На днях украинский и польский парламенты приняли Декларацию памяти и солидарности по событиям Второй мировой войны. Ответственность за начало которой стороны возложили на нацистскую Германию и Советский Союз. Подчеркнем, что сама Украина в тот период была частью СССР. Значит, Украина тоже “агрессор”? Где логика? Почему же вокруг исторических тем вновь и вновь разгораются споры? И чем они чреваты?
По мнению авторов декларации, пакт Молотова — Риббентропа, заключенный в 1939 году “между двумя тоталитарными режимами — коммунистическим Советским Союзом и нацистской Германией”, “привел к взрыву 1 сентября Второй мировой войны, вызванной агрессией Германии, к которой 17 сентября присоединился Советский Союз”. В принятой декларации дается четкий посыл: “Следствием этих событий были оккупация Польши Германией и Советским Союзом и массовые репрессии против наших народов. Те события привели также к принятию в Ялте в 1945 году решений, которые начали новый этап порабощения всей Восточной и Центральной Европы, длившийся полвека”.
Все эти события до сих пор порождают много дискуссий. Но принятая декларация по своей сути не ученый спор, где уместны формулировки о тоталитарных режимах, совмещение событий 1939 года и конференции победителей. И даже фразы времен холодной войны о порабощении Советским Союзом Восточной и Центральной Европы. Декларация — это все-таки констатация более жестких фактов, не допускающих столь обширного и двусмысленного толкования. Хотя принятый документ о причинах Второй мировой войны — отнюдь не официальная позиция этих стран, а тем более народов. Даже сам факт голосования и в Киеве, и в Варшаве говорит сам за себя. В Украине 44 депутата голосовали против, еще 14 воздержались. В Польше парламентская фракция “Кукиз’15” и организация “Свободные и солидарные” настаивали на отклонении скандального проекта.
Прежде чем пытаться разобраться в том, что же стоит за решениями парламентов в Киеве и Варшаве, стоит вернуться во вторую половину 30-х годов и понять, как мир приблизился к глобальной войне. Есть моменты, о которых сегодня мало упоминается. Между тем они имеют существенное значение для максимально объективной оценки происходившего тогда.
Что представляла собой Германия в межвоенный период, хорошо и всем известно. К 1923 году самая крупная немецкая купюра — 100 триллионов марок — стоила меньше 25 долларов. Буханка хлеба продавалась за 430 миллиардов марок, сливочное масло — по 6 триллионов за килограмм, пара ботинок — более чем за 30 триллионов. Обострение социально-политической обстановки было неминуемым.
— Версальский договор, поставив Германию в неравные условия, изначально провоцировал войну, — считает доктор исторических наук Эммануил Иоффе. — Свою роль сыграл и тот факт, что германский капитал и корпорации других стран сделали ставку на “твердую руку”. То есть исторически приход такой фигуры, как Гитлер, был предопределен. С позиций сегодняшнего дня, конечно, можно и нужно говорить о Гитлере отрицательно — несомненно, это был негодяй. Но сказать, что он пришел к власти нелегитимно, мы не можем.
Последовавший в 1938-м аншлюс — включение Австрии в состав Германии — западные державы стали рассматривать не как акт агрессии и ревизию Версальского договора, а как шаг по пути “умиротворения” Гитлера? В ноябре 1937 года английский министр Галифакс во время переговоров с “фюрером” дал тому от имени своего правительства согласие на “приобретение” Австрии Германией. Чуть позже британский премьер Чемберлен заявил в парламенте, что Австрия не может рассчитывать на защиту: “Мы не должны обманывать, а тем более не должны обнадеживать малые слабые государства, обещая им защиту со стороны Лиги Наций и соответствующие шаги с нашей стороны”.
Присоединив Австрию, Гитлер получил стратегический плацдарм для нового аншлюса — захвата Чехословакии. И вот важный момент. СССР заявил о поддержке территориальной целостности Чехословакии. А 21 мая 1938 года польский посол в Париже Лукасевич заверил посла США во Франции Буллита, что Польша немедленно объявит войну Советскому Союзу, если он попытается направить войска через польскую территорию для помощи Чехословакии. Спустя шесть дней министр иностранных дел Франции Жорж Бонне заявил польскому послу, что “план Геринга о разделе Чехословакии между Германией и Венгрией с передачей Тешинской Силезии Польше не является тайной”.
— Это был очень стыдный договор для западных держав, которые решились на раздел Чехословакии, — говорит профессор Анджей Новак из Ягеллонского университета в Кракове про Мюнхенское соглашение. — Чехословацкие политики не решились противодействовать этому договору... Польская армия в октябре
1938-го вошла в часть Чехословакии — в так называемую Тешинскую Силезию. Это очень стыдный факт для Польши, и это нельзя скрывать”.
Само спасение германской экономики рассматривалось нацистами исключительно сквозь призму захвата новых территорий. И пропагандистская риторика о “собирании немецких земель” вряд ли могла ввести кого-либо в заблуждение. Но западные державы не противились этому. 30 сентября 1938 года, непосредственно после Мюнхенского соглашения, была подписана Декларация о ненападении и мирном решении спорных вопросов между Германией и Великобританией. Она гласила: “Германский фюрер и канцлер и английский премьер-министр пришли к согласию о том, что вопрос англо-германских отношений имеет первостепенное значение для обеих стран и для Европы”.
Гитлер вещал: “Наша цель — расширение жизненного пространства на Востоке”. И даже конкретизировал: “Приняв решение раздобыть новые земли в Европе, мы могли получить их в общем и целом только за счет России” (понятно, что под ней подразумевался СССР. — Прим. ред.).
Вполне можно допустить, что польский отказ пропустить части Красной Армии для защиты Чехословакии был продиктован опасениями Варшавы в распространении советского влияния по Европе.
Да, по правде говоря, с учетом уровня отношений между СССР и Польшей, всерьез рассматривать предложения о допуске Красной Армии на свою территорию Варшава и не могла...
Тем не менее последовавшие события показывают, что причины Второй мировой войны лежат далеко не только в плоскости германо-советского договора, подписанного в 1939 году, и секретного пакта к нему.
Гитлер блефовал, наращивал силы, объединял немцев бредовыми идеями их “расового превосходства”, а соседи “рейха” надеялись, что своими уступками и риторикой они окажутся в стороне от занесенного над ними топора... Вот это и есть главный урок истории 30-х годов для Европы...
Мнения
Михал Дворчик, депутат Сейма (Польша):
— Слова и декларации политиков важны, но большее значение имеет другое. Важно, чтобы через несколько лет не выросло поколение молодых украинцев, которые носят в себе фальсифицированный образ истории, которые считают героями тех, у кого руки в крови мирного населения. Если у украинцев будут такие герои, то, боюсь, между нашими народами вырастет новая стена непонимания.
Андрей Парубий, спикер Верховной рады (Украина):
— Ключевой задачей совместной декларации было говорить не о последствиях трагедий ХХ века, а о причинах этих трагедий. Тот факт, что декларация принималась в один день с парламентом Польши, было очень знаковым решением в контексте тех недоразумений, которые возникли между нашими государствами. Это большая победа не только Украины и Польши, а всего нашего региона. Во все времена, когда мы были вместе, мы побеждали.
Владимир Корнилов, директор Центра евразийских исследований (Россия):
— Статус Украины как государства базируется на законе 1991 года о правопреемстве — о том, что Киев признал себя правопреемником Украинской Советской Социалистической Республики (УССР), которая была частью СССР. Следовательно, Украина несет равную долю ответственности за действия этого государства, и на основании постановления Рады украинцы смело могут подавать в суд на самих себя. И обвинять себя в агрессии и развязывании Второй мировой войны.
Право на правду
Борис Лепешко, доктор исторических наук, кандидат философских наук
Мне кажется наиболее важным в условиях обсуждения документов, принятых законодательными органами Украины и Польши, обратить внимание не на факты, а на смысл происходящих событий. Почему не на факты? Да потому, что любой факт сам по себе должен быть обоснован и варианты его интерпретации неисчислимы. Можно привести десятки пактов, принятых только в ХХ веке, причем большинство из них сопровождается секретными протоколами. Можно цитировать англичан, американцев, советских и поляков, делавших самые противоречивые заявления накануне войны и в ее ходе. Но они абсолютно никого не убеждают, поскольку в национальное сознание пострадавших в военное лихолетье стран въелось собственное понимание исторической правды. И в логическую цепочку выстроены именно те факты, которые подтверждают эту правду. Изменить это трудно, фактически невозможно.
В этой ситуации необходимо обнаружить нерв проблемы, найти ту суть, раскрытие которой позволит четко и ясно расставить приоритеты. Скажем, с точки зрения большинства польских интеллектуалов проблема выглядит так: Сталин “сдал” Польшу, поделил ее вместе с Гитлером. А мог и спасти, если бы не пренебрег интересами своей западной соседки. Война сопровождалась не только героическими деяниями, но и ненужным, жестоким кровопролитием. И оценки событий начала войны (гибель польских офицеров), событий вокруг Варшавского восстания и иные факты в польской историографии получили однозначную и жесткую оценку.
Можем мы в этой ситуации говорить о правде поляков? Да, можем. Но в этом случае хотелось бы, чтобы польские интеллектуалы и польские политические деятели услышали и альтернативную точку зрения. Услышали то, о чем мы говорим все послевоенное время. Что война не была нужна ни русским, ни евреям, ни белорусам, ни украинцам. Что война убила миллионы наших людей. Причем убили их именно немецкий нацизм и местные прихвостни гитлеровцев. Что вся великая страна СССР боролась с этим злом и победила это зло. Что борьба шла под красными знаменами. И почему, на каком основании сегодня звучит требование перевернуть эти наши представления о войне, о поступках и действиях политических деятелей?
А вот здесь и есть нерв происходящих событий. Дело не в истории, дело в современности. Обратите внимание, кто является атакующей стороной: не Россия, не Беларусь. Наши историки, политические деятели не делают жестких заявлений относительно тех или иных событий истории сопредельных стран, не принимают деклараций. И понятно почему: есть уважение к соседям, присутствует понимание сложности того процесса, который называется “историческим” и которому нельзя дать однозначные оценки. А вот нас по поводу войны, ее причин и следствий прессуют по-настоящему жестко. Не хочется думать, что здесь преобладают мотивы политической мести: ведь ситуация принципиально изменилась, страны не те, политики давно дали оценку событиям 1939 года. Вопрос, видимо, в ином. Россия (прежде всего) продолжает пугать, она демонстрирует и динамизм, и мощь, и возможность выживать в самых неблагоприятных условиях. Раз так, то удар необходимо нанести не военный, удар надо нанести по исторической памяти, разрушив чувство гордости за сделанное и уверенность в том, что наше дело было все же правое.
Осуществима ли эта задача? Реально все, в том числе достижение и этой цели. Но, вспоминая, например, майские процессии “Бессмертного полка”, понимаешь: чувство сопротивляемости этим деструктивным процессам лежит не только в сфере истории, не только в прошлом. Оно живет в душах миллионов тех, кто пережил проклятую войну вместе с дедом, прадедом, кто не забыл и не забудет. Но и современные события в Украине требуют осмысленного подхода. Считать, что ничего не происходит, — тоже нельзя...
Когда сегодня в процессе обсуждения документов, принятых украинской Радой и польским Сеймом, кто-то говорит о том, что речь идет исключительно об оценке прошлого, то все понимают: это не так. Одно только хочется сказать: формальная экстраполяция прошлого в настоящее вряд ли продуктивна. Согласен: надо вчитываться в тексты документов, принимаемых нашими соседями. Надо пробовать — даже тогда, когда больно — слышать их, понимать их чувства, потому что болит у всех одинаково. Но надо защищать и то понимание исторической правды, которое вросло в нас и может быть содрано разве что с кожей.
osipov@sb.by
