Табуированных тем, закрытых для прессы, фактически не осталось. Журналисты проникают в личную жизнь политиков и гримерки звезд, на особо охраняемые объекты и громкие судебные процессы, считая профессиональной доблестью вывалить на читателя максимум информации. Всегда ли это хорошо? Именно такой вопрос призвал к барьеру авторов «Спор–площадки». На этот раз непримиримые спорщики говорят о необходимости самоцензуры в журналистском творчестве, рассуждают о том, как освещать болезненные темы, связанные с преступностью и прочими темными сторонами жизни. Читатель — самое заинтересованное лицо в этом споре, ему и решать, чья позиция ошибочна. Ждем откликов по почте и на редакционном сайте.

За

Иногда лучше не писать

Роман РУДЬ, сам себе цензор:

— Беглый обзор российской прессы создает у меня впечатление, что если бы недавнее покушение на крупного уголовника в Москве завершилось успехом, в Мавзолее на Красной площади лежал бы вовсе не Ильич. Золотыми буквами над входом было бы выбито: «Хасан». Столь велика роль этой неординарной личности в современной российской истории, если судить по СМИ. Пожалуй, даже покушение на Ленина в августе 1918–го не вызвало такого интереса прессы к мельчайшим деталям, как эта бандитская разборка в сентябре 2010–го. Стреляли из винтовки Драгунова или АКМ? Дозвуковым или обычным боеприпасом? Ровно в 20.00 или все–таки в 20.41? Полное ощущение, будто жертвой покушения стала совесть нации, ее светоч и лидер, а не банальный преступник. Еще большее недоумение вызывает повышенное внимание к состоянию здоровья пострадавшего. Как себя чувствует Дед Хасан? Как у него с давлением и уровнем гемоглобина? Хорошо ли кушает? Думаю, вскоре будут обнародованы и результаты анализов уважаемого пациента одной из лучших больниц. А пока утечки из лаборатории не случилось, журналисты обсуждают жизненные планы выздоравливающего. Кого назначит временным преемником Дед Хасан? В какой из зарубежных клиник он будет продолжать лечение?..

Думаю, в головах наших восточных коллег что–то крепко замкнуло. Или переклинило, или сгорело. Короче, крякнуло, как говорят в народе. Иначе не объяснить их искреннюю тревогу по поводу будущей Олимпиады: мол, как же теперь в Сочи без Деда Хасана? Дескать, он там всем рулил и чуть ли не лично прокладывал лыжные трассы.

Я считаю, что вся эта история стоит одного предложения, выдержанного в телеграфном стиле. «Бандита, выжившего после покушения, этапировали в санчасть при тюрьме». Вот и все, без имен и воровских должностей, без восторженного придыхания, без почтительности и пиетета.

Глубоко убежден, что есть темы, в которых умолчание — благо большее, нежели демонстрация излишней осведомленности. Есть события, которые журналист должен сознательно игнорировать. Что получается в противном случае? Скажу очень упрощенно, но выходит примерно так: молодой человек, прочитавший о перипетиях вокруг раненого уголовника, быстро смекает, с кого делать жизнь. Хочешь лечиться в Боткинской больнице, оснащенной лучшим диагностическим оборудованием? Желаешь, чтобы твой покой охраняла рота омоновцев? Мечтаешь, чтобы за каждым твоим чихом наблюдали камеры всех телеканалов? Поступай в бандиты. Как написал один из редких обозревателей, с горечью комментирующий ажиотаж вокруг Деда Хасана, «если бы сейчас открылся Университет Организованных Преступных Группировок, конкурс туда был бы выше, чем в космонавты в 1958 году».

В США уже обожглись этой кашей, заваренной во времена «сухого закона». Тогда пресса так же восторженно вопила о новых приключениях шикарных парней в дорогих костюмах, расстреливавших своих недругов в гаражах и притонах. Жадно обсасывали подробности их личной жизни, помещали снимки купленных ими вилл и яхт, обсуждали цвет галстуков и фасон шляп... В итоге получили чуть ли не народную любовь к этим «робин гудам», что сильно затруднило борьбу с преступностью: общественность явно была не на стороне «плохих парней» в полицейской форме. Тогда, почти в то же время, когда у нас возник нэп, у них в авральном порядке появился НИП — новая информационная политика, ставившая своей целью развенчать романтичный образ гангстера. Думаю, примерно с тех пор американские журналисты привычно включают самоцензуру, когда пишут о мафии. А в России пока еще вдохновенно наступают на те же грабли...

Впрочем, что далеко ходить? У нас тоже есть темы, которые часто появляются на страницах газет, хотя их стоило бы обойти вниманием. Например, я уверен, не стоит писать о самоубийствах, особенно подростковых. Психологи не раз отмечали, что одним из мотивов суицида являются как раз простенькие заметки в прессе. Неокрепший головой подросток, объедаясь таблеток или прыгая с крыши, думает, что о его геройском поступке завтра напишут все газеты, и тогда одноклассница Вика наконец–то поймет, как была не права... Точно такое же табу, по–моему, должно лежать на информации о «телефонных террористах», выходки которых во многом инспирированы как раз вниманием журналистов к подобным проделкам. Писать о том, что кто–то в очередной раз «заминировал» вокзал, стоит лишь после того, как «минер» уже будет размазывать слезы в милицейском участке.

Не хочется говорить тебе банальностей о социальной ответственности журналиста. Хочется перефразировать, то есть дополнить строки Тютчева. Кому–то, может быть, и не дано, а вот мы обязаны — предугадывать, чем слово наше отзовется.

Против

Еда и вода

Андрей ДЕМЕНТЬЕВСКИЙ, предпочитающий хорошую кухню:

— Передо мной всегда кипа газет и журналов. Читаю на работе, дома, в метро. Для меня это как выпить утром чашку кофе или съесть дежурный бутерброд. Если газета покажется мне «невкусной», покупать ее больше не стану. Ведь любое издание — информационный продукт. Причем в нашем обществе потребления — ключевое слово здесь именно второе. В любом продукте питания (пища для ума — не исключение) очень важна начинка, а еще мастерство кулинара. То, что ты предлагаешь сотворить с содержанием пахнущих типографской краской страниц, — просто зверство! Выбросить из колонки новостей информацию о ЧП все равно что продать сладкоежке плитку шоколада без ванилина. Газетная полоса, якобы из высоких побуждений игнорирующая громкое преступление, на мой взгляд, сродни бутылке коньяка, в которой нет спирта: «не берет»!

Напомню тебе лозунг «Нью–Йорк таймс»: «Все новости, достойные внимания». Неужели вести, пусть и трагические, шокирующие, не достойны броских заголовков и эффектных фото, а журналисты, их добывшие, — уважения? Я понимаю, когда от вопросов репортера о подробностях заказного убийства, примерах похождений какой–либо банды отмахиваются «опера» со следователями: «Нет комментариев. Не для прессы». Что ж, служба у них такая. А у журналиста — другая. И блюдет он не тайну следствия, а читательские интересы. И я удивляюсь, как не понимаешь такой простой истины ты, журналист, не раз побывавший в «горячих точках», постоянно пишущий на тему криминала. До сих пор помню твой цитировавшийся потом многими СМИ очерк в «СБ» о тогда свежеразоблаченной «морозовской» группировке. Неужели там пропагандировался некий светлый образ гангстеров? Нет, на сценарий «Бригады», после которой толпы юнцов повалили бы в «братву», та публикация в «СБ» явно не тянула. Зато ты первый в стране показал гнусную сущность обнаглевшей от безнаказанности доморощенной мафии. Не было в твоем материале смакования красивой жизни бандитов, одна подноготная — неприглядная и мерзкая. Уверен, многие читатели, да и те же «опера» сказали тебе спасибо.

Знаешь, отчего все разговоры о реинкарнации газетной «чернухи»? Оттого, что в СМИ хватает дежурных, поверхностных заметок. Но хочется верить, все больше наших коллег понимает: время прессы, напоминающей забегаловку фаст–фуда, взбалмошный период, когда репортера кормили только ноги, а все в редакциях молились на слово «сенсация», ушло вместе с 90–ми. Просто бегло рассказать читателю «кто, где, когда, кого, как» — метод нафталиновый и совсем нетворческий. Так любой первокурсник журфака и даже блоггер может. А вот изучить анатомию преступления, трагедии, конфликта — высший пилотаж. Вот послушай, что сказал недавно Владимир Яковлев, главный редактор международного журнала «Сноб»: «Уникальная профессиональная способность врача — лечить людей. Уникальная профессиональная способность журналиста — делать значимое интересным...» Журналистику, описывавшую в первые постсоветские годы сугубо разборки и «чернуху», Яковлев оценивает как «полевую кухню», кормившую голодных до любой информации людей. Ныне же читатель насытился и жаждет особой пищи, подобно клиенту ресторана высокой кухни, который ждет шедевра от шеф–повара высокого класса. А потом эти деликатесы переваривать — осмыслять, думать, дискутировать.

Редакторам не темы нужно делать запретными, не персон криминального мира игнорировать, а настрого наказывать репортерам писать о драмах, серьезных вещах «бойко и хлестко». Чего греха таить, не хватает нашим масс–медиа «вкусных» журналистских расследований, серьезной исследовательской публицистики. Недавно, признаюсь, с чувством наичернейшей и всепоглощающей зависти буквально проглотил бестселлер итальянского журналиста Роберто Савьяно «Гоморра». О неаполитанской каморре и прочих мафиозных группировках своей страны автор рассказал так, что даже известный сериал «Спрут» покажется «Приключениями Красной Шапочки». Недаром теперь неаполитанские бандиты охотятся за Савьяно, а читатели — за книгой некогда скромного репортера.

Это, кстати, тебе намек на то, что хлеб серьезного газетного эксперта по криминалу легким не бывает. Зачастую спецкор, написавший о похождениях очередного деда хасана, ждет не только славы и гонорара, но и визита, так сказать, рецензентов с пудовыми кулаками. И уже хотя бы этим работа вскрывающего болевые точки общества заслуживает уважения.

И еще позволь своеобразный контрольный выстрел в нашем споре. Не кажется ли тебе, Роман, что в эпоху интернета уважающему себя изданию глупо хранить молчание и «не замечать» событие, будоражащее общественное внимание? Смолчит журналист, ссылаясь на важность самоцензуры, зато заполошно выкрикнут десятки блоггеров. А читатель сделает простой выбор — в пользу кибераналитиков. Ты же и будешь потом ворчать: дескать, печатные СМИ гибнут в борьбе с новыми технологиями. Да не в экспансии интернета, Роман, проблема. А в молчании тех, кто набрал в рот воды. Недаром опытные редакторы так и говорят, выбрасывая в корзину очередной пустой опус обо всем и ни о чем: «Вода!»