Приговоренные к жизни

В Беларуси к пожизненному заключению осуждены 140 человек...

В Беларуси к пожизненному заключению осуждены 140 человек. Из них 86 находятся в жодинской тюрьме № 8. Их свобода навсегда ограничена периметром участка особого режима. У каждого свой страшный путь сюда, своя история. А вот здешний быт у всех одинаков. И суров настолько, что один из заключенных, Дмитрий З., в сердцах говорит: «Лучше бы я ушел из жизни сразу. Вы не представляете, насколько тяжело выдержать срок, у которого нет конца». Однако сочувствия эти слова не вызывают — особенно после того, как ознакомишься с уголовными делами осужденных.


Вот могилевчанин Олег Т. Всю жизнь был содержанцем у матери, совершенно не стыдясь такого положения дел. Круг знакомых — в духе бандитского беспредела 90–х. После смерти родительницы молодой человек по–прежнему не особо обременял себя трудом, перебиваясь случайными заработками, чаще — нелегальными. Не изменял и своей привычке выпить. Подруг, как правило, выбирал под стать себе... Части расчлененного тела одной из них милиционеры обнаружили прямо под окнами дома убийцы, в мусорных контейнерах. С трупом другой несчастной он поступил примерно так же... В третьем убийстве Олег сознался уже в тюрьме.


К тюремным условиям преступник приспособился довольно быстро, хотя ранее не был судим. В основном арестованных приговор все же шокирует. Не столько условиями содержания, сколько «неосязаемостью» срока. Для многих это — край, дальше — только расстрел. Каждый из них старается найти отдушину: в религии, искусстве, спорте, а кто–то просто ваньку валяет или прикидывается, что вроде как не от мира сего. Не только ради собственного душевного равновесия, но и для мирного сосуществования с сокамерниками. Выдержать друг друга больше месяца–двух осужденным удается редко. Один не там оставил носок, другой, умывшись, капнул водой на кровать соседа... и вот он — конфликт. Начинается переселение на усмотрение администрации. Задача, кстати, не из легких, ведь чуть ли не каждый приговоренный к ПЗ не раз делил камеру почти со всеми местными обитателями. Впрочем, в этом есть и плюсы: так постояльцы особого учреждения узнают характер друг друга и в ситуации, в которой раньше разгоралось пламя, ведут себя сдержаннее.


Химера личной жизни


Николай С. получил срок за убийство с особой жестокостью. Сейчас 9 утра, ему с сокамерниками запрещено лежать на койках. Двое играют в домино, а он, обойдя игроков, подходит к зарешеченному окну. За наружными металлическими «ресничками» видно только рваное небо. «Ни к чему здешним обитателям информация о том, что происходит во дворе, какова линия охраны, сколько сотрудников дежурят по периметру», — объясняет начальник отряда по организации исполнения наказания в виде пожизненного заключения старший лейтенант внутренней службы Василий Занкевич, когда через дверной глазок я наблюдаю за происходящим внутри камеры. Металлические двухъярусные койки, стол и скамейки вмурованы в бетонный пол. Полочка для телевизора, кажется, навеки срослась со стеной. Кстати, телевизор, радиоприемник в камерах разрешены, если осужденные могут себе их позволить. А некоторые из них настолько мастерски владеют словом, что, переписываясь с различными благотворительными организациями, умудряются за их счет оборудовать свои «апартаменты» всем необходимым. В рамках дозволенного, конечно.


Николай потянулся и снова уселся на прежнее место, где в надежде отыграться постукивали костяшками его партнеры. Как и все осужденные, они живут в камере с прочными стенами, за двумя дверями. В полной изоляции. Любопытный глаз и вопросы гостьи, видимо, раздражали осужденных. Кто–то из них даже сделал музыку погромче: мол, нечего беспокоить — у нас какая–никакая, а личная жизнь.


«Склонен к побегу и нападению». Эта надпись и фото бритоголовых мужчин на стенде КПП вспомнились, когда вслед за осужденными мы спускались в так называемую подземную галерею — расположенный под тюрьмой тоннель. Терять этим людям особо нечего, поэтому порядок перемещения по тюрьме чрезвычайно суров. За пределами жилого сектора арестованным с пометкой ПЗ на робе передвигаться разрешено, согнувшись пополам, ноги — шире плеч, руки в наручниках — сзади, высоко подняты, пальцы растопырены. Из такого положения напасть сложно. Поднимать голову, разгибаться запрещено, команды выполняются немедленно, каждого осужденного сопровождают двое контролеров с собакой.


Как рассказал контролер–кинолог тюрьмы сержант внутренней службы Алексей Кралько, собаки реагируют только на специфический запах осужденного. Рядом с Алексеем в качестве спецсредства — ротвейлер Майкл. Как и остальных здешних четвероногих охранников, его, трудновоспитуемого, сотрудникам тюрьмы отдал прежний хозяин. Некоторые караульные собаки охраняют учреждение по периметру, за решеткой, где у них — постоянный пост и постоянное место жительства.


Один на один с совестью


Прогулка — часть расписания, длится 30 минут. По галерее ведут Алексея М. с сокамерниками. Через решетчатую дверь прогулочного дворика — той же камеры, где вместо потолка — квадрат зарешеченного неба, Алексей предупредил журналиста:


— По уголовному делу не разговариваю.


Между двориками — стены, чтобы осужденные не переговаривались и не перекидывались записками.


— Здесь я уже 13 лет. Из–за своей дурости. Находился не там, где надо, не с теми людьми в компании был, драки начинал сразу, без разговоров. А ведь до этого серьезно занимался легкой атлетикой, среди школ района занимал первые места по бегу. Вырос на фильмах, где Ван Дамм и Сталлоне в роли главных героев, нередко отсидевшие в местах лишения свободы, снова принимались за добрые дела. Как правило, силой доказывал свою правоту.


— Если бы освободились, чем бы занялись?


— Я служил в мотострелковых войсках в Печах, даже увольнять не хотели, предлагали остаться по контракту. Надо было соглашаться. В армии получил профессию — мастер по ремонту артиллерийского вооружения и средств ближнего боя. В ПТУ поступал, ушел на завод... Работать бы, освободившись, точно пошел, любую профессию осваиваю легко. Хочу создать семью. Сожительница была, да сплыла. Смысл? Любая женщина понимает, что ПЗ — это бесполезно.


— Если бы вам сказали, что один день можно провести на свободе, что бы вы сделали за этот день?


— С родственниками побыл бы — виноват я перед ними. Я несу наказание здесь, а они из–за меня — там. Попытался бы искупить свою вину в первую очередь перед матерью. Со школьной скамьи мучается со мной. Приезжает сюда, видит меня, расстраивается, уезжает... А как помочь? Все, что могу, это успокаивать, говорить, что законы меняются... Мать — верующий человек, в церковь ходит.


— А вы?


— Я — атеист.


Одни осужденные говорили, что устроились бы на работу, попробовали бы хоть что–то исправить. Другие предпочли бы навечно остаться в заточении, не важно, здесь или на свободе, только бы подальше от людского общества. Искренни ли они в своих словах? Почти все говорят о том, что они либо изменились, либо уже близки к этому, и лишь единицы — о том, что для этого собираются делать и для чего им свобода.


Кстати, самому старшему постояльцу тюрьмы было 60 лет, когда его перевели на улучшенные условия содержания в ИК–13 в Глубокое: прогулки дольше, посылок, передач и свиданий больше, а вместо камеры — жилое помещение казарменного типа. Такая возможность появляется у всех жодинских «пожизненников» после 10 лет пребывания в тюрьме при условии, что отсутствуют серьезные нарушения правил внутреннего распорядка. Еще через 10 лет администрация колонии вправе ходатайствовать перед судом о замене пожизненного заключения на определенный срок лишения свободы, но не свыше пяти лет.


Смотреть в оба


Пока Алексей вместе с остальными узниками особого корпуса втаптывал в землю и без того плотный слой снега, сотрудники тюрьмы обыскивали их камеры. Искали запрещенные предметы и признаки готовящегося побега. Примечательна любая мелочь, даже чашка осужденного, на пару сантиметров сдвинутая с ее обычного места, привлекает внимание и может стать поводом для осмотра.


Тем временем старший контролер режимной группы выводит других осужденных из душевой в одну из камер. Он же сопровождает их на краткосрочные свидания, принимает передачи и посылки. В год осужденному пожизненно положены одна посылка до 30 кг, два краткосрочных свидания до четырех часов, два раза в месяц можно отовариться в магазине изолятора по безналичному расчету. Возможно получение книжной бандероли.


Передачи в Жодино принимают пять дней в неделю, кроме воскресенья и понедельника. Но прежде чем осужденные смогут получить переданное, оно тщательно проверяется. При этом учитывается, что продукты не должны потерять своих потребительских свойств. Бывает, что сиделец складывает в камере, допустим, колбасу по кусочкам воедино и ему кажется, что что–то не сходится. Тогда сотрудники при нем еще раз ее взвешивают. Запрещенные предметы в «приемке» все же находили. К примеру, спрятанный в булочке мобильный телефон, пакетик с марихуаной под стелькой обуви... Поэтому здесь подошвы гнут, швы, особенно незаводские, тщательно прощупывают, используют и металлоискатели.


...Местная труженица — лошадь Роза тянет телегу с 40–литровыми баками. Свежие круги на снегу возле корпуса ПЗ говорят о том, что здешние обитатели в камерах уже уплетают приготовленный осужденными из отряда хозяйственного обслуживания обед. Эти люди обслуживают приговоренных пожизненно, готовят пищу, стирают, убирают. В режимных корпусах «восьмерки» также содержатся подследственные, осужденные, ожидающие отправки в места отбывания наказания (например, в исправительную колонию) либо в отношении которых рассматривается кассационная жалоба. В тюрьме находятся люди, которым назначен такой вид наказания, как арест до шести месяцев за незначительные преступления. Оставшийся спецконтингент — находящиеся в стационарной медчасти и те, кто отбывает наказание в тюремном режиме.


А теперь — «Яблочко»


Отбивая ритм ногой в шерстяном носочке, 30–летний Анатолий Т. играл на баяне «Яблочко» в комнате психологической разгрузки корпуса ПЗ. Спрашиваю:


— Я верно прочла на табличке, что на двери: «Изнасиловал четырехлетнюю девочку... с последующим удушением»?..


— Да. Шел пьяный домой... Это было страшно. Много раз пытался объяснить себе почему. Но так и не смог. Говорю не для того, чтобы как–то вину с себя снять. Этому вообще нет объяснения... Всегда был для семьи проблемой. Теперь я здесь, и проблемы больше нет. Молюсь за них.


— Вы уверены, что если освободитесь, больше не совершите подобного?


— Не уверен. Как и в том, что освобожусь. Но если бы такая возможность была, попытался бы жить по–человечески. Сейчас думаю о том, как здесь выжить. Это только кажется, что никаких забот... Тут многие считают, что виновны все, кроме них, выдумывают о себе какие–то хорошие легенды и со временем сами в них начинают верить.


— А вы?


— Я согласен с приговором суда. Только когда услышал вердикт, стал понимать, куда отправляюсь и что натворил. Это как удар по голове, который, наверное, никогда не пройдет.


Большинство преступлений осужденные к ПЗ совершили в состоянии алкогольного опьянения. В последнее время категория отбывающих пожизненное заключение молодеет, примерно 45 процентов — от 20 до 30 лет. Около 30 процентов не имеют и среднего образования, ранее судимые — 75 процентов. Почти половина из них признают вину полностью, примерно столько же — частично, процентов десять вину не признают.


«Высокий голубоглазый блондин желает познакомиться...»


В оперативном отделе трое инспекторов по учету корреспонденции просматривают входящие и исходящие письма. Конверты из корпуса ПЗ можно узнать по их яркому оформлению и объему. В среднем за день инспектора прочитывают по 200 писем каждый: «Иногда такого напишут, что хоть сериал снимай». Одна девушка вела дневник и высылала его любимому «пожизненнику». Каждый день страниц по 50 мелким почерком! Особо образованные пробовали писать на английском. Но такие послания возвращали авторам и просили излагать свои мысли на русском.


Не попадут адресату и письма, выполненные тайнописью, шифром, с применением других условностей или жаргона, а также содержащие сведения о государственной или служебной тайне и т.д. Нецензурная брань тоже запрещена. Не пройдут и угрозы или когда просят родственников со свидетелями поговорить... Попадаются листы и с таким содержанием: «Высокий голубоглазый блондин желает познакомиться...» На самом деле: коротконогий темноволосый мужичонка, которому хочется хотя бы эпистолярной любви и ласки. И ведь многим отвечают, посылки шлют. Кстати, бандероли, заказные письма, открытки и телеграммы тоже тщательно изучаются цензорами.


Тюремный пастырь


«Что самое страшное в пожизненном заключении?» — спрашиваю у одного из осужденных. «Быть без бога», — отвечает он.


Сейчас в Беларуси около 100 тюремных священников, в штат исправучреждений включены лишь 20 из них. Настоятель прихода храма во имя Покрова Божией Матери деревни Остров иерей Виталий Грак уже три года посещает обитателей тюрьмы № 8. В основном его «прихожане» — получившие пожизненный срок. У священнослужителя особая миссия:


— Им нужно определенное время, чтобы осознать свою вину и прийти к богу. Это наиболее сложная категория, ведь у таких людей отсутствует мотивация к исправлению. «Зачем жить, что–то менять, если здесь я и умру?..» — говорят они.


— Истинно ли они веруют?


— Да. И я им верю. Ведь исповедь или раскаяние не дают людям внешних преимуществ, это их внутренняя потребность. Исповедь, причастие, таинство крещения, беседа всегда происходят один на один в молитвенной комнате, через решетку. Осужденный знает: все, что он скажет, останется между нами. Мы говорим, не глядя на часы, столько, сколько человеку нужно.


— Каково вам хранить все это?.. Ведь речь не про обычных прихожан.


— Тяжело. Перед тобой — убийца, который об ужасных вещах рассказывает как о чем–то обыденном. Но, с другой стороны, раз он ко мне обратился, значит, хочет работать над собой.


Помощь нужна и ВИЧ–инфицированным, наркозависимым, страдающим от туберкулеза осужденным пожизненно. За поддержкой к настоятелю обращаются даже близкие осужденных, а для матери одного подследственного очень важно было присутствие иерея в суде. Конечно, отец Виталий объясняет, что выступать в качестве защитника не имеет права. Но, быть может, иногда, решая судьбу приговоренного, стоит поинтересоваться и мнением священнослужителя...


Некому руку подать


Евгений Ц., осужденный за двойное убийство, рассказал свою историю:


— Родители развелись, когда мне было 6 лет. Увлекался резьбой, рисованием, занимался каратэ. Когда мне исполнилось 16, умерла мать. Отец отказался от меня после суда. На свой мальчишник пригласил друга и двух девушек. С одной из них мы занялись любовью, потом она стала кричать, что я ее изнасиловал. Просил поговорить спокойно, ничего не вышло. Тогда заставил ее замолчать. В комнату вошла подруга, я испугался, убил и ее... Помню, что сильно напился, а когда проснулся и увидел трупы, понял, что натворил. Невеста была на третьем месяце беременности, и передо мной стоял выбор: рассказать все или попытаться жить дальше. Выбрал второе. Тела бросил в колодец. Семь месяцев девушки считались без вести пропавшими. Было тяжело. Достоевский в «Преступлении и наказании» точно описал и мое состояние.


Правильно говорят, что от себя не скрыться. Даже от случайного взгляда постороннего человека холодело в груди. Первое время боялся, что поймают, а потом устал бояться. Когда позвонили из правоохранительных органов, все понял, просто сидел дома и ждал. В тюрьме решил, что жить незачем, ведь не могу ничего изменить — люди мертвы. Попытался покончить с собой. Спасли.


Сыну уже 11, живу только ради него. Хотя, думаю, он обо мне и не слышал.


— На кого он похож?


— На меня, капля в каплю: нос, уши. Я фото видел. Если даст бог, выйду и приду к нему... Хотя... что скажу? Да и нужен ли буду ему? Кто я? Изгой, отброс общества. Кто–то здесь пытается об этом не думать, старается казаться веселым, более сильным и тем самым — избавиться от гнетущего состояния. Все равно мы — нелюди, такими для общества и останемся. Может, поэтому человек и совершает повторные преступления, ведь снова оказывается в прежнем окружении. Там, где его понимают и принимают таким, какой он есть... Тяжело, когда рядом нет близких. Это как у Лермонтова: «И скучно, и грустно, и некому руку подать».


Что ж, Евгений Ц. сейчас может хотя бы скучать и грустить. У своих жертв он отнял возможность испытывать хоть какие–то эмоции. Вместе с жизнью. Поэтому подать ему руку желания не возникло...


Людмила ГЛАДКАЯ.


Фото Вячеслава Цуранова.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter