Самые матерые гроссмейстеры СССР, от зычности имен которых закладывало уши, словно после выстрела гаубицы, за глаза называли Виктора Купрейчика «серийным убийцей». А романтичный Таль прозвал его шахматным Д’Артаньяном. Прозвища шли от стиля игры и бескомпромиссности характера, в котором пресловутой «памяркоўнасцi» не было и следа: он всегда говорил, что думает, не пряча свое мнение в карман, и терпеть не мог игру в поддавки. Эдуард Малофеев (а Купрейчик очень любил футбол, сам в детстве активно занимался) наверняка назвал бы манеру первого и самого знаменитого белорусского гроссмейстера «искренними шахматами» и оказался бы на сто процентов прав. Его партии всегда собирали у доски десятки глаз, манера Купрейчика — это шахматный стиль футбольной «Барселоны», его ходы и нестандартные решения — финты кудесника, получающего наслаждение не от результата, а от самого процесса игры.
Виктор Купрейчик всегда атаковал, не взирая на авторитет соперника
Под настроение Виктор Купрейчик мог обыграть любого, а когда был в особенном ударе, то пар шел из ушей соперников. В такие моменты лучше было попасть под поезд, чем под Купрейчика. Корчной, Таль, Смыслов, Белявский... Наш гроссмейстер не смотрел на имена и звания, он творил, «расстреливая» авторитетов пачками. Его рекорд — пять побед подряд на чемпионате СССР — так и не был никем побит! Но при этом Виктор Давыдович ни разу не добрался до звания чемпиона СССР. Наиболее был близок к титулу в 1980–м, в Вильнюсе. «Шел с отрывом, — вспоминал он потом. — Но не выдержал напряжения, ажиотажа. Психологически сломался, стали звонить из Минска и давить: «Давай, давай!» В те годы помните, как чемпионаты освещались? Большая пресса всесоюзного масштаба...» Как это ни странно, Купрейчик не был даже призером чемпионатов СССР. Потому что как выигрывал сериями, так сериями же и проигрывал: не любил, когда наполовину, и терпеть не мог ничьих. В 1976 году, к примеру, чемпионом стал Анатолий Карпов. Наш гроссмейстер тогда выиграл ровно столько же партий, как и победитель, но Карпов оказался первым, а Купрейчик последним.
Он рисковал, ввязывался в авантюры в поединках, которые легко сводились к ничьей, и, проигрывая, терял очки, а вместе с ними титулы. Это его не сильно беспокоило, но он рвал и метал, едва не бросившись в драку, когда однажды ему предложили расписать ничью. Такой был человек, не признававший полутонов, привыкший видеть жизнь в шахматном антураже черно–белой клетки.
Сегодня Купрейчика назвали бы чудаком: современная прагматичная жизнь таких жгучих романтиков разжевывает и проглатывает. Победитель всесоюзных турниров молодых шахматистов 1970 и 1974 годов, он был талантом невероятным и новой подрастающей надеждой советских шахмат, но забыл повзрослеть, навсегда сохранив в себе детскую тягу к донкихотству. Яркий и харизматичный, он быстро стал любимчиком публики. Его игра сделала шахматы в БССР популярными, а самого гроссмейстера узнаваемым. Сегодня это трудно представить, но у Купрейчика на улице просили автографы, как у футболистов или хоккеистов, его дружески хлопали по плечу и просто говорили «за жизнь». По–дружески. Позволяя панибратство, выказывая таким образом симпатию и любовь. Так было во все времена. Прокопенко никогда не был для болельщиков Александром, он был свойским Прокопом, Пудышев — Пудиком, Малофеев — Эдиком, а Белькевич — только Валиком. «Эй, Купрей!» — кричали ему вслед. «Витек, дай пять», — узнавали в толпе. Благодарили за красивые партии и желали успехов.
1961 год. Первое упоминание о Викторе Купрейчике в прессе
Наверное, его можно назвать «белорусским Талем», хотя в этом сравнении будет очень много натянутости и поверхностных обобщений. Купрейчик не раз говорил, что его с детства завораживала яркая манера неповторимого Михаила Нехемьевича, но подражать ему Виктор никогда не стремился. Просто жил и играл так, как лежало на душе. Не осуждал и известного диссидента Виктора Корчного, не вернувшегося с турнира в Голландии. Однажды на международном турнире в Вейк–ан–Зее, встретившись, Виктор Львович, протянув руку в приветствии, предложил Виктору Давыдовичу пообщаться (они были хорошо знакомы и даже приятельствовали), но Купрейчик, отведя взгляд, отказался. «Иначе неминуемо стал бы невыездным, — вспоминал он потом. — На родине нас строго предупреждали, что с «отщепенцем» Корчным даже здороваться запрещено». Это малодушие он потом долго переживал, не находя себе места и бичуя последними словами. Уже потом, годы спустя, они снова встретились во Франции. «Тот международный турнир Корчной выиграл, а вечером в гостинице за бутылочкой «Беловежской» мы помирились. И я, конечно, извинился».
Родом из Сельхозпоселка, Виктор Купрейчик ломал все сложившиеся стереотипы о шахматах и шахматистах: у него не было интеллигентной семьи (мама и папа рядовые бухгалтеры — на заводе Вавилова и «Коммунарке»), из его окружения никто и никогда не играл в шахматы — вместе с друзьями они гоняли в футбол, лазили по огородам и отчаянно дрались. Но однажды неугомонный Витька сломал руку. Судьба будто подтолкнула его, направив в секцию шахмат, а математический склад ума тут же сделал свое дело: в 12 лет о нем писали газеты как о будущем чемпионе.
Добряк в душе, он очень любил гостей. К нему всегда приезжали без звонка и были уверены: накормят, напоят и уложат. А знаменитый жареный карп от Купрея был известен далеко за пределами республики. Аскетом не был, мог выпить и любил закусить, и это тоже отличало его от многих коллег. Никогда не жаловался. Говорить о проблемах или болезнях и уж тем более о чем–то просить — это противоречило его сущности и жизненным принципам. Окончив факультет журналистики, подрабатывал на телевидении и в газетах. Много читал, обожал Василя Быкова и Ивана Бунина. Очень любил Владимира Высоцкого и Булата Окуджаву.
Свою жизненную партию он провел в том же атакующем и бескомпромиссном стиле. Серьезные проблемы с почками на закате дней не поколебали его любви к шахматам, и, несмотря на постоянную потребность в гемодиализе, а также упавшее зрение, он умудрялся постоянно участвовать в турнирах: окончить играть для него значило закончить жить. Когда Виктор Давыдович умер, в коридоре на журнальном столике остался лежать билет на поезд: Виктор Купрейчик собирался на очередной турнир...
Купрейчиков больше не будет — фамилия не получила продолжения, но дело его живет. Внук пытается развить в себе дедов талант: маленький Василь Новиков, сын дочери, занимается в одной из детских школ города. А племянница Анастасия Сорокина и вовсе центральная фигура современных белорусских шахмат.
Однажды Виктор Купрейчик привез Насте подарок. Из Австралии, где был тренером сборной СССР на студенческом чемпионате мира, — маленького плюшевого коалу. Играя, а она была очень неплохой шахматисткой, Настя всегда сажала талисман возле доски и вообще с мишкой не расставалась. Но перед самой важной партией потеряла. Были, конечно, слезы в подушку всю ночь, истерика и данный себе зарок: если завтра не проиграю, поеду в Австралию и куплю такого же. Партия закончилась вничью.
В Австралии Анастасия Сорокина едва не осталась навсегда: долго там жила, выступала за сборную этой страны на одной из шахматных Олимпиад, стала международным арбитром элитного уровня. Но вдали от родины долго не смогла. Вернулась. Возглавила Белорусскую шахматную федерацию и за два года у руля сделала для развития и популяризации шахмат в Беларуси столько, что о них вновь заговорили. Сегодня в Батуми стартует 43–я шахматная Олимпиада, на которой выступят и наши сборные — мужская и женская. Но итоговые места в таблице сегодня не главное. На исполкоме ФИДЕ в Грузии назовут имя страны — хозяйки Игр, намеченных на 2022 год. Белорусская заявка, по оценкам специалистов, имеет очень неплохие шансы на успех. Если дело выгорит, в Минск прилетят все лучшие шахматисты мира. И это будет непередаваемый шахматный карнавал!
А плюшевого мишку коалу Сорокина купила. И не одного. Их теперь у нас в качестве призов и сувениров раздают победителям детских турниров: на счастье, в память и с пожеланиями, чтобы росли на белорусской шахматной доске новые Дон Кихоты и Д’Артаньяны.
s_kanashyts@sb.by
