Пригвожденная страна. «Революция гвоздик» в Португалии за два года превратила колонизаторов в колонизированныx

Продолжаем наш международный проект «Привкус цветных революций», организованный Аналитическим центром ЕсооМ совместно с издательским домом «Беларусь сегодня». Десятки ведущих политологов, аналитиков и публицистов из более чем 20 стран предлагают свое видение феномена «цветной революции», прочно вошедшего в мировую политику и разрушившего прежнюю картину мира. Что из себя он представляет, какое ему может быть противоядие и отчего этот феномен, отточенный на десятке различных государств, оказался несостоятельным в Беларуси? Поискам ответов на эти и другие актуальные вопросы современности и посвящен «Привкус цветных революций». Сегодня — заключительная часть нашего рассказа про «революцию гвоздик» в Португалии, стране с одним из самых высоких в ЕС государственных долгов к ВВП (в 127 процентов).

На улицах Лиссабона. Весна 1974 года.

Крах колониализма и экономики

Итак, запутанная «революция гвоздик» началась с госпереворота. Экономическая ситуация ухудшалась, но очень по-разному в зависимости от региона. Имели место хаос в Лиссабоне, национализация земли на юге, что привело к конфликтам с английскими землевладельцами, вооруженный мир на севере, где готовилась акция против Лиссабона. Страна разваливалась на части. Последовавшая за этим катастрофическая экономическая ситуация дала иностранной власти, которая помогала стране финансово, политическое превосходство.

Необходимо учитывать и колониальный контекст. Великому колониальному проекту португальской Еврафрики противостояли антиколониальный СССР, неоколониальная Англия, которая хотела заполучить португальские владения, и независимые африканские государства.

После этого Португалии предстояла тяжелая война, в которой эти державы поддерживали борцов за независимость Африки на всех границах. Португальская армия победила везде, кроме Гвинеи-Бисау, но Лиссабон был вынужден посылать все больше и больше войск на заморские территории, что привело к возрастающей роли солдат в политическом режиме и обществе. А также к недовольству среди молодежи и семей, которые были обеспокоены этими бесконечными войнами против часто недоступных партизан (ангольские джунгли). Поражение в Гвинее-Бисау стало глубоким национальным потрясением и деморализовало рядовых солдат. Под влиянием своих африканских противников они постепенно принимали марксизм.

Колониальный контекст связан с контекстом войны во Вьетнаме, которая вступала в заключительную фазу — полного военного поражения США. Молодые американцы и солдаты, вернувшиеся с фронта, проводили в США демонстрации против войны. Их пример, конечно же, находил отклик в португальском обществе, которое столкнулось с гораздо более глубокой войной, чем кампания США во Вьетнаме. Борьба за деколонизацию была модным лозунгом в среде глобализирующейся интеллигенции. Демонстрации в Португалии были запрещены, поэтому многие молодые португальцы выразили свой протест, эмигрировав из страны.

В португальском колониалистском обществе радио Би-би-си и прочие рупоры Запада вызывали смятение у солдат и проводили параллели между поражением США во Вьетнаме и Португалии в Гвинее-Бисау.

В то же время салазаризм был ослаблен болезнью его исторического основателя, который перестал быть у власти после несчастного случая в 1968 году и умер в 1970‑м. Его преемник Каэтано был слаб и непопулярен в армии, поскольку не был министром обороны, как Салазар. У него было мало личных контактов с военными, и он окружил себя молодыми технократами. Между тем солдаты и младшие офицеры, чаще принадлежавшие к рабочему классу, требовали дополнительных пенсий и привилегий, поскольку общество становилось все более милитаризованным (число солдат выросло с 40 тысяч в 1960 году до 217 тысяч в 1970‑м — и это на 9 млн жителей). Каэтано был ошеломлен этими требованиями и не до конца понимал масштабы конфликта, который наблюдался и внутри армии, разделенной между офицерами, придерживавшимися консервативных взглядов, и все более левыми войсками, вернувшимися из колоний.

Антониу Салазар.

Такого им не НАТО

Роль Североатлантического альянса в падении режима — доказанный факт. Как только Португалия вступила в НАТО в 1949 году, этот союз вынудил страну коренным образом изменить состав своей армии и ее поведение. С одной стороны, НАТО заставило португальскую армию расширить контакты со своими евро-американскими коллегами, что оказало идеологическое влияние на военнослужащих и постепенно привело к принятию идеи либеральной демократии. С другой стороны, альянс требовал, чтобы офицеры проходили частичную подготовку за рубежом и чтобы местная подготовка была более профессиональной. В результате именно «поколение НАТО» начало открыто критиковать режим, что уже в 1961‑м привело к попытке госпереворота, предпринятой этими вестернизированными солдатами.

Таким образом, салазаризм был подорван в первую очередь образованием элиты. Та же проблема сегодня существует в Иране, который после «зеленой революции» 2009 года решил отправить свою элиту учиться не в западные университеты, а в исламские государства.

Стоит отметить, что сам Запад поначалу поддерживал Салазара, потому что тот был экономическим либералом и эффективным оплотом против коммунизма. Но к 1960‑м годам Запад уже хотел экспортировать свою либерально-либертарианскую модель во всей ее полноте. И все меньше терпел националистическую политику и престиж Португалии, чей прочный колониальный проект и хорошее финансовое управление обеспечили как сильный экономический рост (6 — 8 процентов в год до 1974‑го), так и реальную и прочную политическую и экономическую независимость.

Интересы Англии, США и ФРГ объединились, чтобы положить конец этой довольно эффективной португальской геоэкономической системе.

«Сложная проблема». Карикатура Жуана Абель Манта. 1974 год.

Операция «Гладио»

Португалия не только входила в НАТО, но и, как все страны-члены, была связана со «стратегией напряженности», разработанной в Западной Европе в 1970‑х годах. Как и в Италии, в Португалии была очень мощная компартия. США и Англия считали ее одним из государств, которым больше всего угрожает коммунистическая экспансия. Поэтому Португалия, как и Италия, была объектом самого пристального внимания в связи с возможной войной против повстанцев, известной в Италии как операция «Гладио», целью которой была дестабилизация любого правительства, близкого к компартии, путем возбуждения неконтролируемых ультралевых групп или крайне правых движений. Которые впоследствии способствовали бы установлению авторитарной власти и оплота «свободного мира». Ключевой страной для формирования «Гладио» была Англия, где проходила подготовка этой операции.

В Португалии «Гладио» имела особое значение благодаря деятельности группы Aginter Press — так называлась компания, которая скрывала военно-политическую деятельность этой группы. Она была португальской, французской (из антиалжирской организации «Секретная армия», находившейся в изгнании в Португалии) и была связана с другими секретными службами, в частности западногерманской (BND) и ЮАР, а также испанской и греческой. Роль Aginter Press задокументирована в Италии и показывает, что Португалия была главным центром «Гладио» в Европе.

Связь португальских служб с ЮАР логична, учитывая общий «белый» фронт против черноафриканских борцов. Связь сo службами ФРГ может объяснить особую роль Спинолы и ФРГ в событиях «революции гвоздик».

Не исключено, что его связи с Германией продолжались и после войны. И маловероятно, что политика влияния ФРГ в Португалии, а затем и в Восточной Европе могла развиваться независимо от разведслужбы BND. Та была созданием НАТО (как и бундесвер).

На улицах Лиссабона. Весна 1974 года.

Конец карьеры Спинолы, героя апреля 1974 года, весьма знаменателен. Как только его госпереворот провалился в марте 1975 года, он был вынужден отступить с остатками Aginter Press в Испанию, затем в Бразилию, а часть его людей отправилась в Чили к Пиночету.

Человек, который начал революцию, чтобы спасти салазаризм или, по крайней мере, правый режим и Еврафрику от упадка правительства Каэтано, и который от имени НАТО предпринял две попытки антимарксистского госпереворота и готовил третий, был окончательно дезавуирован своими спонсорами и отправлен в небытие, как только Западу удалось найти более приемлемого кандидата.

В апреле 1976 года Англия отказала ему во въезде на свою территорию, так и не признав законность его президентских полномочий.

По мнению политолога С. Хантингтона, одного из пионеров исследований переходного периода, португальскую революцию следует рассматривать как начало нового этапа в истории либеральной демократии. Португалия рассматривается как первый случай того, что Хантингтон называет «третьей волной демократизации» (после XIX века и 1950‑х годов), которая привела к краху многих авторитарных режимов в Южной Европе, Латинской Америке и Восточной Европе, Восточной Азии и Южной Африке в последующие десятилетия.

Политологи, специализирующиеся на теории переходного периода, подчеркивают, в частности, важность в демократических переходах таких международных факторов, как дипломатия, политическое давление, идеологическое проникновение, мягкая и жесткая сила, угрозы, санкции и так далее. В Португалии роль всех этих факторов особенно очевидна.

Сети и методы, использованные участниками «революции гвоздик», широко применяются в Восточной Европе. Влияние Ватикана ощущается в Польше, Чехословакии, Венгрии, Литве, Словении и Хорватии. Роль ФРГ и BND была решающей во всех этих странах. Европейские фонды позволили купить местных главарей вырождающихся режимов и предложить, казалось бы, серьезную (но иллюзорную в долгосрочной перспективе) экономическую альтернативу.

Хантингтон подчеркивает и роль элит как акторов, которые принимают и даже возглавляют этот процесс при фундаментальной трансформации своего мировоззрения — появлении нового, менее военного, социально-политического чувства, которое больше не признает политической необходимости видимого применения вооруженной или полицейской силы и сопутствующего ей авторитарного дискурса.

Это, однако, не означает, что эти режимы не используют насилие в реальности или в какой-то другой форме с усилением контроля через современные средства коммуникации. Режимы, возникающие в результате этой эволюции, мягкие по форме и содержанию: они представляют себя как мирные (что не всегда так) и современные.

То есть позиционируют себя как гуманистический прогресс по отношению к предыдущему режиму, который презирался как архаичный или ана­хроничный. Они прекращают открытую борьбу против своих исторических противников и ослабляют способность государства к действиям, а также способность населения к долгосрочному сопротивлению, за исключением тех случаев, когда война является постоянной реальностью, как в Бирме. Эти режимы, несмотря на их огромное разнообразие, можно назвать модными, соответствующими глобализированному воображению западного международного сообщества и вкусу общества, которое все меньше ориентируется на рабочие классы и их сельскохозяйственную, рабочую, религиозную или военную культуру.

Именно молодые выпускники, иногда прошедшие обучение за рубежом, фактически свергают эти авторитарные режимы, которые, как правило, по-прежнему поддерживаются более консервативными в своих политических ориентирах рабочими классами.

Если сравнивать французский май-1968 с «революцией гвоздик», то это, по сути, одни и те же действующие лица: социалисты, спецслужбы, Англия, ФРГ, ЕЭС, США и определенная часть молодежи (гражданская во Франции, военная в Португалии). В обоих случаях просоветская компартия была очень активна, но оставалась в стороне от окончательной политической победы. В обоих случаях «цветная революция» свергла суверенистский режим. Можно задаться вопросом, насколько диктаторским был салазаризм при Каэтано, когда он отзывал противников из ссылки. Либерализация режима шла полным ходом, и можно думать, что он довольно быстро принял бы более или менее демократическую форму. С этой точки зрения и для Запада характер режима вызывал меньше беспокойства, чем его еврафриканская политика и золотой запас.

Де Голль и Каэтано, такие глубоко разные, пали потому, что отказались быть простыми сателлитами.

С другой стороны, нельзя не отметить принципиальную разницу в масштабах событий. Май-1968 длился всего несколько недель и показал свое истинное значение только в 1969‑м и особенно в 1981 году: социально-культурная революция. В Португалии же «цветная революция» стала общим крахом политической и экономической системы. Онa длилaсь два года и со временем становилaсь все хуже, в равной степени из-за колебаний между коммунизмом, крайне правыми и социализмом, а также из-за поспешных решений: колониальная империя была оставлена без подготовки, экономика дезорганизована, страна разделена, повсюду гражданские волнения. В 1976 году государство было полностью разрушено, и это разрушение было гораздо ближе к «цветным революциям» XXI века, чем к маю-1968.

Политический и экономический вакуум, созданный этой неожиданной катастрофой, позволил провести полную трансформацию страны, которую сегодня, с оглядкой на второй крах 2008 года, можно описать как колонизацию Португалии северо-западными европейскими державами во всех отношениях: идеология, политический режим, культурная идентичность, право собственности на средства производства и капитал, социально-экономическая модель.

Некоторые убытки Португалии от «революции гвоздик»

Оливье РОКПЛО, доктор, политолог, историк, геополитик, специалист по России и Вьетнаму, советник спецпредставителя Франции в РФ (университет Сорбонна).