Природа – гениальная волшебница

Академик  Владимир  Решетников  разводит тропическую  экзотику,  но  больше  всего  любит  белорусский  палисадник

Академик  Владимир  Решетников  разводит тропическую  экзотику,  но  больше  всего  любит  белорусский  палисадник 

В Беларуси поселилось древнейшее в мире дерево гинкго билоба. Один экземпляр растет в Гомеле, второй — под присмотром ученых в Минске, в оранжерее Центрального ботанического сада. Это, можно сказать, живые ископаемые. Потому как гинкго – прямой потомок тех растений, которые ели динозавры… 

— А ведь в недалеком будущем эта экзотика аллеями может «прописаться» в наших городах, — поделился со мной своей задумкой директор Центрального ботанического сада Владимир Решетников. – Сейчас мы как раз изучаем гинкго, пытаемся акклиматизировать его к нашим широтам. Дерево вырастает до 30 метров, не только красиво, но и пользу приносит. Из листьев делают антисклеротические медпрепараты. 

О чем еще мечтает и что планирует академик Решетников, что интересного происходит в его жизни и жизни крупнейшего в Беларуси ботанического сада? Об этом мы поговорили с Владимиром Николаевичем в канун его 70-летнего юбилея. 6 января он отмечает еще и 50 лет научной деятельности. А в прошлом месяце исполнилось 10 лет, как Решетников возглавляет Центральный ботанический сад НАН Беларуси. 

— Владимир Николаевич, как бы вы себя представили нашим читателям? 

— Свои титулы и звания перечислять не буду. Себя расхваливать не с руки. Вот друзья, коллеги говорят, что я человек творческий. Это при том, что стихи никогда не писал, не пел, не рисовал… Мое творчество всецело проявляется в науке. А больше всего меня увлекала и увлекает биохимия клеточного ядра. Сама природа — гениальная волшебница. Ну а я, вглядываясь в микроскоп, восхищаюсь ее мастерством и сам творю. Вношу новые краски в генную картину, «рифмую» ДНК-коды… 

— В детстве, наверное, вовсе не мечтали быть ботаником? 

— В малолетстве повидал войну. В 16 лет, когда окончил школу, в армию еще не призывали. Тогда и вспомнил о своем увлечении растениями, решил поступать в Московскую сельскохозяйственную академию имени Тимирязева. Шел учиться с серьезными намерениями. В войну понял, что такое нехватка хлеба, мечтал изобрести эликсир плодородия… 

Ну а потом были Белорусский НИИ плодоводства, овощеводства и картофеля, Институт биологии АН БССР, Институт экспериментальной ботаники имени Купревича Академии наук и вот теперь ботанический сад. В разные годы занимался выведением новых сортов картофеля, изучал влияние радиации на ядра растений, руководил работами по генной инженерии… 

— А чем занимаетесь в последнее время? 

— Сейчас мы с коллегами выдаем растениям паспорта. После биохимического тестирования каждый сорт получает свой паспорт. В нем – вся полезная для ученых информация. Когда эта уникальная база данных сформируется, мы будем точно знать, где и что у нас растет. 

Еще одно серьезное направление – участие ботанического сада как головного учреждения в государственной программе «Развитие сырьевой базы и переработки лекарственных и пряно-ароматических растений». Если в двух словах, получаем новые фитопрепараты и пищевые добавки. 

Ну и, конечно, нельзя не отметить работы по введению в белорусскую флору новых плодово-ягодных культур, которые входят в государственную программу «Плодоводство». Видели ли вы когда-нибудь голубику размером с пуговицу пальто? И такая бывает. Ее родина    Америка, но мы заполучили из-за океана голубику высокую и теперь адаптируем ее к белорусскому климату. А еще изучаем клюкву крупноплодную. Эти сорта обогатят и нашу флору, и наше питание. 

— Эти диковинные для нас сорта ягод смогут расти по всей Беларуси? 

— Увы, пока это невозможно. Они любят тепло, поэтому могут высаживаться на юге и в средней части Беларуси. Возможно, удастся вывести новые сорта, более устойчивые к холодам. Это дело будущего. Такая же проблема и с деревом гинкго, и с тюльпанным деревом. Последнее есть только у нас в саду. Листья его похожи на кленовые, а цветки будто тюльпаны — очень красиво. Вот только к разведению таких диковинок надо относиться осторожно. Чужеродные растения могут вмешаться в нашу флору и стать агрессивными, вытеснить традиционные виды. Слышали, наверное, про борщевик Сосновского. Вот это типичный пример. Растения-«эмигранты» не должны занимать более 10 процентов флоры. 

— Мне известно, сейчас вы также экспериментируете с генетически модифицированными растениями. Однако в обществе сложилось неоднозначное отношение к трансгенным продуктам… 

— В Беларуси нет проблемы модифицированных продуктов. Эти вопросы актуальны для густонаселенных стран Африки и Азии, где не хватает продовольствия. Но трансгенез – мировая тенденция, и эксперты в этой области должны быть и в нашей стране. Белорусские ученые исследуют геном растений, не выходя за рамки Закона «О биобезопасности». В клюкву крупноплодную включаем «сладкий» ген, который повышает дегустационные качества. Но в основном работаем с декоративными растениями. Например, с помощью чужеродных генов пытаемся повысить устойчивость гиацинта к болезням. 

— У вас более 200 научных работ, а что пишете сейчас? 

— Готовлю к выпуску учебное пособие «Информационные системы растительной клетки». Это для моих студентов. Я читаю лекции о ДНК для пятикурсников биофака БГУ. 

— Много светлых голов среди студентов? 

— Людям моего возраста свойственно ворчать и ругать молодежь. Но я иного мнения. Студенты пошли толковые. Они интересуются современными биотехнологиями и генетической инженерией. Две дипломницы биофака — Екатерина Скриган и Людмила Канаш — в прошлом году пришли работать к нам в лабораторию и одновременно учатся в магистратуре. На днях утвердили тему диссертации еще одного моего аспиранта — Сергея Иванцова. Он будет исследовать полезные в фармацевтике свойства бегонии. Надеюсь, он и многие другие молодые ученые придут работать именно в ботанический сад. Сегодня это ведущее в стране научное учреждение своего профиля, а после грандиозной реконструкции и вовсе может стать одним из десяти крупнейших ботанических садов мира. 

— Это реально? 

— Вполне. К 2010 году, когда все работы закончатся. Главное условие – пополнить коллекционные фонды сада до 10 000 видов и разновидностей растений. Пока у нас 9500. К слову, в фондах самого крупного в мире Королевского ботанического сада «Кью-Гарден» в Лондоне – 40 000 видов растений из всех уголков мира. В Америке и в Юго-Восточной Азии есть сады, где 2—3 десятка тысяч видов. 

— За счет чего будете расширять растительный генофонд? 

— К сожалению, флора Беларуси не так богата, как в других странах. У нас 1600—1700 различных видов и разновидностей высших растений, а в азиатских регионах, например, 3—5 тысяч. Поэтому делаем ставку на оранжереи. В 2007 году мы открыли первую в СНГ экспозиционную купольную оранжерею. Здесь около 2000 видов и разновидностей теплолюбивых экзотических растений, многих из которых раньше у нас не было. В 2008-м откроются еще три оранжереи. После реконструкции до неузнаваемости преобразится озерный комплекс. Здесь мы разместим новые коллекции водных и прибрежных растений. Свою лепту в пополнение фондов вносит и селекционная работа. В прошлом году мы получили 12 авторских свидетельств на новые сорта лилий, эхинацеи, декоративных кустарников и других растений. В то время как в прошлые годы было по 2—3 свидетельства. 

— Владимир Николаевич, какое ваше любимое место в ботаническом саду? 

— Люблю бывать на экспозиции «Белорусский куток», что на берегу озера. Там хата с обычным деревенским палисадником. Моя мечта – чтобы такие белорусские уголки появились в ботанических садах разных стран мира. В 2006 году посольство Германии открыло в нашем саду немецкий уголок со своими традиционными культурами. Мы договорились с немецким посольством, что в одном из парков Германии появится и белорусский куток. Там будут наши любимые лук, репа, бобы, горох… 

— Белорусская природа для вас все же милее любой экзотики… 

— Чего у нас только не растет в саду, а меня тянет к своему. Люблю березы, васильки, колокольчики. Утром люблю запах диких полевых цветов, вечером — аромат жасмина. А крепче всего связь с природой чувствую у себя на даче. 

— На даче у вас, наверное, «филиал» ботанического сада? 

— Нет, у меня самый обычный участок. Четыре сотки. Одна – под картофель. Друзья смеются: мол, чего возишься со своей «адреттой», пойди купи в магазине. А я не могу да и не хочу избавляться от крестьянских привычек. Душа просит. Растет еще малина, пару яблонек, но есть и газон для отдыха. 

— Всю жизнь вы посвятили изучению растений, цветов. А как с цветами на бытовом уровне? Жене часто дарите букеты? 

— Об этом не забываю. Цветы отправил жене прямо перед интервью. Это редкая орхидея из нашего магазина, выведенная искусственной селекцией. У нее до 17 цветков на одном стебле. 

— Говорят, не все растения одинаково полезны. В смысле у некоторых может быть плохая энергетика. Что говорит на этот счет наука? 

— Объективно энергетика сводится к летучим эфирным маслам, которые по-разному воздействуют на человека. В Институте ботаники мы изучали действия эфирных веществ на настроение и состояние человека. И пришли к выводу, что некоторые «позитивные» растения можно рекомендовать размещать на подводных лодках, полярных станциях и в других замкнутых местах. Например, благоприятное воздействие на человека оказывают бегония, герань, фиалки, маранта. 

— Слышал, что живая новогодняя елка в доме приобретает нехорошую энергетику… 

— Это заблуждение. Только пыльца елки может обострить аллергию у тех, кто ею страдает. Подобные предрассудки связаны, возможно, с ритуальными ассоциациями – венки на кладбище делают из хвои. Живица и смола бодрят и несут только положительные эмоции. Так что не спешите быстро избавляться от лесной гостьи. Пусть она порадует своей красотой до старого Нового года. 

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter