Последний музыкальный романтик

Поводом для встречи с Валерием Беляниным, старогвардейцем популярной музыки, послужил вышедший альбом исполнителя...

Поводом для встречи с Валерием Беляниным, старогвардейцем популярной музыки, послужил вышедший альбом исполнителя. Но этот интереснейший человек провел еще и целую экскурсию в том мире, которому он принадлежал и принадлежит до сих пор — советская/постсоветская эстрада. Очень многое не вошло в этот материал, но выпавшие истории не пропадут, и когда–нибудь мы с Валерием их вам расскажем. А пока — монолог музыканта о самом сокровенном.


Акварельное пламя из самоцветов


Первым моим большим ансамблем был «Акварели», в который я пришел в 1977 году. Руководил им прекрасный человек и музыкант–пианист Александр Тартаковский. В отличие от знаменитых коллективов «Акварели» практически не снимались на ТВ и не звучали на радио, но зато пластинки издавали регулярно и миллионными тиражами. Отсюда такая известность. Гастрольный график благодаря «Москонцерту» был расписан на год вперед: по три–четыре выступления в день на одной площадке при полных залах на 1.000 мест.


Я бы отнес тот коллектив к первой лиге. С точки зрения самобытности здесь все звучало, как у всех ВИА — ритм–группа, духовая и вокал. Но вокалисты в «Акварелях» пели очень хорошие: Александр Мухатаев, Алексей Игумнов, Тамара Джиба, Леонид Абрамов, Анатолий Визиров. Я благодарен судьбе, что прошел начальную школу именно в этой команде. Покинули ее вместе с Мухатаевым летом 1978 года: обстановка стала напряженной — исчезли дружеские отношения, началась погоня за деньгами, а с ней пропали и творческие идеи.


В конце того же года я оказался в «Пламени». Из него ушел Валентин Дьяконов, и после формального прослушивания мне предложили работу. Но по тембру голоса мы с Валентином абсолютно разные. Я — лирический высокий тенор, с иногда пронзительными нотками наверху, что было для меня некоей проблемой, так как в группе существовал какой–то удивительный культ мягкого пения. Но в ансамбле тогда собрались настоящие мастера вокала: Ирина Шачнева, Юрий Петерсон, Вячеслав Малежик, Юрий Редько. Позднее пришел Виктор Аникиенко, а еще позднее, в 1982–м, в «Пламени» начались эксперименты, которые затеял руководитель Сергей Березин. Вместо добрых любимых песен — «На дальней станции сойду», «Идет солдат по городу» и других — в первом отделении концерта на зрителей обрушивался шквал тяжелых рок–композиций, объединенных общим названием «Кинематограф». На сцене подвешивались какие–то летающие паруса–трансформеры, и на них то и дело возникали фотографии или картины, имеющие определенный смысл. Само музыкальное действие перемежалось поэтическими паузами и было очень мрачным по восприятию. Оно не имело ничего общего с тем, чего ждали зрители от ансамбля. И эксперимент благополучно прекратился где–то через год.


На мой взгляд, «Пламя» ожило тогда, когда Малежик сочинил «Двести лет» — о цыганке, что–то там нагадавшей. Березин написал песни «Снег кружится» и «Гороскоп», которую спел я. Концерты вновь пошли на ура. Потом Олег Иванов принес «Зацветает краснотал», и Березин мне сказал: «Ты будешь петь этот хит». Я понятия не имел о том, что такое краснотал, пока не прочитал в нотах приписку автора, что это кустарник, растущий в Сибири и цветущий весной красивыми красными цветами.


Затем Березин стал сам много сочинять, и, надо сказать, не самым лучшим образом. Его вдруг бросило в шуточные песни. Я и так был сыт веселыми композициями, а тут на меня свалилась целая их обойма, больше похожая на бред сумасшедшего. «Пастуха» и «Фею» пел с успехом, но с внутренним отвращением. Песни с дурацкими словами вызывали у меня тоску и тревогу за свое будущее. Не скрою — иногда, чтобы меньше переживать, позволял себе на концерте расслабиться. Прошло какое–то время, и я сам спровоцировал уход из «Пламени» весной 1989 года.


А в «Самоцветах» выступаю с 1997–го. Именно тогда мне позвонила его первая солистка Ирина Шачнева и сказала, что Дьяконов приболел и не хочу ли я съездить в поездку вместо него. Я согласился и с тех пор тружусь со старыми приятелями из «Пламени» в «Самоцветах».


Сейчас есть три их состава. Зачем так много — об этом лучше спросить у Юрия Маликова. Я знаю только одно: никто никому не мешает. У каждого коллектива своя музыкальная палитра и дорога к публике. Аранжировки нашего ансамбля, принадлежащие мне, близки к оригинальным версиям знаменитых песен «Не повторяется такое никогда», «Мой адрес — Советский Союз», «Увезу тебя я в тундру», «Вся жизнь впереди», «Там, за облаками». Но в последние годы мы все реже выступаем. Время такое.


Большой секрет компании


Почти никто из слушателей не знает, что в знаменитой песне «До свиданья, Москва», под которую плакали зрители на закрытии московской Олимпиады, вместе с голосами Лещенко и Анциферовой звучит и мой голос. Дело было в июле 1980 года. Я тогда выступал в «Пламени». Однажды раздался звонок от Березина: «Валера, у нас завтра срочная запись. Нужно сделать песню для Олимпиады». На следующий день я приехал на мосфильмовскую студию. Сюда же прибыли коллеги по ансамблю: Шачнева, Малежик и Редько. Авторы — Александра Пахмутова и Николай Добронравов — раздали нам ноты, и под фортепиано мы быстро отрепетировали. Затем Пахмутова сообщила, что композиция должна звучать на закрытии Олимпиады. С гордостью и воодушевлением мы стали ждать записи. И вдруг увидели Льва Лещенко и Таню Анциферову. Пахмутова пояснила, что будет два варианта — один совместный (Лещенко, Анциферова, «Пламя»), другой — только с солистами ансамбля. Пришлось репетировать еще раз — со Львом и Таней. А после общей записи мы — Шачнева, Редько, Малежик и я — записали свой вариант. Во время закрытия звучал совместный, а в самом конце трансляции мы услышали нашу версию. Пахмутова как–то позвонила мне и уточнила фамилии всех, кто принимал участие в той исторической записи, а вот Лев Лещенко никогда об этом нигде не обмолвился.


О друзьях-товарищах и счастье


Недавно вышел альбом «Валерий Белянин и его друзья». Последнее, что я выпустил до него, были аудиокассета и компакт–диск «Я вернулся домой», изданные... в 1996 году! Поэтому для меня эта пластинка является событием очень важным. В нее вошли авторские работы — что–то с моей музыкой и словами и песни на стихи известных поэтов. Несколько композиций поют Валерий Ободзинский, Анастасия, Ирина Сурина. Две мы исполняем с моим давним и близким другом Сергеем Ухналевым. С ним мы выступали еще в «Пламени», а теперь — в «Самоцветах». С Ириной, которая поет на диске мою новую песню «Я сережку потеряла», я дружу около 20 лет.


Мой дед был карикатуристом, работавшим в журнале «Крокодил» и репрессированным в 30–е годы. И если бы я сейчас надумал нарисовать карикатуру на российский шоу–бизнес, то это была бы интерпретация картины Василия Верещагина «Апофеоз войны», где вместо горы из черепов — свалка из рамок для портретов нынешних «звезд» шоу–бизнеса. И каждый может подписать или просто додумать перечень имен. Я же как артист всегда старался не изменять своему стилю, наверное, можно его назвать «музыкальная романтика». Выпустил не много пластинок, но все же их люди слушают, а значит, я все делал не зря! Воспитали с женой Ириной двоих детей — Денису 30 лет, Виктории 23. Возможно, кто–то из них скоро сделает меня дедушкой! Построил дом под Москвой, в котором надеюсь провести еще немало лет. Деревьев насажал, но в том ли счастье? И есть ли оно вообще? Но для меня счастье состоит в постоянном труде и творчестве.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter