Благоухает май, а мысли вдруг обратились к задумчивой поздней осени. Когда с деревьев осыпаются последние сухо шуршащие листья. Когда высоко над лесом, в пронзительной яркой прохладной синеве, летят стремительные сильные птицы. И в их отчетливо звучащих в тишине коротких вскриках слышится щемящая грусть. Смотришь, и каждый раз кольнет вопрос: вернутся ли по весне? Понимаешь: да, вернутся. Таков установленный природой закон. Вернутся. Но не все...
Летящий в небе журавлиный клин всегда вызывает у меня ассоциацию с известной песней Яна Френкеля и Расула Гамзатова. И думаю я не только о тех солдатах, которые остались на полях сражений Великой Отечественной. Но и о тех, выживших всем смертям назло после кровавой мясорубки. Смотрели. Дышали. Любовались небом, солнцем, водой, травой... И ушли через годы и десятилетия после последних залпов Второй мировой. В первую очередь я вспоминаю своих Учителей. Именно так. Учителей с большой буквы. Они всегда отмечали два майских праздника. Скромный День печати. Их профессиональный праздник. И великий День Победы. Их и наш всеобщий день радости, счастья. И щемящей грусти.
Заведующий отделом культуры «Советской Белоруссии» Роман Алексеевич Ерохин. В годы войны — морской пехотинец, десантник. Декан факультета журналистики Белгосуниверситета Григорий Васильевич Булацкий. Боевой летчик. Редактор газеты «Звязда» Аркадий Афанасьевич Толстик. Партизан, боец специального подразделения по борьбе с бандитизмом. Фотокорреспондент «Чырвонай змены» Федор Афанасьевич Бачило. Командир партизанской диверсионной группы. Сотрудник «Звязды» Емельян Степанович Шурпач. Подпольщик, партизан... Каждый из них оставил в моей жизни своеобразный след. И светлую память.
Они были очень разные. Эти солдаты той великой войны. По характеру. Мироощущению. Устремлениям... Но их объединяло одно. Общее. И драгоценное. Это были удивительной щедрости души люди. Бескорыстные в своем стремлении помочь нуждающемуся. Отстоять слабого и беззащитного. Поддержать юного и неискушенного. Я помню их в 70–х — начале 80–х годов прошлого века. В самом расцвете творческих сил. Энергичных. И мудрых. Они относились к нам, тогда зеленым и неоперившимся, по–родительски. А возможно, и более глубоко, понимающе, прощающе и воспитывающе. Я учился в 9–м классе, когда послал свой первый опус в «Советскую Белоруссию». Он попал к бывшему фронтовому десантнику Ерохину. С того дня Роман Алексеевич на протяжении 40 с лишним лет был главным моим критиком, советчиком, старшим другом. К которому можно было обратиться в любое время, с любым (часто вовсе не профессиональным) вопросом. И получить взвешенный ответ и толковый совет. Между мной и им, как, впрочем, и другими моими Учителями, понятное дело, была дистанция огромного размера. Но эту дистанцию они сжимали до ширины шага. Который я, да и сотни таких, как я, делали, переступая, например, порог кабинета Григория Булацкого или Аркадия Толстика. Они могли быть излишне эмоциональными, раздраженными и даже жесткими. Но никогда не позволяли себе оскорбить или унизить.
Они не любили говорить о своих военных подвигах, окропленных собственной кровью боевых наградах, о жизненных трагедиях, преодоление которых иначе чем героизмом не назовешь. Может, из скромности. А может, потому, что не хотели лишний раз ворошить прошлое и страшное. Лишь спустя много лет после знакомства я узнал, что Роман Ерохин ушел добровольцем на фронт в 17. Был тяжело контужен. И несколько лет провел на госпитальных койках. Что Григорий Булацкий вместе с друзьями по личному разрешению Сталина на свои средства купил самолет. Совершил на нем 80 боевых вылетов. И выбыл из строя после ранения, вызвавшего страшную травму позвоночника. Что у Аркадия Толстика фашисты убили мать. Что Федор Бачило пустил под откос 28 вражеских эшелонов. В 20 лет был награжден высшей наградой СССР — орденом Ленина. И вместо потерянной ступни у него — протез. Что Емельян Шурпач поддерживал смертельно опасную связь с патриотами Минского гетто. Участвовал в операциях по уничтожению предателей в оккупированном городе. А после войны был брошен в застенки Цанавы и чудом не пошел по гулаговскому этапу...
Уход каждого из них болью отзывался в сердце. И потому, что уходили очень близкие мне люди. И потому, что я понимал: уходит эпоха. Безвозвратно. Уходит особое поколение. Подобного которому, очевидно, больше никогда не будет в нашей истории. Они не только победили самое страшное зло на Земле. Побывав в аду, они не впитали его жестокости и беспощадности. Наоборот, стали возвышеннее и человечнее.
...Журавли, пролетающие над нашим благословенным краем, на самом деле серые. А белые в песне они, я думаю, потому, что «белый» значит еще и чистый, светлый. Как солнечные майские дни, что купаются в белопенье весеннего цветения. Именно такими были мои Учителя. Как и многие миллионы тех, кто прошел через ту такую далекую и такую близкую войну. Вечная слава им. И вечная благодарность.
...Вчера в редакцию пришла печальная весть. Ушел из жизни бывший сотрудник «СБ», ветеран Великой Отечественной войны Африкан Филиппович Литвин.
