Алёна Красовская — о гражданской позиции, помощи людям и травле коммерсантов

Правозащитник. Не путать с оппозиционером

Наши доморощенные оппозиционеры сильно постарались, чтобы укоренить в головах белорусов мысль: если ты правозащитник, то, мол, обязательно представляешь интересы исключительно альтернативщиков. Это не так. Кстати, вы знали, что сегодня в Беларуси только один настоящий правозащитник, занимающийся осужденными? Тот, кто на деле и без информационного шума, скандалов, зарубежной финансовой подпитки помогает оказавшимся в сложной ситуации. Независимо от их политических взглядов. Я нашла этого человека. Знакомьтесь — Алёна Красовская.


— Алёна, вот прям чувствую едкий вопрос некоторых: если без финансовой поддержки, то за что живет правозащитница?

— Ну я еще владелица кафе. 

— Говорят, там вкусно кормят, душевная атмосфера, недорого. 

— В общем, да. А среди правозащитников я оказалась лет десять назад, случайно. Тогда работала в исправительной колонии медсестрой, и там со мной случилась большая любовь. Влюбилась в осужденного.

— Напоминает историю в соседней стране: следователь влюбилась в фигуранта дела и пошла ради него на преступление…

— Я на преступление не пошла, просто пошла замуж. Развелась с предыдущим мужем. Супруг был достаточно серьезным преступником, я это знала и подумала, что смогу с этим жить. Из колонии пришлось уйти, заболела идеей помогать осужденным. Не «политическим», для них как раз средств защиты достаточно. Всем. 

Как правозащитник я не вела коммерческой деятельности, дохода не имела. А если он есть, то от реализации проекта, в котором донор диктует тебе условия. Это не мой вариант. Я открыла кафе. Начала с того, что взяла на работу бывших осужденных. Но столк-нулась с их страшным нежеланием работать, что-то делать и большим желанием получать деньги, воровать и выпивать (бар под боком). На этом мои попытки несколько окультурить этих людей закончились. Мы стали работать как обычное кафе. И до ковида дела шли неплохо.

— Алёна, людей приучили думать, что правозащитники — это исключительно про так называемых политзаключенных, оппозицию. Но ведь это неправильно? Вот вы, например, в медиа не шумите, а тихо помогаете всем, кому нужна помощь. 
— Правозащитник и должен быть вне политики. Сложившаяся в Беларуси ситуация меня удивляет: почему правозащита обслуживает исключительно оппозицию? 
Моя ситуация: муж сидел, я обращалась к правозащитникам. Сложно передать интонацию, с которой мне отказали: «У вас уголовник. Нас это не интересует». В какой-то момент они обнаружили, что заключенные — достаточно интересная тема для международных доноров. Сейчас это вообще приобрело особые масштабы… В итоге я поняла, что настоящих правозащитников для осужденных нет. Политизировать же свою деятельность не хотелось.

— Ваша работа — это ведь не только помощь с адвокатами? 

— Что вы? Конечно, нет. Делаем все, что надо. Просьбы абсолютно разные. Вот пишет мне человек огромными буквами: «Приехал в колонию окулист, назначил очки. А я не работаю, поскольку инвалид, купить не могу». Я просто еду в аптеку, покупаю и отправляю в колонию. Конечно, предупредив ИК о медицинской бандероли, так как слать их могут только родственники. Потом опять письмо знакомым почерком: «Я теперь вижу. Люблю, целую. Спасибо вам». 

Бывают вопросы, с которыми обращаются пожизненники. Кому-то надо связаться с родственниками, которые потерялись, не хотят общаться. Кому-то нужно решить вопросы с собственностью. То есть бытовых дел много. 

— Знаю, к вам прислушиваются и когда нужны правовые (и не только) изменения. 

— Здесь мы тоже активны. Как-то уперлись и добились внесения изменений в УК в части предоставления длительных свиданий несовершеннолетним. Раньше у них вообще не было таких встреч с родственниками. Мы объясняли, что ребенку очень важно провести с мамой больше времени, и нас услышали. 

Не очень люблю себя хвалить, но горжусь вот чем. К нам обратилась мама, сын которой в колонии, у него туберкулез. Я ее успокаивала, говорила, что и в тех местах заболевание лечат. Но случилось страшное — организм перестал реагировать на препараты. То есть лечить человека нечем, его перевели в отряд на доживание. Парню 20 лет. Представляете состояние мамы?! В каком-то порыве я пообещала, что, если в стране, мире есть препараты, которые вылечат мальчика, я их найду. А потом сама себе думаю где же их найду? В общем, знала, что есть миссия «Врачи без границ» и у них эти лекарства имеются. Но в Беларуси представительства миссии не было. Под моим настойчивым, извините, долбанием представительство открывается и у нас, начинает работать в нашей пенитенциарной системе. Мальчик теперь здоров. Чего мне это стоило, рассказывать не буду, но я это сделала.

— Лично я узнала о вас, лишь увидев в суде, где вы поддерживали подростка, взявшего в руки нож против отца. Родитель же, как оказалось, в день приговора презентовал книгу, где он — главный герой, а до этого выкладывал ее главки в своем блоге. То есть для него происходящее с его ребенком — материал для книги. 

— Я не любитель вмешиваться, пока меня не попросят. Так и здесь. Сначала журналисты сбросили мне ссылку на блог этого господина, где он публиковал рассказы, в которых называл сына убийцей. При этом говорил, что озабочен тем, чтобы его не посадили. Я читала и не верила, что так можно поступать со своим ребенком. 

Мальчика жалко. Явно подросток не просто так взял в руки нож. Он не наркоман, не болен психически. Что-то происходило в семье. Потом меня попросили помочь. Первый мой визит в СИЗО Жодино, и воспитатель говорит с порога: «Купите ему теплую одежду». Я поняла, что все плохо. В общем, нашли адвоката, деньги на него, писали письма, покупали вещи, обувь. А ее из-за металлического супинатора (который в таких местах запрещен) возила мальчику раза четыре. Еду возили, сокамерники удивлялись: мол, куда ему столько? Все это было в радость, мы понимали, что ребенку это надо. Потом возбудился папа, писал на меня в милицию. Затем началась эта травля, подключился TUT.BY: мол, мы такие-сякие и прочее. 

— Ну а сам мальчик, он же к вам хорошо отнесся.

— Да. Замечательный ребенок, с хорошим интеллектом. У нас были добрые отношения, пока не вмешался папа и мама однажды не сходила на свидание… Я не обижаюсь. Родители к нему вернулись, и слава богу. А недавно видела новость, что мальчик помилован, сейчас на свободе. Я очень рада. Единственное, чего боюсь, что он вернется в ту же психотравмирующую обстановку, которая привела к плачевному результату. Как бы не стало хуже. Очень хочу, чтобы у него все сложилось хорошо.

— Знаю, вашу кухню любят ребята с автопробегов. Знаю, что вы терпеть не можете бчб-символику, за что вам сильно доставалось от «змагароў»...
— Меня очень удивило, что за наши мнения в соцсетях и в реальности против нас развернулась такая травля. Приходили и в кафе скандалить, хамить, писали ужасные отзывы, пытаясь обрушить нам рейтинги, вносили в черные списки, вывеску ломали. 
Но я говорю: ребята, если это ваш уровень интеллекта, то мне вас жаль. 
Вы аргументами убедите меня в своей правоте. Я адекватная тетка и готова к диалогу. Но не понимаю, почему должна свою нормальную, процветающую страну, где мы комфортно живем и работаем, где уютно нашим детям, отдать людям, у которых нет вменяемой политической, экономической программы развития. Для чего? Попользоваться и выбросить? Это первое. И второе: знаю нашу оппозицию лично, я им снега зимой не дам. С ними мне не по пути. 
— Кстати, дошло до призывов внести вас, ваше кафе и его сотрудников в некие черные списки? Отразилось это как-то на вашей работе?

— Я бы не сказала. Ну ушли некоторые клиенты, так пришли другие. Да, был очень сложный период, но люди нас поддержали. К примеру, к нам любят заезжать ребята из автопробегов, тематических, патриотических групп, журналисты компашками приходят. Так что в плане клиентов мы спокойно прошли. Имелся один поставщик, пытался отказать в поставке. Я-то понимаю, с чем связан отказ. Но я же человек упорный, доконала. В общем, не только продал то, что хотела, но и сам привез. Поговорили. Сказал: «Слушай, а ты адекватная».

— Сейчас говорят о переменах, изменениях. Какие, на ваш взгляд, нужны?

— В правозащитной сфере. В принципе в УК меня все устраивает. Единственное — не согласна с уменьшением сроков за распространение наркотиков. Они вышли, продолжили и оказались в рядах бчб. Я их вижу. Сейчас вот возраст ответственности за распространение хотят поднять с 14 лет до 18. Люди, милые, вы представляете, как помолодеют «барыги» и что они опять начнут торговать в школах? Мы это уже проходили. 

Также я против отмены смертной казни. По одной простой причине: у нас фактически нет пожизненного заключения, человек может в итоге оказаться на свободе. И первые пожизненники, человек 10–12, уже имеют на это право. С одним мы писали заявление, где он говорит: мол, готов выйти. Нет, я не поддерживаю высшую меру. Однако нельзя выпускать того, кто ел детей, убивал людей специально. Таким не надо быть на свободе, они не исправятся. Вот если введут пожизненное без права освобождения, тогда можно говорить и об отмене вышки.

Еще хотелось бы немного отпустить малый и средний бизнес. Дать чуть выдохнуть после коронавируса. Мы будем платить налоги. Не давите нас проверками, санстанциями. В наших интересах, чтобы было чисто, аккуратно и чтобы люди к нам шли. Я сама заинтересована в качественной, вкусной, безопасной продукции. А вообще хочется вернуться к той ситуации, которая была в стране в доковидный период. 

gladkaya@sb.by

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter