григорьевич и мне подтвердил: такое желание есть, а вот денег на самостоятельную реставрацию у района нет. И где их найти - трудный вопрос. Хотя сегодня на обновление павильона средств необходимо гораздо меньше, чем потребуется тогда, когда руки дойдут наконец до стареющего прямо на глазах здания с многозначительным названием "скарбнiца".
Добравшись к храму экстремальным путем, обратно мы возвращались старым, неспроста называемым Екатерининским, трактом.
И представила я, как славно будет, если по старинному этому пути начнут приезжать в Станьково делегации пытливых школьников (у районного отдела образования есть задумка - создать на базе здешней школы туристический центр для приема гостей). И будут ребята не только отдавать салют героически погибшему ровеснику, но и в самодеятельном музее слушать романтические рассказы про дворец с янтарным залом, из окна которого виднелись деревья с многозначительными названиями: "Вера, Надежда, Любовь".
Призрак янтарной комнаты
.
