Вышло второе издание книги Эдуарда Ханка «Пу-Га-Чев-Щи-На...»
Свое отношение к труду создателя «Теории волн» (эта книга впервые была издана еще 10 лет назад) выскажу, не томя читателя. К прочтению категорически рекомендую. Произведение Эдуарда Ханка может быть интересно не только читателям, чья профессиональная деятельность связана с шоу–бизнесом. Книга, представляющая собой беглое, но внятное исследование причин, почему советская эстрада так и не превратилась в музыкальную индустрию, будет любопытна тем, кто интересуется социальными процессами в целом. Однако считаю своим долгом честно предупредить: при прочтении придется столкнуться с некоторыми трудностями. Например, стиль. Автор советских хитов «Потолок ледяной, дверь скрипучая», «Журавлик», «То ли еще будет», «Малиновки заслыша голосок», «Я у бабушки живу», «А я лягу–прилягу» известен как человек взрывного, импульсивного нрава. Коммуникативная манера в жизни перенесена здесь на бумагу. Что, с одной стороны, безусловно, свидетельствует об искренности высказывания. Но, с другой, несколько отвлекает (раздражает) неровностью повествования. К примеру, Эдуард Семенович тяготеет к повторам и просторечиям. Несомненно, это тот случай, когда более привлекательной книгу бы сделали иллюстрации... Тем не менее отлично структурированная история трансформации позднесоветской эстрады в то, что сегодня показывают по телевизору, увлекает не хуже детектива. При этом надо отдать автору должное, чувством юмора он не обделен. Хотя его шутки чаще имеют горьковатый привкус. В том же ключе, что и знаменитый «перефраз»: «Из всех искусств для нас важнейшим является фуршет», приписываемый Ханку.
Взяв за образец траекторию песенной судьбы Аллы Борисовны Пугачевой, Эдуард Семенович выводит закономерности успехов и неудач в творческих профессиях, называя это «теорией волн». Экспрессия и напор, с которыми исследователь советской эстрады давно позиционирует разработанную им методологию, сослужили концепту не самую добрую службу. Некоторые коллеги Ханка считают многолетний труд «спекуляцией на имени примадонны», а самого автора «волн» чуть ли не выскочкой. Позволю себе по этому поводу две ремарки. Трудно представить, как без подробного анализа влияния Пугачевой на советскую поп–сцену (и причин, почему это влияние оказалось возможным и стало таким мощным) можно говорить о том, к чему мы пришли сегодня. Наблюдения же за коллективной реакцией на публичные выступления индивидов (что особенно хорошо прослеживается в наших колоритных сетевых сообществах) свидетельствуют о том, что позволивший себе мнение обязательно будет подвергнут агрессивным нападкам большинства, часто завуалированным под злую иронию. Некоторые психологи считают, что такая реакция объясняется «генетической памятью» советского человека, сформировавшейся во времена, когда выделяться из толпы и громко говорить на волнующие темы было просто опасно для жизни. Само же сообщение индивида тонет, не услышанное в потоке всеобщей фрустрации. Жаль. Потакая своим травмам, мы, понятное дело, вперед не движемся.
«Однако вернемся к Пугачевой», — как пишет Ханок в своей книге. Если опустить определение понятия «суперхит», в которое автор не вкладывает экономической составляющей типа продаж носителей, посещаемости концертов и упоминаний в прессе (что лишний раз подчеркивает условный характер постсоветского шоу–бизнеса), на примере судеб популярных и знаковых песен рассматриваются причины и следствия таких явлений, как провинциализм музыкального процесса, клановость в доступе к медиа–ресурсу, особенности института открытия новых имен, бедность образов и тем. Теоретик шоу–бизнеса не без оснований говорит о том, что весь ужас ситуации на поп–сцене состоит в существовании единственной модели для выживания в наших экзотических условиях. Все, что случилось до появления «фабрик», так или иначе связано с Пугачевой. Например, Ирина Понаровская «не случилась» потому, что не вовремя рассталась с мужем–продюсером, уступив фору Алле. Валерий Леонтьев стал известным потому, что стране нужен был мужской вариант АБП. Лайма Вайкуле «взлетела» благодаря творческому разводу Пугачевой с Паулсом. Предназначавшиеся певице номер один хиты достались Лайме. Трагизм же положения самой примадонны в том, что она всю жизнь вынуждена быть «при Мадонне», — при всем своем потенциале у нее никогда не было шансов на мировое признание.
Не буду останавливаться подробно на деталях, чтобы не лишать читателя интереса. Добавлю лишь, что Э.Ханок не упустил, кажется, ни одной важной темы. Есть и рассуждения о фонограмме, и о гонорарах звезд, и даже метафизическое объяснение, почему некоторые артисты могут стать известными, но популярными — никогда.
Казалось бы, все изложенное Ханком должно надолго погрузить читателя в беспросветную депрессию. Однако на манер добротной «голливудчины» автор ловко завершает произведение хеппи–эндом, суля радужные перспективы, якобы неизбежные после победы Димы Билана на конкурсе «Евровидение». Кода, безусловно, красивая. Но, скорее, носит терапевтический характер, нежели в действительности обещает перемены...
Фото ИТАР-ТАСС.
