«Плуг в Припять мы запустили по самые ручки, но и этого мало, чтобы сохранить жемчужину Беларуси в ее первозданном виде», — считает начальник Туровской межрайинспекции охраны животного и растительного мира Александр Пилипончик
Знаете, как получилось, что Александр Пилипончик (на снимке) и его коллеги познакомились с нами на двое суток раньше, чем мы с ними? Оказывается, пока мы неспешно, с двумя ночевками прямо на реке, продвигались от Микашевичей к Турову, инспекторы ни на минуту, особенно ночью, не выпускали нас из виду, прикрывая от возможных неприятностей.
— Высший пилотаж, Александр Алексеевич, — снимаю перед Пилипончиком шляпу при личной встрече. — Вы видите и слышите все, а мы об этом даже не подозреваем. Теперь я понимаю, почему и для браконьеров ваше появление как гром с ясного неба.
— Имею приказ начальника Государственной инспекции охраны животного и растительного мира при Президенте Республики Беларусь Михаила Арешко оказывать вашей экспедиции всяческое содействие, — четко отвечает Александр Пилипончик и сразу же переключается на другое: — Давайте поговорим о грустном.
О том, что разговор будет именно таким, что будем говорить не о красотах Припяти, а о ее проблемах, я, в принципе, догадывался. Уже сейчас, при высокой воде, лодок и рыбаков на ней не счесть, и кто-то из них обязательно прихватил сети и другие запрещенные средства лова, которыми не преминет воспользоваться.
— Да нет, как раз с браконьерами все в относительном порядке, — поправляет меня Александр Пилипончик. — Это когда инспекция только организовывалась, всем тем, кто промышлял рыбой в немалых масштабах, приходилось делом доказывать, что мы пришли всерьез и надолго. Приходилось по четыре раза в день возвращаться на базу, чтобы разгрузить изъятые сети, составлять по двенадцать протоколов в день. Пять часов, помню, возились со светлогорскими наркоманами, которые мало того, что незаконно ловили рыбу, так еще и настоящее автородео на берегах Припяти устроили. Четыре с лишним часа составляли документы, да так, чтобы потом комар носу не подточил, на браконьерскую группу гродненских милиционеров — все они потом со службы были уволены. Было возбуждено и закончилось обвинительным приговором суда дело против группы браконьеров, которые чувствовали себя настолько неуязвимыми, что солили незаконно добытую рыбу прямо на берегу реки. Изымали стометровые сети с размером ячеи в один сантиметр, представляете. Сколько малька и молоди ими было загублено. Под корень изведен браконьер с прудов рыбхоза «Красная зорька» — сейчас здесь созданы контрольно-следовые полосы, каждые полчаса периметр прудов патрулируют охранники на мотоциклах. Справились с «капканщиками» — нашлись, было, умельцы, которые на обычные кружки для ловли щуки умудрялись ставить варварские приспособления. В итоге имеем вот такую статистику. В 2004 году, к примеру, составили 341 протокол по поводу нарушений правил любительского лова рыбы, изъяли 512 сетей. За первое полугодие этого года — 30 и 168 соответственно. Как вы понимаете, хуже мы работать не стали, да и кто бы это позволил, наоборот, вокруг инспекции сплотилось немало настоящих рыбаков, которые информируют нас о нарушениях и нарушителях. И это значит, что плуг в Припять мы запустили по самые ручки и браконьерскую ниву вспахали основательно. Невзирая на чины, звания, заслуги, некоторые так называемые уважаемые люди до сих пор или смотрят на нас косо, или вообще не здороваются. Ну и на здоровье.
Да, но если браконьерам дан решительный окорот, если с любителями дармовщинки борются не только три инспектора и их начальник, в зоне ответственности которых, кроме 110 километров Припяти, еще сотни километров Уборти и Ствиги, но и все честное рыбацкое сообщество, с чего бы, спрашивается, ждать неприятностей Александру Пилипончику. Впрочем, вспомнив разговоры с его коллегами, догадался, о чем, в принципе, пойдет речь. И на этот раз не ошибся.
— Спадет вода, начнется настоящая рыбалка, и на Припять, особенно левый ее берег, ломанутся толпы одуванчиков – так я называю таких, с позволения сказать, рыбаков и отдыхающих, после которых по всей реке разлетаются, словно семена сорняков, мусор и всякая прочая дрянь. Масштабы явления легче представить, если я скажу, что однажды на сравнительно небольшом отрезке прибрежной полосы я насчитал 130 машин. Больше чем уверен, что после отъезда восьмидесяти процентов из них, на это место смело можно вызывать мусоровоз и незагруженным он не уйдет. Если вы думаете, что я сгущаю краски, поговорите с полешуками, и они вам подтвердят, что в последние годы на Припяти сразу после ледохода начинается… бутылкоход. Это когда вся река забита плывущими пластиковыми бутылками, которые, как известно, не разлагаются и потом оседают в пойменных лугах и так далее, — обрисовывает недалекие и весьма грустные для Припяти перспективы Александр Пилипончик.
Я знаю, что человек он закаленный, прошедший через различные жизненные передряги (одна служба в уголовном розыске чего стоит), видел далеко не лучшие стороны нашей жизни, но поражаюсь, с какой все же болью говорит он о Припяти, как не хочет, чтобы это полесское чудо постигла судьба многих окончательно погубленных человеком рек и озер. Становится очень грустно, когда он на конкретных примерах доказывает, как мало, оказывается, надо, чтобы человек забыл о цивилизованности и интеллигентности, и миру явилось истинное лицо такого вот индивидуума. Это ведь для них инспекторы вынуждены ставить на припятских берегах и заливать бетоном стальные трубы внушительного диаметра, чтобы потом намертво приварить к ним лист железа-пятерки с надписями, призывающими беречь природу – что-то другое, не столь внушительное и монументальное, сожгут, расчленят на мелкие куски. Особенно поражает начальника инспекции то, как вроде бы нормальные мужики, которые уже соглашаются с его доводами, что свинарник после себя оставлять негоже, начинают наводить порядок в лагере, вновь становятся наглыми и развязными, если в этот момент из палатки вдруг выглянет взлохмаченный и чем-то недовольный женский, как говорит Пилипончик, «материал» — как это, мол, я такой весь разэтакий под пристальным женским взглядом вдруг бутылки и окурки собирать буду. Правда есть в практике Александра Алексеевича и казусный случай такого рода. Устав увещевать заартачившегося мужчину все же убрать место стоянки, он взял да сфотографировал, так, для острастки, его машину. Человека вдруг как подменили: стал извиняться за свое поведение и слезно просить стереть снимок. Потому как приехал он на отдых на машине тещи и… не с ее дочкой.
Есть ли выход из положения, и если есть, то какой? Оказывается, есть и не требует кардинальных решений. Просто арендаторы рек и водоемов, а процесс сдачи водных угодий в долговременное пользование юридическим и физическим лицам потихоньку набирает силу, работу на них должны начинать не с извлечения прибыли, а с вложения средств в обустройство зон отдыха, площадок и лагерей для автотранспорта, палаточных лагерей и так далее. Грубо говоря, надо сделать так, чтобы к реке вела одна дорога, и заканчивалась она таким вот временным пристанищем, от которого человек будет двигаться пешком и никак иначе. Обстоятельные и весьма конкретные разговоры на эту тему А. Пилипончик и ведет сейчас с руководством Житковичской ПМК-97, которая арендует тридцатисемикилометровый участок Припяти и прикладывает максимум усилий, чтобы они оказались успешными.
А мечтает Александр Алексеевич о том, чтобы все рыбаки, да и просто отдыхающие, стали похожими на давно знакомых ему минчан-сомятников. Они не только годами приезжают на одно и то же место, безропотно приводят в порядок лагерь, если до них там успели побывать люди непорядочные, но и каждого сома, если он весит менее пяти килограммов, выпускают в реку с напутствием:
— Расти малыш, через два года встретимся.
