Последний из каменных старцев

О том, что в самом центре Минска сохранились остатки языческого капища, аналоги которого с трудом отыщутся не только у нас в стране, но и вообще в Европе, я случайно узнал из энциклопедии. Там же и адрес указывался: на берегу Свислочи, напротив Дома учителя (нынешнего лицея БГУ). Представьте мое удивление, когда, придя по адресу, я ничего не обнаружил. Не было на берегу Свислочи и следа от древнего святилища. Сначала подумалось, что камень "Дзед", или "Старац" - главный объект поклонения - просто свалился в реку. Оказалось, камень остался цел - и сейчас он вместе с другими своими собратьями, веками почитавшимися нашими предками, лежит в Музее валунов в микрорайоне Уручье: одинокий старец, выброшенный людьми из их современной жизни. А ведь когда-то он был всем нужен...

Еще в начале 90-х энтузиасты предлагали восстановить святилище. Это была благородная идея: не только вернуть древним богам их алтарь, но и воссоздать еще один уголок старого Минска. И аргумент приводился убедительный: ни одна европейская столица не способна похвастаться языческим капищем, просуществовавшим до начала ХХ века!

И хотя место, где находилось уникальное культовое сооружение, ныне оказалось в самом центре современного мегаполиса, в начале прошлого столетия это была всего лишь окраина, а, по словам местных жителей, "до России", лет двести назад, здесь и вовсе был и дремучий лес, и непролазное болото. Здесь и горел, под боком у цивилизации, вечный огонь, и жил его хранитель старец Севастей. В народе его почитали как чародея, знахаря. У минских язычников даже кладбище свое было - там, где сейчас завод имени С.М.Кирова.

Христина Савельина, свидетельница тех времен, рассказывала этнографу Михаилу Кацеру, обнаружившему в 1940 году минское капище: "Чараунiкоу гэта толькi цяпер лiчаць за благiх людзей, за служак антыхрыстау. Тады iх нашы дзяды лiчылi як за святых i ува усiм слухалiся, малiлiся iм, прыносiлi iм багатыя ахвяры. Што нi здарыцца дрэннае: пажар, крадзеж, паморак на скацiну, хвароба, усе iшлi да чараунiка па дапамогу. Ен варажыу па сонцы, па зорках, па вантробах казы цi авечкi, прынесенай чараунiку, i тлумачыу, ад чаго здарылася няшчасце i як ад яго пазбавiцца".

Потом попы решили снести капище. Знахаря прогнали, и появился здесь православный священник отец Евфимий. Впоследствии оказалось: не поп это был, а конокрад Аухим Скардович, бежавший из тюрьмы.

Капище действовало до русско-японской войны, вспоминали минчане, опрошенные М.Кацером. Почитали камень и при советской власти: увешивали его "ручнiкамi i хвартухамi". Кроме камня, здесь был священный в пять обхватов дуб "Волат" с большим дуплом. Рядом - "жертвенник", который люди называли просто "агонь" или "жыжа", на нем сжигали пищу. На камень выливали мед, молоко, вино.

Существование в Минске такого необычного объекта удивительно: в губернском городе православной Российской империи языческие "пережитки"! Но, с другой стороны, для наших краев явление не такое уж и "дикое". В Великом княжестве Литовском, до конца XIV - начала XV века считавшемся языческим государством, борьбу с "ересью", к коей причислялось чародейство, начали поздно. Только в третьей редакции литовского Статута 1588 года за колдовство стали судить как за уголовное преступление. И если на западе континента ведьм сжигали тысячами, у нас чародейство было обычным явлением, особенно на селе. А ведь минское капище в черте города оказалось только с прокладкой рядом в конце XIX века железной дороги.

Но пока на селе чародейство жило своей жизнью, в городах, особенно с XVI века, когда страну захлестнули веяния Реформации и Контрреформации, боровшихся и между собой и с неискорененным народным язычеством, с колдунами стали вести борьбу. Как распознавали среди "люда посполитого" тех, кто владел необычной силой?

Считалось, что "ведьму" можно опознать по особой примете. Так, Люцию Вайцюлиху суд признал "опанованой" дьяволом, свидетельством чего будто бы были "дьявольские пятна, руки от плеч и ноги от колен синие, налитые кровью, измученные". В действительности пятна остались у несчастной от пыток.

Верили, что ведьмы летают, собираясь в определенных местах. Одним из таких мест в Великом княжестве была гора Шатрия в Центральной Литве. Марианна Косцюкова, обвиненная в чародействе, признавалась, что летала на Шатрию с Шимоновой, Савковой, Гончаровой и старшей между ними Сугавдзиовой. На горе они встретили много народу. Косцюкова созналась, что видела там "пана" (дьявола) в немецкой одежде, в шляпе, прогуливающегося с палочкой. Там танцевали, причем на скрипке играл "рогатый". Веселились, однако, недолго, потому что боялись, чтобы пение петухов не застало их.

Подобные фантастические рассказы нередко рождались под пытками. Но то, что чародеи собирались на Шатрии, как и на других "лысых" горах, - отнюдь не вымысел. Не будем забывать, что это - бывшие языческие жрецы. И хотя их ритуалы со временем лишались былого величия, сила чар не ослабевала.

Вероятно, какую-то древнюю традицию продолжал и минский старец Севастей. Его сына также звали этим именем, которое, как замечает исследователь традиционной культуры белорусов Сергей Санько, созвучно с именем легендарного Совия, известного из древнерусских источников основателя традиции сожжения умерших у ятвягов, предков жителей Гродненщины, и литовцев.

Чародеи продлевали жизнь, лечили бессонницу, привораживали. Могли навлечь и смерть. Известен пример, когда некий чародей Кузьма подал в руки жене пожаловавшегося ему человека кусок мяса, отчего та иссохла и умерла. Об уже упоминавшейся Сугавдзиовой рассказывали, что один господин не дал ей в дорогу лошади, так та сказала: "Недолго ты будешь ездить на ней", после чего на третий день лошадь сдохла.

Колдовали по-разному: зельем, питьем, шептанием. Одна колдунья заговаривала скот "взглядом и ласканием". Чародейка Гирниова вымыла в ведре ноги, после чего сдохли четыре лошади, пившие из того же ведра. Сухие дубовые листья втыкались в углы дома, чтобы в нем все сохло. Другая ведьма целую неделю

сушила в дыму незаконнорожденного ребенка, которого затем погребла; спустя некоторое время она его выкопала и рассыпала кости в огороде соседа, после чего вся его семья стала хворать и ежегодно у них пропадал скот. Кроме высушенного трупа ребенка, на чары шли каша из жуков, подкова лошади, на которой ездит тот, кого желают очаровать, кости, земля, дохлый поросенок. Одну служанку чародейка научила, прядя шерсть, приговаривать: "Как это веретено кружится, пусть скот и овцы выкрутятся из дома моего господина, чтобы стал пустой".

Сегодня уже и не отличишь хранителя древнего магического знания от псевдознахаря. Но, как видим, с чудодейственной силой издавна знались не только цыганки, как принято думать, но была у нас и своя, белорусская, традиция.