— Чем вызван был столь извилистый путь?
— Моя бабушка (по материнской линии родом из деревушки в Витебской области) в юности сбежала из родительского дома в Москву. Танцевала в агитбригаде “Синяя блуза”, была очень талантлива, писала стихи, песни. Потом встретила рязанского красавца в кожанке. Они поженились. Он работал в системе НКВД, принимал жалобы от раскулаченных. Сама должность подразумевала последующую отсидку. Когда мой дед почувствовал приближение опасности, он совершил один правильный поступок: у него имелись кое-какие деньги в сейфе, он забрал их, и с женой и двумя маленькими детьми (моей мамой и дядей) рванул на родину супруги, то есть моей бабушки. Там он скупил в местном магазинчике едва ли не все продукты и роздал их соседям. Деда, понятно, разгневанные энкэвэдэшники быстро отыскали... Через несколько лет грянула Великая Отечественная война. Соседи бабушке, как могли, помогали. От деда же не было никаких известий. Никто из родных не знал даже, жив ли он. И лишь в 1956-м от него пришло письмо. Оказывается, он срок отбывал на ртутных рудниках. А после отсидки так на Колыме и зацепился. Бабушка поехала к нему. А вслед за ней подтянулись туда и мои родители вместе со мной. Там же я закончил школу, поступил в Хабаровский институт культуры (учился на домре). Но меня тянул театр. Хотел ехать в Москву. Однако не было денег. А самым близким оказался Дальневосточный институт искусств, во Владивостоке, где был театральный факультет. Затем — работа в Оренбурге, служба в армии, Бобруйский театр и, наконец, Минск, где я от актера дошел до руководителя Национального театра.
— Трудно ли было принимать решение о смене амплуа, о выходе на политические подмостки?
— Я всегда интересовался политикой, потому что видел, что это большой театр. И потом — это реальная режиссура в жизни, а не прикладная в театре. Это сфера больших чувств, больших эмоций. Я бы никогда не ушел с должности актера, режиссера. А с должности директора театра я ушел с удовольствием: семь лет руководить главным драматическим театром Беларуси — это достаточно тяжело. Эта должность забирает все время целиком. С утра до ночи (пока не закончится последний спектакль) мысли об одном. Потом добывание денег, поиски спонсоров, привлечение зрителя, работа с актерами, поиски гастролей... Когда я пришел в депутаты, исчез хозяйственный пресс и во мне вдруг опять стали подниматься ростки творчества. Стал писать стихи, поставил два спектакля, преподаю в академии искусств, готовлю к изданию свою книжку, снимаюсь в кино. Конечно, у депутата, как и у директора театра, времени на себя крайне мало, но по психологической загрузке это разные работы. В депутатстве у меня нет давления материальной ответственности. Освобожденная воля дает возможность творить.
— Представители кино, эстрады сегодня занимают губернаторские кресла, входят в руководство партий, избираются спикерами. Это естественный процесс?
— Что такое актерство и режиссерство? Это прежде всего человековедение, изучение мотивов поступков людей. Умение моделировать ситуации и воздействовать на зрительный зал, на мир через образный ряд. Вообще, артистизм необходим в повседневной жизни всем, а лидеру — в первую очередь. Он должен обладать навыками перевоплощения, харизмой, интеллектом и должен быть подвижен эмоционально. Эмоциональность — это как оперение для стрелы, позволяющее точнее попадать в цель.
— Что нужно, чтобы получить главную роль в политике?
— То же, что и в театре: ее нужно заслужить.
— Одно время бурно обсуждалось: может ли уважающий себя артист сниматься в рекламных роликах? Сейчас вроде бы споры поутихли. А может ли известный артист рекламировать партию?
— Прежде всего — что плохого в том, когда кто-то хочет прицепить известную личность и сделать ее своим брэндом. Это сам бог велел. А известные люди получают возможность заработать.
— Как должны строиться отношения между властью и художником? Кто вам ближе — “придворный” художник или тот, кто живет без роскоши и не обласкан властью?
— Мне и тот и другой близок. И каждый из них по-своему несчастен. Мне хочется, чтобы была гармония. Счастлив тот, кто мыслит интересами государства и народа. (Конечно, когда само государство мыслит интересами народа.) А вообще тут разницы особой нет. Творец не должен мешать себя с политикой. Его территория — душа человека, его нравственность, любовь, жизненные коллизии. Писатель, артист, который с головой окунулся в политику, умер как творец.
— Но если эту мысль подвести под вашу судьбу, не значит ли это, что вы изменили своему предназначению?
— Я счастливый человек, потому что мне не нужно кривить душой. Я государственник по своей сути, и в моем творчестве нет ничего от политики. Зато в моей политической деятельности, смею думать, есть творческое начало. Василь Быков тоже был вне политики. Все его великие произведения о душе человека, о его выборе. И человек не выбирает между коммунистами и демократами, а выбирает между смертью и правдой, между любовью и изменой. Изменой человеку, изменой долгу. Когда Художника берут на службу те или иные силы, ему трудно разобраться в происходящем, потому что он на все смотрит с эмоциональной высоты, а не через призму некой идеологии. Партийное течение не должно затягивать творцов, но государство должно поддерживать их, чтобы они работали на нравственность народа. От людей искусства ошибочно требовать самоокупаемости. Они окупаются на более высоком уровне.
— Что больше всего вас удивило в последнее время?
— То, как в ходе российско-белорусского нефтегазового конфликта моментально оформились два лагеря сторонников и противников Союзного государства. Подвижность политического пространства меня потрясла и напугала. Это пространство похоже на кухню, которая наполнена газом. И всюду предупреждения об опасности. Нужно постоянно проветривать комнату, иначе может случиться взрыв. Меня поразила молниеносность и поспешность суждений некоторых высоких деятелей.
— Концентрация чего оказалась на рубеже предельно допустимой нормы?
— Концентрация экономических интересов отдельных людей и групп, которые стали выше интересов народов. Некоторые дельцы понимают Союзное государство только с утилитарной точки зрения: как больше на этом заработать лично, как больше прикупить предприятий (причем за бесценок).
— Каким вам видится Союз Беларуси и России?
— Это должны быть два суверенных государства с общим парламентом и разными президентами. Эту модель реализовать непросто. Есть много вопросов. Один из них касается единой валюты и эмиссионного центра. На сегодняшний день много неурегулированных моментов. Достичь согласия возможно только тогда, когда общие для всех цели станут преобладать над целями отдельных влиятельных личностей. Если бы была возможность референдума по Союзному государству, убежден, народы высказались бы “за” и “как можно быстрее”. Но в России в предвыборный год нельзя проводить плебисциты...
И еще. В последнее время было немало спекуляций вокруг Беларуси, которой даже предлагали войти в состав России. На выборах в Госдуму или в президенты ведь никто из кандидатов не обойдет “белорусский вопрос”. Вот и посмотрим на сторонников и противников Союзного строительства. А еще увидим, кого из них россияне поддержат.
— С кем из российских режиссеров и актеров вы поддерживаете контакты?
— Со многими. Немало белорусских режиссеров и актеров работает в Москве, Санкт-Петербурге. И наоборот, россияне приезжают в Беларусь, чтобы реализовать свои творческие планы.
— Какое отношение у ваших российских коллег к тому, что в последнее время происходит вокруг Союзного государства?
— Все все понимают. А люди искусства еще очень тонко чувствуют ложь и игру. Но их, вообще говоря, эта тема практически не интересует. Ведь мы все равно остаемся вместе. Сели в поезд и свободно приехали из Москвы в Минск или из Минска в Москву. Никакой границы. Так и будет. Я не слышал ни одного мнения против цивилизованного сближения наших двух стран.
— Можно ли разорвать общее культурное пространство государственными границами?
— Нет. Проникновение белорусской культуры в российскую и наоборот всегда было достаточно мощным. В искусстве нет границ, но есть традиции, которые охраняются, и есть колорит, который надо культивировать. Это идет изнутри, и это сильнее сиюминутных выгод. Проходят Дни культуры Беларуси в России и Дни культуры России в Беларуси. Скоро, например, гомельский театр поедет на волжский фестиваль. Все контакты и не перечесть. Достаточно просмотреть афиши концертных залов, театров наших государств. Кстати, в Минске Илья Олейников как композитор осуществляет постановку мюзикла “Пророк” с белорусскими звездами эстрады и молодыми исполнителями. В этом проекте мы с ним вместе работаем. Я убежден, что культурные связи будут и дальше развиваться.
— Чего вы никогда не будете делать?
— Это сложный вопрос. Никогда не говори никогда.
— В коммунистическую партию вы согласились бы второй раз вступить?
— Нет. Хотя спокойно отношусь к людям, которые там. Понимаю их убеждения и цели. И, вообще, я не буду вступать ни в какую партию. Потому что рано или поздно надо будет подчиниться партийной дисциплине, слукавить, пойти на сделку...
Врать не хочется. Часто, когда мы говорим о народе, мы забываем, что это папа и мама, брат и сестра. Публично врать — это все равно что врать самым близким людям. Даже во благо. Хотя и говорят, что ложь во благо спасительна. Нет, я лучше промолчу. Хотя это почти что ложь. Когда человек в ответ на вопрос молчит, он ведь не врет?
— Он считает, что своим молчанием сказал правду.
— Да. Просто не хватило смелости что-то произнести вслух. Но про себя скажу, что я человек эмоциональный и в рывке могу совершить что-то, на что в обычном состоянии был бы никогда не способен. Чем больше думаешь, тем больше появляется соблазна поступить по уму, а не по совести. Ум и совесть часто соперничают. У меня было много эмоциональных срывов. Лучше сыграть эмоциональный срыв, чем на самом деле эмоционально взорваться. Я много учился владеть собой, потому что видел, как меня переигрывали оппоненты в каких-то спорах. Эмоции вредят. Эмоции должны быть на службе у политика, а не против него.
— Извините за банальный вопрос: но что, на ваш взгляд, правит миром?
— Увы, зависть и жалость. О человеке можно сказать, что он состоялся только тогда, когда он способен уважать другого за его достоинства, а не завидовать ему или желать зла. Человек должен научиться прощать другому его счастье. В обществе же порой преобладают иные настроения: вот богатые жируют, распни их! Ах, этот красивый молодой и популярный (и дальше с радостью) попал в автокатастрофу...
— Кто для вас является образцом политика?
— Мне импонирует Маргарет Тэтчер. Много интересных политиков и сейчас, но о государственном деятеле можно судить лишь после того, как он закончил свою карьеру (годами создаваемый образ может быть перечеркнут одним непродуманным действием, и это бывает не редко).
— Определили ли вы для себя рубеж, до которого вы готовы идти по стезе политики?
— После должности директора театра я для себя определил, что не буду замом. Не из-за гордыни. Просто “зам” — это отдельный дар. Это великие трудяги, это талант соподчиняться и командовать. Но это не мое. Я знаю, как быть лидером. Знаю, что это такое. И в то же время я могу быть хорошим бойцом, хорошим исполнителем, когда четко поставлена задача и я вижу цель и это соответствует моим способностям и возможностям. Я не планирую для себя какой-то особой политической карьеры. Мне нравится работа депутата. Нравится работать в округе, в Парламентском собрании.
— Будете ли вы баллотироваться на следующий срок в депутаты?
— Это я еще для себя не решил. Да и это не только от меня зависит.
