Полковник Карпенко: "Говорят, что солдаты не плачут. Неправда. Они просто прячут свои слезы..."

Минчанин Бронислав Викторович Карпенко видел войну разной: пятнадцатилетним подростком столкнулся со зверствами фашистов в своей деревне, в семнадцать лет – партизанил в лесах под Минском, а после совершеннолетия – отправился на фронт. За Победой.  

Минчанин Бронислав Викторович Карпенко видел войну разной: пятнадцатилетним подростком столкнулся со зверствами фашистов в своей деревне, в семнадцать лет – партизанил в лесах под Минском, а после совершеннолетия – отправился на фронт. За Победой.

 

Бронислав Викторович и сегодня в строю – возглавляет Ленинскую районную организацию Белорусского союза офицеров, встречается с молодежью

 

Мать застрелил, а ребенка бросил в колодец

Немцы в деревне Мурово Березинского района были уже 3 июля. Сначала местных жителей они даже не замечали. Убивали скотину, крутили головы курам и уткам. Собирали молоко, яйца. Никто и подумать не мог, какой ужас начнется спустя всего несколько недель…

Бронислав Викторович до сих пор помнит жуткие сцены:

– В один из дней на окраине деревни высадились фашисты. Рукава закатаны, смеются. Направились во двор, где проживала молодая семья – ребята поженились в последнее воскресенье перед войной. Из хаты вышла хозяюшка, совсем еще девчонка. Немцы встретили ее жутким «гы-гы-гы», схватили за руку и потащили в сарай. Она стала кричать, плакать. На помощь выбежал молодой муж. Тогда непрошеные гости без всякого предупреждения дали очередь из автомата – убили обоих.

…То, как сжигали две близлежащие деревни, Бронислав Карпенко не видел – узнал из рассказов очевидцев:

– Отряд карателей решил выместить злобу из-за не-удачной операции по поимке партизан на жителях деревень Дубовручье и Боровина. Людей согнали в колхозные фермы и подожгли. В Боровине из пылающего сарая вырвалась женщина с грудным ребенком и стала убегать в лес. Зверь в человечьем обличье выстрелил ей в спину. А малыша схватил за ножку и бросил в колодец.

Семье Карпенко тоже пришлось прятаться от фашистов. Уходили в лес, строили землянки и пережидали немецкие наезды.

– Однажды мы не успели спрятаться и нас заметили. Я, моя мама, младшая сестренка, братишка и наша соседка забежали в хату. Спрятались в погреб, сидим. Вдруг услышали какой-то шум. Оказалось, немцы подожгли дом. Гореть живым не будешь – стали выбираться. Маму и малышей не тронули. Но когда в окно стал прыгать я, над моей головой прошла пулеметная очередь. Я упал в картошку, что росла рядом – она была высокая, густая. Немец, видимо, решил, что убил меня. Как только они отошли, я ползком-ползком – и добрался до леса.

 

Без солдатской хитрости на войне не обойдешься

Бронислав Карпенко попал в партизанский отряд имени Н. А. Щорса Червенско-Минской партизанской зоны:

– На первых порах строил землянки, маскировал их. Позже меня стали назначать на сторожевые посты. Приходилось дежурить на перекрестках дорог, ведущих в партизанский лагерь. 

Вместе с остальными Бронислав ходил подрывать мосты, линии связи, участвовал в разгроме опорных пунктов гитлеровцев в деревнях.

У партизан боеприпасов было мало, длительного боя они не выдерживали в отличие от немцев, которые патронов, гранат и снарядов не жалели. Народным мстителям помогали хитрость и смекалка. Когда командир отряда узнал, что движется отряд карателей, не стал давать бой, а тихонько провел людей в обход, в тыл врага.

– Как вспомню тот случай, меня даже сейчас знобит – так было холодно. Даже говорить не мог, – полковник в отставке Карпенко начинает ежиться. – Мы шли молча, разговоры и курево – под запретом. Когда начало светать, оказались на дороге, по которой несколькими часами ранее прошли немцы. Если бы они вдруг вздумали повернуть назад, думаю, нам бы пришлось туго. Захватчики в лагере никого не нашли. Взорвали землянки и к вечеру разъехались по гарнизонам. А мы вернулись на прежнее место дислокации.

 

Парад Победы – место встречи с боевыми товарищами

 

Как я, сынок, боялся за тебя!

После освобождения родных мест от оккупантов Бронислав два месяца работал на расчистке улиц и дворов Минска. А когда стукнуло восемнадцать, отправился на фронт – в составе одной из частей 142-й дивизии 2-го Белорусского фронта, которая тогда стояла в Жабинке под Брестом.

Не раз и не два приходилось рисковать жизнью. Однажды на территории Польши наша дивизия шла в наступление. Немцы усиленно сопротивлялись – на одной из возвышенностей пулеметная очередь косила ребят одного за другим. Тогда командир дивизии принял решение приостановить атаку. Стали искать смельчака, который бы смог снять пулеметчика.

– Ты на тренировке хорошо стрелял, – обратился ко мне капитан Онопченко. – Ползи, сколько можешь. Если почувствуешь, что могут заметить, замри.

И я пополз. До фашиста оставалось не больше 50 метров. Разглядеть его было сложно – немец отгородился горой битого кирпича. Но все же я заметил его первым – это спасло мне жизнь. Я выстрелил из своего ПТР, перезарядил оружие и выстрелил еще раз, – вспоминает Бронислав Викторович.
После этого стрельба из-за укрытия прекратилась, наша пехота поднялась в атаку и взяла высоту. Капитан Онопченко подбежал к юному герою, обнял, поцеловал и сказал: «Как я, сынок, за тебя боялся!» За тот поединок Бронислав Карпенко был награжден орденом Славы III степени, эту награду считает самой дорогой.

 

Не могу забыть ее глазоньки

Еще один случай, о котором Бронислав Викторович рассказывает с содроганием:

– К нам перед самым боем из Ленинграда прибыли три восемнадцатилетние девчушки. Начался бой, и сразу же одного бойца ранило. Он лежит метрах в пятидесяти и кричит: «Мамочка моя, родненькая». Танечка, так звали санинструктора, говорит: «Побежим, поможем». Мы только поднялись, как рядом разорвался снаряд. Я смотрю, Танечка падает, а головоньки у нее нету. Оторвало. Я пытаюсь подняться, меня взрывной волной от второго снаряда сбивает с ног. Очнулся. Надо мной суетятся ребята. В шинели – две дырки. Как позже выяснилось, осколок пробил шинель, телогрейку и вышел. А на гимнастерке  только коричневый след остался… И тут ко мне вновь капитан Онопченко подбежал: «Ну что, жив, сынок?» Он мне как отец родной был… Назавтра мы хоронили Танечку. До сих пор не могу забыть ее глазоньки. Сообщать о смерти было некому – ее родители умерли от голода в блокадном Ленинграде. Подружка Тани Шура Орлова подошла к могиле и расплакалась. И мы тоже. Говорят, что солдаты не плачут. Неправда, мы просто прячем свои слезы…

 

Наталья УРЯДОВА, фото Дмитрия ЕЛИСЕЕВА, «ЗН», и из личного архива

 

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter