Последний адъютант маршала

Кто он на самом деле — Николай КУРГАНСКИЙ из Чечерского района и почему в его жизни принимали участие так много известных личностей?..

ЛЕТОМ 1947 года за ним захлопнулись ворота страшной тюрьмы, которую прозвали «на Лефортовском валу». Она и впрямь вселяла ужас. Камеры в ней словно бетонные мешки — размером три на три метра. Ни прилечь, ни отдохнуть. Только на ночь из стены выдвигался голый лежак. Но это были «цветочки». «Ягодки» начались потом. Когда начали вести допрос ставленники Берия. В них участвовал даже сам Абакумов. От Курганского требовали только одного: напиши собственноручно, что Жуков — английский шпион. Курганский стоял на своем:

— Я боевой офицер, смерти смотрел в глаза, никогда не врал и не юлил. Не оговорю Георгия Константиновича.

— Подумай, а мы тебе в этом поможем.

И в камере вспыхивала и горела непрерывно 1000-свечевая лампа. Применялись и другие инквизиторские методы: на темечко методично капала вода. Одна капля, вторая, сотая, от них разрывалась голова. Невыносимое испытание. Легче выдерживал он побои, даже пытки. А тут нервы и воля были на пределе.

Его снова уговаривали. Иногда допросы длились по двое суток. И такое истязание продолжалось шесть месяцев.

— Подпиши собранные «данные». Полковник Семочкин уже поставил свою подпись. Вот она, смотри! И генералы Кондратьев с Варениковым скоро попросят ручку. А ты — майор, и упрямишься! Не бойся, какой спрос с тебя будет? Лучше подумай о своей жизни, родителях.

Он часто вспоминал родных. Но больше всего снилась мама. Однажды он увидел ее, стоящей у лежака, она гладила его по голове и, смахивая слезы, спрашивала: «За что тебе такие мучения, Коленька?» Видимо, все-таки существует телепатия. Курганский не знал, но Елена Малаховна несколько раз приезжала в «Лефортово» с передачей для сына, просила о свидании с ним. Однако все время ей отказывали. Измученная женщина стояла у ворот, горько рыдала и молила Бога о спасении родной кровинушки.

...ЕЕ СЕРДЦЕ с первых дней почуяло неладное. Сын поступил в Академию Генерального штаба, прислал радостное письмо: скоро приеду в отпуск. Но его не было и не было. Елена Малаховна забеспокоилась, быстро собралась и подалась в Москву. Разыскала дом, где он снимал квартиру. Хозяйка ничего путного сказать не могла. Она только сообщила, что через два дня после исчезновения молодого офицера к ней постучался генерал. Забрал вещи постояльца, снял китель с орденами, покачал головой и ушел.

Мать писала во все инстанции: в Министерство обороны СССР, Сталину, Жукову... Бесполезно. Молчание. С лета 1947-го по 1954 год.

Только через семь лет ей ответили и разрешили свидание с сыном в ленинградской тюремной больнице «Кресты», куда его после шести лет заточения в «Лефортово» направили на излечение. Елена Малаховна поехала туда и выплакала все слезы. Ее сын, недавно здоровый и красивый, был инвалидом. Какое материнское сердце выдержит такое? И только в июне 1954 года лицо Елены Малаховны осветилось улыбкой: сына освободили, полностью реабилитировали, восстановили в звании, назначили военную пенсию. «Приедет домой, выходим, вылечим своим молоком и медом», — думала женщина.

Забирать Николая из города на Неве отправился старший брат Алексей. Он и привез его в деревню. И первое, что сделал человек, столько лет не видевший родные края, — пошел к Сожу, своей любимой реке. Спустился к воде, стоял там долго-долго, словно отыскивая что-то забытое. Потом повернулся, хотел подняться на берег, но сил уже не было.

Николай пытался восстановиться, начал понемногу бегать, заниматься физзарядкой. Да, видимо, силы жизненные были подкошены. На долгие тренировки его не хватило. Узник «Лефортово» сел за стол, начал писать воспоминания. Как случилось, но об этом пронюхали чекисты. Пришли, забрали рукописи. А бывшему адъютанту Жукова посоветовали уехать из деревни и выбрать любой город для проживания. Видимо, считали, что там он будет на виду у соответствующих служб, не станет охаивать вождей и чернить советскую власть за свою исковерканную жизнь. Николай Петрович поехал в Минск…

ГДЕ СЕЙЧАС эти рукописи, лежат ли они в каких-то схронах — трудно сказать. И о чем писал автор — неизвестно. Но восстановить жизненный путь адъютанта Жукова можно. Еще живы два брата Курганского — Алексей и Владимир. Алексею Петровичу уже за 90. Он — заслуженный учитель БССР, уйдя на пенсию, работал заведующим фермой хозяйства, сам держал двух коров, а сейчас одну. Говорит: «Мясо не ем, а молочко люблю».

Владимир Петрович на 20 лет моложе Алексея. Пошел по научной стезе. Лауреат Государственной премии Беларуси, возглавляет отдел на опытной научно-испытательной станции по сахарной свекле в Несвиже.

Был еще один человек, который многое мог бы рассказать об адъютанте маршала. Это — Николай Евсеевич Савченко, академик, бывший министр здравоохранения БССР, двоюродный брат Николая Петровича. Их жизненные пути часто пересекались. Но Николая Евсеевича нет уже среди нас. А что есть? Очень интересная статья, посвященная судьбе своего опального родственника. Вот с помощью ее, с помощью Алексея Петровича и Владимира Петровича я и попытался найти ответ на ряд волнующих меня вопросов. Прежде всего: кем был наш земляк, чем прославился, почему его заприметил сам Жуков и взял в адъютанты? И второе: как случилось, что блестящий офицер, перед которым открывалась такая радужная перспектива после войны, вдруг попал в «Лефортово», а потом канул в безвестность?

Был еще один человек, который многое мог бы рассказать об адъютанте маршала. Это — Николай Евсеевич Савченко, академик, бывший министр здравоохранения БССР, двоюродный брат Николая Петровича.

ЕСТЬ в Чечерском районе деревня Турищевичи. Вокруг первозданные леса, Сож рядом. Вот в этих красивейших местах и родился Николай. Мать — Елена Малаховна, отец — Петр Иосифович. Петр был старше своей супруги, до революции работал наставником и, по сути, взял в жены свою ученицу. Она была из трудолюбивого и зажиточного рода Савченко. Вместе занимались бортничеством, земледелием, имели скот. В 30-е годы семью хотели раскулачить, да спас уполномоченный, которого в свое время приютил и кормил дедушка Малах. Да и Курганские были не из бедных. Петр Исаакович сумел переориентироваться при Советах, стал бухгалтером местного колхоза и имел твердую зарплату. А она так была нужна, у них родились шестеро детей, пятеро из которых сыновья. Их кормить надо было, одевать и учить, выводить в люди. Да и стали они людьми с большой буквы, имевшими высокие звания и высокий авторитет.

Спрашиваю Алексея Петровича, заслуженного учителя БССР: «Каким был Николай?»

— Трудолюбивым. Мы с ним днем учились в школе, а вечером ходили в ночное, сторожили коней. Отдыхать некогда. И еще — целеустремленным. В 1939 году Николай поступил в Киевское артиллерийское училище. После окончания учебы отправился в Среднюю Азию. Там был расквартирован знаменитый корпус, и брату хотелось служить именно там, хотя отправили его в другое место. Получился скандал, но его быстро погасили. Он и в войну проявил себя! Получить шесть боевых орденов, среди которых орден Ленина, — говорит о многом. Его даже к званию Героя Советского Союза представляли, да затерялись бумаги. А одна награда нашла Николая даже в… «Лефортово».

Прежде всего: кем был наш земляк, чем прославился, почему его заприметил сам Жуков и взял в адъютанты? И второе: как случилось, что блестящий офицер, перед которым открывалась такая радужная перспектива после войны, вдруг попал в «Лефортово», а потом канул в безвестность?

Николай Курганский первое боевое крещение получил в 1941 году под Москвой. Туда срочно был переброшен кавалерийский корпус знаменитого генерала Льва Доватора, в котором он служил. Задача поставлена тяжелейшая и даже рисковая: пройтись ураганным огнем по тылам немцев, парализовать их и нанести ощутимый удар по врагу. И они прошлись — огнем и саблей по занятому врагом заснеженному Подмосковью, о чем столько написано и сказано. В тех боях лейтенант Курганский был ранен в руку. Его подлечили, но шашку кавалерист держать уже не мог. И он стал тем, на кого учился в Киеве — артиллеристом. Освобождал Польшу, под Варшавой получил тяжелую контузию головы, но дошел до Берлина. Войну заканчивал командиром истребительного противотанкового артиллерийского полка.

Об этом периоде своего боевого пути Николай Петрович часто рассказывал своему младшему брату Владимиру. Владимир Петрович при разговоре со мной поведал:

— Николай объяснял мне, что такое ИПТАП. Это не стрельба навесным огнем по невидимым расчетным целям. Это смертный бой глаза в глаза. Это когда на тебя идут танки, а твои пушки стоят против них не в укрытии, а на открытой позиции. Надо было с первого выстрела поразить вражескую машину. Вопрос ставился так: или ты выведешь из строя фашиста, или он тебя. Побеждает и остается в живых тот, кто раньше и точнее выстрелит. Брат мой стрелял метко, был виртуоз своего дела. Но о своих подвигах он не любил рассказывать. Говорил просто: была работа, тяжелая и смертельно опасная.

— А где его заприметил маршал Жуков?

— Под Берлином, во время объезда позиций. Чем приглянулся ему майор Курганский, не знаю. Знаю только, что он любил смелых, исполнительных людей, офицеров с божьей искрой. Георгий Константинович пригласил его в штаб лично и предложил службу адъютанта. Что мог ответить брат? Конечно, «сочту за честь»!

— Став адъютантом маршала, брат не зазнался, не забывал семью и своих земляков?

— Нет. Вот Алексей Петрович помнит, как он весомый подарок «прислал» на малую родину: двух лошадей и трактор. Одну лошадь отдали колхозу, вторую лесничеству, а трактор передали МТС.

Или такой пример. Наш родственник Николай Савченко, фронтовик, прошедший с боями от Сталинграда до Берлина, хотел демобилизоваться и поступить на третий курс Минского медицинского института, откуда он добровольцем ушел на фронт. Но его и слушать не хотели. Тогда он отправился к адъютанту Жукова, к своему двоюродному брату. И тот помог ему. Страна получила академика, министра здравоохранения БССР.

Надо отдать должное, Николай Евсеевич не забыл благородный поступок своего родственника. Когда Николай попал в беду, помогал ему чем мог. Об этом и в своей статье написал.

ЕСТЬ в этой статье и объяснение, откуда пришла беда, почему началась черная полоса в жизни адъютанта маршала. У Георгия Константиновича он пробыл около года. Затем последовала отставка маршала с поста Главкома в Германии и расформирование его штаба. Жукова без всяких объяснений сослали сначала в Одесский, а затем Уральский военный округ. Сегодня мы знаем причину: полководцем Победы был Сталин, а не Жуков. Так считал отец всех народов и поступал соответственно. Именно он нанес первый удар по Георгию Константиновичу, подключив Берия к развенчанию кумира страны. Лаврентий Павлович сразу начал действовать. Под жестокий каток его системы попали многие. В том числе адъютанты Жукова, которые работали с ним в Берлине: генерал-лейтенант Кондратьев, генерал-майор Вареников, полковник Семочкин, майор Курганский.

Николай Курганский к тому времени уже поступил в Академию Генерального штаба. Перед ним открывалась прекрасная перспектива. Но вместо нее во весь рост замаячили «Лефортово», бетонная камера с голым лежаком и пытки, пытки... Наш земляк прошел там такую «академию» — лютому врагу не пожелаешь. А дальше — не лучше. Перед ним не извинились ни при Хрущеве, ни при Брежневе, не помогли, не протянули руку помощи инвалиду.

Вот что рассказывал Николай Савченко в 1997 году о минском периоде жизни адъютанта Жукова:

— У Курганского, кроме пенсии, не было ничего, все офицерское имущество и сбережения исчезли бесследно. Ни о какой работе, даже легкой, не могло быть и речи — полный инвалид! Как он жил без жилья, без семьи, без работы — представить невозможно. Много раз приходилось помещать его в больницу, чтобы хоть немножко подкрепить, дать отдохнуть от неприкаянной жизни.

После одной из таких госпитализаций в 1973 году, когда он снова оказался в Минске на улице, я взял его фотографию с орденами, в десяти строчках изложил его горестную биографию и пошел ко второму секретарю ЦК КПБ А. Н. Аксенову. Рассказал ему об этом осколке сталинского произвола, о его бедствиях, попросил помочь выделить в Минске Курганскому хоть какое-либо жилье (я в то время был министром здравоохранения БССР). Разговор мы закончили где-то в конце рабочего дня. А утром мне позвонил председатель Минского горисполкома М. В. Ковалев и сказал, чтобы Курганский пришел получить ордер на выделенную ему квартиру. Без труда я восстановил цепочку событий: Аксенов доложил Машерову, Петр Миронович тут же принял решение и дал указание Ковалеву.

Он и привез его в деревню. И первое, что сделал человек, столько лет не видевший родные края, — пошел к Сожу, своей любимой реке.

Курганский получил маленькую однокомнатную квартиру и наконец обрел свой угол и покой. Всю оставшуюся жизнь он прожил одиноким, без семьи, посильно помогая в работе районной ветеранской организации. В последние годы почти ослеп, с трудом передвигался. Однажды я спросил его, не держит ли он зла на маршала за то, что не вызволил из тюрьмы, не вспомнил о его судьбе. Горько улыбнувшись, Николай Петрович ответил: «А что он мог сделать? Маршалом Победы он был на войне, там он управлял, а здесь он и сам оказался под жерновами неуправляемых, неподвластных ему обстоятельств».

НИКОЛАЙ Курганский не выходил два дня из квартиры. Соседи взломали замок и нашли его мертвым в ванной. Так закончил свой жизненный путь человек с изломанной судьбой — последний адъютант маршала Жукова, Главнокомандующего оккупационными войсками в Германии.

Я попросил братьев Курганского прокомментировать эти строки академика Савченко. Они сказали: «Николай был нашей гордостью и нашей болью. Его психически сломали, физически искалечили. Он, казалось, жил уже в другом мире. Но мы его не забывали. Николай жил то в деревне, то уезжал в Минск. А в Минске была наша сестра.

А по поводу Жукова? Приходило в деревню письмо от Георгия Константиновича, в котором он спрашивал у Николая, нужна ли ему какая помощь? Но адъютант не ответил своему маршалу. Он был гордым человеком. Таким и остался в нашей памяти».

Евгений КАЗЮКИН
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter