Салатики под «Иронию судьбы...», шампанское в полночь и походы в гости к соседям и друзьям — без этих традиций невозможно представить любимый праздник в наши дни. Однако чуть более сотни лет назад конец декабря и начало января, например, у городских жителей проходили по совершенно иному сценарию. Каких чудес ждали наши предшественники? Что подавали на стол? Как предпочитали поздравлять друг друга?
Откуда пришел аромат праздника
Если спросить у современника, чем пахнет Новый год, он, не задумываясь, ответит: «Мандаринами и хвоей». Между тем у этого тандема есть своя история, которая сложилась менее двухсот лет назад.Так, первые мандарины стали привозить к нам во второй половине ХІХ века. Экзотический фрукт поспевал в жарких африканских странах на исходе зимы, но в Российскую империю (частью которой мы были) маленькие оранжевые цитрусы доходили лишь к концу января. Поэтому изначально мандарин никак не был связан с Рождеством и Новым годом.
Но на рубеже прошлого и позапрошлого веков фрукты стали выращивать на Кавказе, путь от плантаций к столу сократился, и они доходили до рынков аккурат к праздничным дням. Благодаря небольшому размеру и яркому цвету мандарины часто служили украшением елки в богатых семьях, хотя и оставались вплоть до 1960-х годов дорогим удовольствием, доступным очень узкому кругу людей.
Всенародную любовь мандарины получили после того, как в СССР был налажен товарооборот с Марокко. Декабрь — идеальное время сбора тамошнего оранжевого урожая. Поэтому долгое время цитрусовые оставались едва ли не единственными свежими фруктами на новогоднем столе. Их терпкий аромат вперемешку с нотками хвои, принесенной с мороза, до сих пор остается самым праздничным для жителей постсоветских стран.
Рыбные дни
До 1917 года главным зимним праздником было Рождество Христово, которое и у православных верующих по старому календарю предшествовало Новому году. Народ готовился к одной из главных дат церковного календаря с особой набожностью — постились и молились абсолютно все слои общества (от бедняков до дворянства).Оттого в декабрьских номерах газет начала ХХ века владельцы продуктовых лавок не давали объявлений о продаже мяса. Спросом пользовалась исключительно рыба! Так, в Могилеве в известном магазине А. И. Фейгина «через день два раза за неделю» предлагали «осетрину, лососину, стерлядь, судака, сиги, угря, корюшку, семгу, балык, икру паюсную, зернистую и кетовую». К слову, под балыком в то время подразумевалась тоже рыба. Это был настоящий деликатес — соленая и затем провяленная на воздухе спинка белуги, севрюги, кеты или горбуши. В магазине у Б. И. Атливаникова можно было приобрести «фрукты крымские и заграничные», а еще знаменитые нежинские соленья из Черниговской губернии (консервный завод там существует до сих пор).
Пост формировал не только пищевые предпочтения, но и культурный досуг. Все массовые развлекательные мероприятия начинались после наступления Рождества. Даже театральный сезон обычно стартовал в конце года. Например, оперный в 1910—1911-х в Могилеве открывали 26 и 27 декабря постановкой М. И. Глинки «Жизнь за царя».
Чем же в таком случае были наполнены дни горожан? Суетливыми приготовлениями — в магазинах и на ярмарках шла бойкая торговля.
В 1890 году музыкальный магазин И. А. Шацкиной на Захарьевской улице в Минске сообщал, что «получен к праздникам большой выбор роялей, скрипок со всеми принадлежностями к ним. Итальянские струны и ноты в роскошных переплетах, громадный выбор новейших танцев за 1 рубль». Вальс, кадриль и польку постоянным покупателям отправляли бесплатно.
Полки писчебумажных магазинов ломились от «карточек с поздравлениями» и «открытых писем».
Благодаря рекламам в старых газетах мы можем даже представить, какие ароматы предпочитали наносить на себя в то время дамы. «По стойкости и дивному запаху духи и одеколон «Адорабль» несравненны», а вот «для праздничных подарков лучшая в мире качеством и изяществом настоящая японская парфюмерия «Гуран-насай Токио».
Что касается традиции наряжать елку, то уже тогда она была довольно распространена в губернских городах. Рождественские деревья ставили как в общественных местах, так и дома. Причем украшения на колючие лапки обычно вешали в сочельник. В ход шли конфеты, фрукты и восковые свечи на прищепках. В Минске кондиторская Н. Борковской «имела честь довести до сведения почтеннейшей публики, что к предстоящему празднику Рождества Христова получен свежий транспорт бонбоньерок и разных украшений для елки по умеренным ценам, имеется большой запас пряников, а также принимаются заказы на всевозможные праздничные печения».
Кондитор Р. Шенинг сообщал, что «имеются к праздникам в большом выборе всевозможные украшения для елки по весьма доступным ценам, а также шоколад, какао, кофе и чай разных фирм. Ежедневно свежие разного рода собственного приготовления печения и конфеты. Имеются новые французские и богемские бонбоньерки в большом выборе».
К слову, довольно детально традицию рождественского дерева описывает автор «Гомельской копейки» за декабрь 1911 года Михаил Хмурый в этюде под незамысловатым названием «Митина елка». По сюжету в сочельник «нагруженный покупками барин», вместо того чтобы ехать домой к теплому камину и вкусному ужину, попросил извозчика остановиться у кладбища и… пропал. Оказалось, что он решил украсить и зажечь елку на могиле безвременно скончавшегося сына. В этом жутковатом на первый взгляд рассказе автор в деталях описывает, как убитый горем барин украсил елку: «Вот стоит старый-старый дед… Вот целая вереница ангелов… Вот славные звери… Вот золотистые бабочки… А вот смешной китаец, гляди, как он забавно головой качает».
«Роскошные» электротеатры
«Вчера в первый день Рождества Христова во всех церквах города были совершены при огромном стечении публики Божественные литургии», — писали в «Полесской жизни» в 1911 году. На праздничные службы в больших городах порой набивалось так много народу, что некоторые предприимчивые граждане даже умудрялись продавать билеты на вход в храмы.При этом любопытно, что на этот период приходилось огромное количество краж. Газеты после Рождества пестрили подобными заметками: «Вчера около семи часов вечера воры проникли в квартиру Узылевского по Слесарной улице в доме Мельникова, забрали золотые часы, кольца, шубы, белье и другие домашние вещи на сумму около 500 рублей».
Впрочем, в веренице зимних развлечений досадные недоразумения быстро забывались. Заглянем, например, в афишу гомельского синемаскопа на рубеже 1911 и 1912 годов. Бывший театр Штремера с 26 декабря показывал: роскошную драму «Огородник лихой», еженедельную хронику «Пате-журнал № 149», трогательную драму «Нечистая сила» и комедии «Разъяренный жених» и «Секрет Прокопия». У конкурентов в электротеатре «Эдем» демонстрировали грандиозную картину «Жизнь Моисея» в 400 метров. Сеанс продолжался 2,5 часа. Прокатчики обещали, что «картина смотрится с живым интересом и оставляет неизгладимое впечатление».
Студенческое сообщество славилось ночными посиделками с 31 декабря на 1 января с обязательным исполнением гимна Gaudeamus на латыни. А вольнопожарное общество Гомеля в городском клубе устраивало традиционный январский маскарад с лотереей. Кроме того, стараниями пожарных в городе заливался общественный каток.
По губернским городам на рождественских каникулах с гастролями ездили самые разные артисты — итальянская певица Маротани, цирк А. В. Лапиадо, тенор императорских театров Константин Лебедев при участии оперной певицы Нью-Йоркского театра М. Б. Яблоновской, дамы-трубачи под управлением мадемуазель Александрин. Рукоплескали белорусы и легендарному Федору Шаляпину.
Если в первые три дня праздников народ предпочитал ходить на званые ужины и обеды друг к другу, то встречать Новый год было модно в ресторациях. Например, могилевский «Бристоль» манил «ежедневно с 11 часов утра до 2 часов ночи» запахом блинов. Там можно было позавтракать и отобедать. Впрочем, больше всего народу собиралось после 10 вечера — давали «гранд-концерт-паризьен», а к нему в придачу шел «обширный разнообразный дивертисмент» (что-то вроде дополнительного театрального представления).
Одним из самых модных ресторанов Гомеля был «Медведь» Ф. П. Васильева на Румянцевской улице. Тут подавали «обеды по примеру столичных городов», а за кухней «наблюдал московский повар».
А коли не по нраву были местные развлечения, то можно было махнуть в путешествие по железной дороге. В 1911 году со станции Могилев в вагонах 1, 2, 3-го классов почтенные пассажиры уезжали в Москву, Брест, Либаву (сейчас Лиепае в Латвии), Ромны (Сумская область Украины), Вильно и Бобруйск.
kurak@sb.by
