Пока мы учимся жить, жизнь проходит

Прошедший год в театрах Беларуси можно было бы назвать годом шведской культуры. Отличились три национальных театра. Купаловцы выпустили «Эрика IV» и «Барух-Эмануэль», коласовцы – «Отец», русский театр – «Земляничную поляну». Лидировали два автора с мировыми именами – Стриндберг и Бергман.
Прошедший год в театрах Беларуси можно было бы назвать годом шведской культуры. Отличились три национальных театра. Купаловцы выпустили «Эрика IV» и «Барух-Эмануэль», коласовцы – «Отец», русский театр – «Земляничную поляну». Лидировали два автора с мировыми именами – Стриндберг и Бергман. Сегодня даже трудно представить, что до выхода пятьдесят с лишним лет назад на киноэкраны фильма «Земляничная поляна» шведский материк был нам мало известен. Фильм-притча Ингмара Бергмана, полный философских символов и душевных сомнений, заинтересовал разве что эстетов, но никак не широкую публику. Сцена вообще к скандинавам приближалась с опаской из-за притчевой жесткости суждений, холодного темперамента, фантасмагоричности образов. Сейчас разгадывать загадки стало модно. Можно сказать, что нарастает градус опьянения классическими пьесами. Самого известного драматурга Швеции Августа Стриндберга спустя полвека после его смерти объявили крупнейшим мыслителем и пророком. В качестве режиссера Бергман поставил все пьесы Стриндберга и спустил его на грешную землю, заявив, что «театр ни к чему не призывает. Он должен быть встречей людей с людьми и больше ничем». Это категорическое суждение отняло хлеб у многомудрых исследователей. Европейский мир насытился шведами и успокоился. А мы подошли к той черте, когда их проблемы стали нашими проблемами: подверглись переоценке нравственные ценности общества. В первую очередь замаячила трагедия индивидуализма. В «Земляничной поляне» перед нами история старого профессора, который на склоне лет переосмысливает свою жизнь и понимает, что прожил ее без любви к ближним. Автор берет на вооружение самый простейший биографический метод исследования. Бергман в своей практике использовал такую форму спектакля, где действие сконцентрировано на маленькой площадке, на самой авансцене, близко к зрителю. Режиссер нашего спектакля Аркадий Кац тоже это использовал. Главному герою, которого играет Ростислав Янковский, предложены две точки: слева — мягкое кресло, справа — нечто, похожее на автомобиль. Слева — дом и место для рассуждений, справа – движение и встречи. Все основное пространство сцены служит для воспоминаний и провидческих снов профессора Исака Борга. Художник из Латвии Татьяна Швец предложила световые проекции с огромным глазом и зрачком в центре. Размытое изображение создает зыбкость, призрачность происходящего. Так и должно быть. Жанр спектакля авторский, точнее, это высказывание, где плотно слились явь, фантазия, обращение к детству, страшные сны. Поэтому конкретные предметы и декорации как-то неуместны. Герой проходит путь от смерти к возрождению, а это, согласитесь, не четыре стены, а дорога без ограждений. Известный режиссер Аркадий Кац делает в нашем театре уже пятый спектакль, неизменно выбирая на главные роли Ростислава Янковского. С первой постановки в 1975 году они творчески общаются, прошли рядом хороший кусок жизни и отлично понимают друг друга. Режиссер доверился актеру, его врожденной душевности и сострадательности. Строго говоря, это несколько перевернуло исходный материал. Уникальная энергетика Янковского создает славянский вариант скандинавской ментальности, с весьма мягким эгоцентризмом. На самом же деле швед Исак Борг – человек тяжелый и достаточно противный. Он сделал научную карьеру. Неизвестно, что он там открыл или изобрел. Но за мировыми проблемами окружающих в упор не видел, благостно существуя в привычном, пронизанном традициями быте, где нет места свободной воле. Янковский раздвинул рамки предложенного сценария. Именно сценария, а не пьесы. По сути дела, это длинный монолог актера. Других многочисленных персонажей он наблюдает со стороны. Они появляются, чтобы что-то подтвердить или опровергнуть. Боргу явно не хватило эмоций в жизни, и вот она на исходе. За чертой 76 лет уже редко случаются открытия. Но оказалось, что пробудилась душевность и даже сентиментальность. Янковский отбросил скорлупу гордого, закованного в приличия скандинава и вышел к людям, чтобы поговорить с людьми о том, что глобальное одиночество разрушительно для личности, даже такой высокоинтеллектуальной. В конце концов карьера и успех приносят меньше радости, чем человеческое тепло. Ростиславу Янковскому как человеку и актеру понадобился именно такой судьбоносный разговор со зрителями. И он его осуществил.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter