Описание романтических путешествий нередко приводит к непредсказуемым результатам. В этом я убедилась, напечатав свой материал о Максиме Богдановиче.Когда я шла к могиле Богдановича в Ялте, я шла к белорусскому поэту. И написала впоследствии про него, как поэтесса - основываясь на своих чувствах и эмоциях.
Мои рефлексии были изложены в эссе "Право на тайну, или Дневник о последней любви" ("Советская Белоруссия", ј 222 от 19.09.2002 г.), где я попыталась посвятить читателя в миф об одном из автографов Максима Богдановича, познакомить с существующими (не моими!) мнениями о том, как решить судьбу этого документа. В ответ на публикацию редакция получила письмо...
"...В этой статье автор поведала о своей поездке в Ялту и о посещении могилы белорусского классика Максима Богдановича. Нам, сотрудникам Литературного музея М.Богдановича, особенно приятно сознавать, что к могиле великого поэта "не зарастает народная тропа", что о нем много пишут и говорят. Но нам далеко не безразлично, ЧТО пишут и говорят...
Людмила Рублевская поделилась с читателями своими чувствами, которые она испытала в том печально-торжественном уголке ялтинской земли, где нашел последнее пристанище Максим Богданович. "Многие возмущаются, что на могиле национального гения не стоит большой, достойный памятник". Действительно, пора нам, белорусам, отметить место вечного успокоения национального гения достойным памятником вместо того "небольшого беленого памятника в железной ограде, совсем как на деревенских кладбищах..." И вот он уже создан авторским коллективом скульпторов: Гумилевским С.Л., Гумилевским Л.Н., Засимовичем И.С. В ближайшее время памятник будет установлен на могиле Максима Богдановича в Ялте. А вот о том, что "есть проект насчет того, чтобы вообще перезахоронить Максима на родине, куда он рвался всю жизнь и где прожил фактически всего несколько месяцев" (кстати, несколько лет и несколько месяцев!), нам на сегодняшний день ничего неизвестно. Это просто ваш домысел, уважаемый автор. Дискуссия по этому поводу велась, и не один год, а вот что касается непосредственно "проекта", так это скорее желаемое, чем действительное...
Наверное, только побывав на могиле "песняра чыстае красы", можно полностью ощутить всю горечь утраты, той трагедии и злого рока, которые преследовали поэта, поразмышлять о несбывшемся, прикоснуться к "загадке Максима Богдановича", ощутить его особую значимость, его светлый след на земле.
Вполне понятны рассуждения автора о великих людях, которые становятся национальными символами (как Максим Богданович), о том, что творческое наследие таких людей и все, что касается их жизни, принадлежит народу. Это, конечно, бесспорно. Спорным по-прежнему остается вопрос о судьбе так называемого "дневника" Максима Богдановича, ставшего белорусским литературным мифом. Л.Рублевская называет его "Дневником о последней любви" (последней?) и пишет о том, что его "необходимо напечатать, включить в собрание сочинений, подвергнуть научному исследованию и т.д. как часть творческого наследия поэта. Вообще, стыдно, что мы до сих пор не изучаем это наследие в полном объеме. Все препятствия - из-за нашего ханжества". Что же тогда можно сказать о банальном невежестве, подобно вашему, уважаемый автор, ведь вы так лихо искажаете факты, допускаете ошибки, попросту дезинформируете читателя. Вряд ли это простительно людям, относящимся к научно-творческой окололитературной среде, а уж тем более вам, творческой личности из среды литературной. Что касается "дневника" Максима Богдановича, то он был написан поэтом не в последнюю его поездку в Ялту (1917 г.), а несколько раньше, в 1915 году, в Старом Крыму. Предмет "последней любви" Максима, которую вы называете "госпожа Н.", имеет конкретное имя, оно отнюдь не засекречено - Клава. В биографии М.Богдановича есть белые пятна, поэтому и существует в белорусском литературоведении "загадка Максима Богдановича", но многое уже известно, изучено, исследовано. Наследие великого поэта бережно хранится в Литературном музее М.Богдановича, двери которого всегда гостеприимно открыты для всех, кому небезразлична литература Беларуси, ее культура, кто по-настоящему интересуется жизнью и творчеством Максима Богдановича, хочет прикоснуться к его загадкам, а их он оставил нам немало (не только "дневник").
"Дневник", а точнее сказать, автограф М.Богдановича, изучался и изучается, подвергается расчитке в том объеме, насколько это было возможно в свое время, и неоднократно цитировался ("Неман", ј 3, 1980, кн. А.Бачилы "Дарогамi Максiма", 1983, кн. Л.Забурева "Максим Богданович", 1989 и др.). К сожалению, рукопись до конца не расчитана до сих пор в силу объективных причин, а без окончательной расчитки невозможно дальнейшее научное исследование и публикация ее в полном объеме. Это еще предстоит сделать. Тема "дз„ннiкавай загадкi М.Багдановiча" достаточно широко обсуждалась в последнее время в прессе, взять хотя бы газету "Наша нiва" (ј 4 от 25.01.2002 г., ј 5 от 1.02.2002 г., ј 10 от 15.03.2002 г. и др.).
Почему Людмила Рублевская коснулась этой темы, понять можно - после паломничества на могилу гения национальной литературы, видимо, особенно обострились патриотические чувства. Это здорово! Но хорошо было бы прибавить к этому еще и чувство профессиональной этики, досконально изучить предмет и только тогда предлагать его на обсуждение широкому кругу читателей.
Вот такое послание, мой дезинформированный (невольно) читатель...
Признаться, не ожидала, что мои рефлексии будут восприняты как научная статья, взвешены на непогрешимых весах фактологии и восприняты как враждебные действия.
Что касается "обострения патриотических чувств"... Такое "обострение" случается разве что у политиков в нужные им моменты. Я принадлежу к той части общества, для которой любовь к национальной культуре - естественное течение жизни, и мне кажется, человек, хотя бы приблизительно знакомый с моим творчеством, не будет в этом сомневаться. Писала я о Максиме Богдановиче задолго до этой поездки в Ялту - стихи о нем есть и в моем первом сборнике. И в последующих. Еще начинающей поэтессой я заняла второе место в Республиканском конкурсе на лучшее стихотворение о Богдановиче и не раз выступала на праздниках поэзии имени поэта, и принимала участие в научной конференции, посвященной матери Максима Богдановича, и делала репортажи о его музее, и... Всего не упомнишь. Почему же уважаемых научных работников так возмутил сам факт, что я в очередной раз обратилась к образу любимого мною поэта, почему они так настойчиво допрашивают меня, что именно послужило причиной появления моего эссе? Видимо, подозревают тайный подвох, посягательство на их священное право единолично распоряжаться всем, что связано с именем поэта, и особенно отдельными документами.
Но чувство профессиональной этики, как мне кажется, не предполагает запрета на чужие мнения.
Испрашивать специальное разрешение, прежде чем писать о том, что тебя волнует... Не знаю, все ли коллеги-литераторы с этим согласятся. Конечно, лучше бы ошибок не было. Досконально знать предмет, о котором пишешь, хорошо, и никто не собирается с этим спорить. Вот сколько доказательных статей уже написано о том, что английский Ричард III на самом деле был высоконравственным человеком и гуманным правителем. А мы все читаем пьесу Шекспира и возмущаемся коварным злодеем королем. Также бесполезно спорить о том, имеет ли поэт право на миф и мифотворчество. Наука и искусство проживают на небесах различных истин. Но все же иногда соприкасаясь и обогащая друг друга. И стоит ли им гневаться, когда, согласно словам белорусского гения
: "Нашто на зямлi
Сваркi i звадкi, боль i горыч,
Калi ›се мы разам ляцiм да зор?"
Такой "зоркай" для нас является наш Максим, и делит ли он нас теперь на тех, кто его правильно, а кто - неправильно, без особого разрешения и спецподготовки, любит?
Мне кажется, я знаю ответ.
Людмила РУБЛЕВСКАЯ.
