К условиям не привыкать: за 13 лет на Дальнем Востоке выработался высокий профессионализм. Несколько упражнений в ночном небе. Самый совершенный истребитель Су-27, как всегда, безоговорочно подчиняется асу, налетавшему на различных видах боевых машин более 1200 часов. Еще разворот. Высота 900 метров. Скорость 540 километров в час. Шла восьмая минута совершенно штатного полета. Вдруг вспыхнула лампочка: табло сигналило о неполадках в гидравлике. Как и положено — доклад на базу: падает давление в системе. В ответ — команда руководителя полетов: прекратить задание и возвращаться.
Он не знал, что самолет горит. Это потом, уже на земле, компетентная спецкомиссия, проанализировав записи “черного ящика”, установит, что из-за нарушения герметичности соединений при заводской сборке в хвостовой части возникла течь и жидкость воспламенилась. Огонь уничтожал жгуты электропроводов, делая машину неуправляемой. Но была загвоздка в том, что в отсеке, считавшемся в принципе пожаробезопасным, отсутствовали датчики предупреждения о пожаре. Самолет практически новый — чуть больше сотни налетанных часов. Предыдущим пилотам везло.
Летчик делает все, как предписано в аварийных ситуациях, — схема отработана до автоматизма. Он не знает, что у него есть всего 14 секунд. Истребитель пошел вверх. Подполковник Карват, справляясь с нервами и страшными перегрузками, всеми способами пытаясь выровнять машину, выходит в эфир:
— Я 924-й: самолет неуправляем...
— 924-й! Катапультироваться! Немедленно!
А земля уже стремительно приближалась.
Есть еще секунды, чтобы спастись, покинув пылающий самолет. Но под крылом светятся огоньки домов... И он отчаянно сжал ручку управления в последней надежде увести самолет в сторону. И машина вдруг подчинилась. И упала на клеверное поле в 900 метрах от крайней хаты...
Этот пылающий самолет, что летел рывками, жители барановичских деревень Арабовщина и Большое Гатище запомнят навсегда. Многие тогда бросились тушить бушующее пламя. Из ближайшего поселка примчались пожарные. Рвались топливные баки. И все же удалось сбить огонь с кабины. Когда ее открыли, руки пилота все еще сжимали рычаги управления...
Выпускники 1976 года брестской школы № 8 еще задолго до 20-летия выпуска договорились встретиться в июне. Встретились раньше — на похоронах одноклассника. Весь день шел дождь. И природа не могла сдержаться: горько плакала об ушедшем навсегда 37-летнем Владимире Карвате.
Потом вспоминали. Галя Сыч — что Володя не выделялся на фоне всех ребят, но был надежным, хорошим другом, серьезным и самостоятельным с детства. Козловская Таня — как в первом классе, когда и писать-то еще толком не умели, учительница попросила нарисовать, кто о чем мечтает, и Володя нарисовал самолетик. Лескович Таня — как старались выручать друг друга на контрольных по физике.
Классный руководитель Галина Ивановна Пролиско, уже пенсионерка, тоже старается не пропустить ни один день памяти Володи Карвата, которые школа проводит дважды в год — 28 ноября, когда Владимир родился, и 23 мая, когда он ушел в небо навсегда.
— Мне вспоминается очень скромный, смущенный, улыбающийся мальчик. Мальчишка как мальчишка. Играл в футбол, гонял на велосипеде по школьной площадке, ходил на рыбалку, в походах был главным костровым. Разве что именно своей скромностью отличался от других. Он никогда ни перед кем не заискивал. Всегда всего добивался и понимал, что только сам должен устроить свою жизнь, чтобы не быть семье обузой... Оттуда и истоки его поступка — от семьи, простых родителей, которые всегда жили честно заработанным рублем.
...По улице Железнодорожной от школы (теперь имени Героя Беларуси Карвата Владимира Николаевича) до Володиного дома — пару минут ходьбы. В саду цветут яблони. Деревянная калитка без засова. По двору гордо разгуливает предводитель куриного отряда, с явным подозрением оглядывая незнакомого визитера. Агриппина Дмитриевна старается еще что-нибудь поправить на и без того идеальных грядках — копать, ухаживать помогают школьники.
В ее добрых глазах, испещренном морщинками лице легко угадываются черты младшего сына. И если бы она улыбнулась, это была бы его улыбка — ясная, обаятельная. Только ни на миг не покидает душу горе. В 22 года она вышла замуж за своего Николая: в 48-м приехала в Брест и устроилась работать на железной дороге монтером пути. Тут и свела судьба с молодым бригадиром путейцев. Жили очень скромно — какая тогда зарплата у рабочего была! Однако друг к другу с пониманием и уважением относились. Так и ребят воспитывали — в строгости и уважении к старшим.
Каким он был? Качает головой, стараясь справиться с нахлынувшей горечью: очень хорошим, добрым, послушным, не дрался ни с кем. За сыновей мама была спокойна: школу не пропускали, от работы никогда не отлынивали. За порядком в доме следили по очереди: мыли полы, убирали в комнатах, на каникулах подрабатывали на железной дороге. Ходили с друзьями в крепость. Летом в парке в футбол играли, зимой прямо в огороде заливали площадку для хоккея. 
В школьном музее среди самых дорогих экспонатов — авиационного костюма для высотных полетов, его часов, офицерской куртки, летной книги — хранится открытка, которую прислал Володя домой из Армавирского высшего военно-авиационного училища: “Дорогая мамочка, поздравляю тебя с Днем рождения! Пусть в этот святой день у тебя будет отличное настроение, никаких забот, и чтобы ты была всегда молодой и веселой...” Рядышком с текстом приклеил свое фото — с цветами в руках.
— Он всегда советовался с родителями. И когда уже решил летчиком стать, спрашивал меня: ехать — не ехать поступать? Тогда самолеты так не падали... — утирает Агриппина Дмитриевна горькую слезу.
В поле под Барановичами, где он упал, стоит обелиск. Летчики 61-й истребительной авиабазы, в список 1-й авиационной эскадрильи которой Владимир Карват занесен навечно, вместе с местными школьниками заложили парк. Хотят еще заасфальтировать дорожки. И привезти 23 мая Агриппину Дмитриевну, Нину Кирилловну, Катю, Славика.
— Он был очень заботливым мужем, дети в отце просто души не чаяли. После полетов всегда домой спешил. Семья жила практически на аэродроме, в профилактории, всего за несколько сотен метров от взлетной полосы. А если какие мероприятия в части отмечали — долго не задерживался: мол, пойду посмотрю, как там Катька с уроками справляется, как Славик, или Нину надо с сумками встретить... — рассказывает заместитель командира авиабазы по идеологической работе, военный летчик первого класса подполковник Владимир Рябухин. — О друзьях трудно рассказывать... (Замолкает на секунду и все-таки продолжает.) — Вовка был летчик от Бога. Хороший, душевный человек, всегда уравновешенный, вдумчивый и рассудительный, терпеливый и настойчивый. Он никогда не повышал голос. И если мы в горячке начинали спорить о том, как построить маневр полета, нас приводил в чувство его спокойный голос: ребята, не надо напрягаться — любой воздушный бой можно рассчитать обычными математическими формулами. И Карват всегда оказывался прав...
Из Барановичей, куда Володя перевелся с Дальнего Востока, каждые выходные он ехал с семьей к маме (она овдовела, когда сыновья еще были курсантами военных училищ), водил всех в лес — очень любил собирать грибы. Теперь к Агриппине Дмитриевне невестка Нина, внучка Катя, уже учительница, и десятиклассник Славик приезжают с другого конца города — им дали квартиру в Бресте.
В шесть лет Славик хотел стать летчиком. И взахлеб рассказывал бабушке, гостившей у них в тот год 9 мая, какой красивый папка шагал на параде с красным знаменем в руках. Таким он и останется навсегда — молодым, красивым, любящим жизнь...
Агриппина Дмитриевна проводила меня далеко за калитку. Теми тропинками, по которым бегали Коля и Вовка. Мимо железной дороги, по которой с грохотом мчались поезда на Запад и обратно — она всегда боялась, как бы на рельсах с детьми не случилось беды... Попрощались. И мне захотелось обнять эту хрупкую 84-летнюю женщину и поклониться ее материнскому мужеству. От нас всех.
