Ираида Ивановна делится впечатлениями от недавнего посещения бала ветеранов в Москве, показывает свои боевые награды. Среди них орден Отечественной войны II степени. Гордится и теми, которые получила не так давно от Белорусского общественного объединения ветеранов «За патриотическо‑нравственное воспитание молодежи». Ираида Ивановская — частый гость на школьных уроках, посвященных теме войны.
В раннем детстве Ираида Ивановна ощутила горечь утраты. Ей было всего пять лет, когда репрессировали отца. С мамой, двумя братиками и младшей сестричкой жили на хуторе в Псковской области. Мама болела. Детям приходилось голодать. Ираида Ивановна помнит, как ели хлеб, смешанный наполовину с измельченной сухой травой. Вкус колючей краюшки из русской печи во время войны станет теплым воспоминанием о доме, в который уже не суждено будет вернуться.
— Когда началась война, мы жили в Витебске, — рассказывает ветеран. — Перебрались туда ближе к родственникам. Мы, дети, не понимали, что такое война, потому и страха не испытывали. Тревога появилась, когда на третий день войны вся наша улица была объята огнем. Остались без крыши над головой. Нас приютила мамина сестра в своем добротном большом доме. Немцы потом решили расположить в нем обсерваторию, а нашу семью из девяти человек выгнали в сарай. Вскоре ушли в подполье родные братья. Фашисты вели себя на нашей земле как хозяева. Заходили в деревню, резали поросят, кур, а потом заставляли жителей готовить им еду. Сопротивления от местного населения гитлеровцы не ожидали. По городу без оружия ходили. К детворе поначалу относились довольно сносно. Потом, когда поняли, что появились несогласные, стали свирепствовать. Позже мы узнали, что на кладбище повесили нашего односельчанина, семнадцатилетнего парнишку.
Партизаны, с которыми в одном отряде воевали братья Ираиды, стали и ее вызывать на задания. Передавали записки с шифровкой. Пятнадцатилетняя девчонка легко с ними справлялась. Как признается теперь, выручал закаленный хуторской жизнью характер:
— Выносливая была с детства, по деревьям наперегонки с братьями лазала. Коленки разобьешь, грязью залепишь, чтобы мама не ругала, и идешь домой, не уронив ни слезинки.
День, когда их семью немцы схватили во время одной из облав, стал еще одним из самых страшных. Маму и сестру Нину отправили в Германию, а Ираиду — в концентрационный лагерь под Оршей.
— Там мы строили оборонительные сооружения, землянки, — рассказывает ветеран. — Киркой сутками долбили землю. Терпели издевательства конвоиров и каждую секунду ощущали страх расстрела. Спали на деревянных нарах, ели черную баланду из картофельных очистков. Иногда, как ни странно, спасал немецкий солдат, чех по национальности. Тайком выпускал нас в близлежащую деревню что‑то попросить из еды. Мы возвращались в лагерь с мешком сахарной свеклы. Добытое делили по кусочку на всех, кто был рядом.
Тот же солдат спас Ираиду от расстрела после неудачной попытки побега. Фашисты дали в наказание пятнадцать плеток.
В 1944 году лагерь был освобожден. Ираиде и другим узникам, кто был родом из Витебска, показали дорогу домой.
— Мы, обессиленные, шли пешком почти месяц. Видели безлюдные деревни, обгоревшие дома. Хотелось пить. Жажда мучила так, что пили воду из болота. Подруга наступит пяткой на трясину — я пью у нее из‑под пятки. Я наступлю — она пьет. Когда пришли в Витебск, увидели, что от города осталось пепелище. Куда идти? Мы подались в Подберезье, где был расположен госпиталь. И там я с ходу выпалила начальнику: «Хочу раненых лечить».
Рабочие руки в госпитале были нужны. Ираиду и ее подруг, освобожденных из концлагеря, зачислили в штат.
— Принимали машины с ранеными солдатами, — вспоминает она. — Рассортировывали, у кого какое ранение, мыли машину и опять отправляли на поле боя. Бинты стирали, сушили и каждый скручивали. Гипс месили руками. Хирург Галина Михайловна, увидев мое старание, стала поручать мне операции по ампутации рук и ног.
Все это время медсестра, спасая жизни солдат, ничего не знала о своих родных. В душе верила, что они живы. С военными врачами Ираида в составе 3-го Белорусского фронта прошла до города Хайнрисмвальд (теперь Славск Калининградской области). И только в самом конце войны получила весточку от мамы и сестры о том, что им удалось вернуться из Германии в Витебск.
— Мы всем отделением читали слова сестры, написанные сердцевиной химического карандаша на мятом клочке бумаги, и у нас слезы лились рекой. Когда родные вернулись домой, мама, желая узнать хоть что‑то обо мне, ходила на Смоленскую площадь в Витебске, где собирался народ, чтобы обменяться информацией о пропавших близких. Там она и узнала номер полевой почты нашей воинской части.
Узники концлагеря строили оборонительные сооружения, землянки. Киркой сутками долбили землю. Терпели издевательства конвоиров и ощущали страх расстрела. Спали на деревянных нарах, ели черную баланду из картофельных очистков.Ираида Ивановна помнит, как их госпиталь ликовал, когда объявили о Победе. Выбежали на площадь, обнимались, кричали и плакали. Когда вернулись в палаты, узнали, что в эти минуты тяжелораненые солдаты умерли...
— Ну как же так? — в ее глазах стоят слезы. — Война ведь кончилась, а они умерли в День Победы. Я и сегодня вижу их лица.
После окончания войны госпиталь, в котором работала Ираида Ивановна, отправили на Дальний Восток, где шла война с японскими агрессорами.
После возвращения домой Ираида Ивановна узнала о том, что на войне погибли ее братья. Вместе с земляками восстанавливала город и обретала новую профессию. Работала продавцом, поваром, киномехаником. Вышла замуж, вырастила двоих сыновей.
— Все эти годы живу с желанием видеть прекрасное, радоваться каждому дню, — признается Ираида Ивановна. — Стараюсь не волноваться по пустякам и своих правнуков учу ценить главное — свежий хлеб на столе и мирное небо над головой.
kuzmich@sb.by
