Тайна, которую главный герой “Оттепели” Хрусталев носит внутри, лежит в основе его комплекса
Телефильм Валерия Тодоровского с одноименным названием стал самым обсуждаемым кинопроектом на закате минувшего года. Сегодняшняя беседа — с актером Евгением Цыгановым, сыгравшим в картине главную роль.
— Вы долго раздумывали, сниматься ли в этом сериале?
— Нет. Нечасто случается, когда тебе приносят сценарий, в котором есть история. “Оттепель” Тодоровского заинтересовала сразу же после того, как я прочитал сценарий. В отличие от многих других проектов здесь был долгий подготовительный период. Вообще-то так и должно быть. Но для сегодняшнего кинопроцесса это редкость. Мы сегодня очень торопимся.
Когда я смотрю фильмы, которые выпускают другие страны, то вижу, насколько подробно и с удовольствием сделана работа. Это касается костюмов, исторических мелочей, все вытекает одно из другого. Сразу видно, что люди спокойно делали свою работу еще до слова “мотор”, потому что на это выделены время, бюджет. Тогда возникает картина, которую можно обсуждать, которая родилась не в суматохе, а осознанно.
К сожалению, у нас кинопроцесс состоит из периода стресса и ожидания. Либо очень скучно, либо сумасшествие, потому что все бегут, несутся и нужно все сразу и сейчас. А во время съемок “Оттепели” было ощущение осознанности.
В пятнадцать лет я посмотрел фильм молодого режиссера Валерия Тодоровского “Любовь”, и он произвел на меня сильное впечатление. Мы встретились с Тодоровским, когда были написаны сценарии только трех серий, но уже тогда было интересно узнать, чем закончится история героев.
— Что привлекло вас в этой истории, в характере героя?
— Мне понравилось, что Хрусталев — оператор. Оператор создает съемочную площадку. Кино — это еще и светопись, очень многое зависит от того, что оператор увидел, в каком ракурсе. У меня много друзей-операторов, кроме того, посчастливилось встретить мастеров, которые являлись прототипом Хрусталева. Рерберг, Юсов, Лебешев — очень яркие личности. Оператор в фильме у Тодоровского — это не просто человек, который настраивает свет. Кроме того, режиссеров сыграно довольно много, это распространенный персонаж, хотя Саша Яценко (в роли Егора Мячина) показал не клишированного режиссера.
Мне кажется, Хрусталев — человек с комплексом. Это ведь послевоенное время, все свежо в памяти, мы же и сегодня празднуем День Победы так, как будто война была только вчера. В 1960-е были живые свидетели военных лет, они знали, какой была эта война, а мой герой прошел вне ее, вне общей истории, он — аутсайдер. Эта тайна, которую он носит внутри, и стала основой его комплекса, мне кажется.
— Огромную роль играет само название фильма. Знаковое слово привлекло в том числе тех, кто жил в эти годы. Нахлынула ностальгия по молодости, отсюда сравнения, дискуссии. Как вы отнеслись к этой критике?
— Есть такой актер Юрий Назаров. Он снимался у Тарковского, создал много прекрасных ролей. Его жена — художник по костюмам. В 1961-м ей был 21 год, она работала на “Мосфильме”. Они смотрели “Оттепель” от начала до конца и вспоминали, как это было, созванивались, обсуждали, какой режиссер свалился с партикабля на самом деле. У них было только одно замечание: курили так же, а вот пили гораздо больше.
— Постоянное курение в “Оттепели” уже попало в телепародии.
— На телевидении делают свой отдельный продукт, шоу. Они получают рейтинг от того, что попадают в тему, которая интересна зрителю. Зрителю интересна “Оттепель”, а значит, надо как-то реагировать и шутить на эту тему. Пародия — это тоже жанр. Если это талантливо, то почему бы и нет. Я лично телевизор не смотрю.
— Название названием, но сама тема исторической оттепели в фильме проходит пунктиром.
— Оттепель — период надежд. Каждая серия должна была закачиваться поэзией, музыкой того времени. Если посмотреть фильмы Хуциева и других режиссеров, то вы увидите совсем другие лица — в них нет и доли цинизма, люди не такие прагматичные, как мы. Они восторженные, заряжены предвкушением чего-то нового.
У нас тоже сейчас такой момент, когда амнистия, когда вдруг кого-то отпускают, и видишь, что люди немного оживляются. Но опасность в том, что оттепель эта может быть обманчива. Мне кажется, Валерию Тодоровскому удалось это передать. Вроде как все свободны, хотят нового, а он показывает, что эти устремления все равно держатся на крючке советского сознания. Общество основывается на запретах, пишутся докладные, люди сдают друг друга.
— Время, конечно, влияет на поведение, на взаимоотношения людей, но так ли уж отличаются современные отношения в киногруппах от тех, что были в 1961 году?
— У нас же рынок. Все немного по-другому. Само искусство кино тогда было моложе, и действительно было время экспериментов. Появлялись новые имена. Из этого времени вышли Шукшин, Тарковский, Шпаликов, Наумов. Сейчас тоже есть плеяда молодых ребят, которые что-то доказали в своей профессии, но все они работают в сериалах. И это не к разговору, уважительно вы относитесь к сериалу или нет. Дело в том, что сериалу очень сложно стать искусством, а искусство кино сегодня плохо продается.
— В конце фильма точка не поставлена, финал открытый. Вы хотели бы продолжить рассказ о Хрусталеве?
— Мне нравится открытый финал. Недавно репетировали “Даму с собачкой”, и главной проблемой для меня было то, что Чехов не поставил там точки. Все заканчивается тем, что Гуров сидит в гостинице и спрашивает себя, зачем ему в столь позднем возрасте все эти переживания. И точки нет. А нет ее потому, что это очень личная история, и она очень сильно пересекалась с тем, что происходило с самим Чеховым. А если это с ним лично происходит, то он не может поставить точку, потому что он ее не знает. Я за открытые финалы, в этом есть момент жизни. Вот в “Меланхолии” у Ларса Фон Триера — да, это конец. Прилетела комета и всех уничтожила.
— В “Википедии” значится много ваших новых работ, что из них правда?
— Скоро должен выйти фильм “Территория” Александра Мельникова. Кажется, в “Википедии” значится, что у меня на подходе фильм “The тёлки” и “Легенда о любви”, но это неправда. “Википедии” верить стоит не всегда. Интернет вообще опасная штука. Я знаю о существовании человека, который переписывается от моего имени “ВКонтакте”, у него масса друзей, он или она пишет стихи, раздает советы. Могу сказать, что в этой соцсети под моим именем меня нет.
Заканчивается работа над проектом под рабочим названием “Фантом”, возможно, в прокат фильм выйдет под другим названием, режиссер Рауф Кубаев. 1985 год, КГБ, Америка.
— Кто-то считает, что Тодоровский рассказывает и о наших днях. Это так?
— Если проводить параллель с человеческими отношениями, то общее можно найти с любым временем. Если человек выходит из окна, то неважно, в каком времени он это сделал. Самое сложное — рассказать современную историю, потому что зритель захочет увидеть оценку времени.
В ситуации с “Оттепелью” была возможность оценки избежать и заняться именно людьми, драматургией отношений. Сейчас по большому счету все то же самое. Люди так же депрессуют, любят, ненавидят.
— Как режиссер вы дебютировали короткометражкой “Случайный вальс”. Есть ли какие-то режиссерские задумки?
— Должен выйти спектакль “Олимпия” по пьесе Ольги Мухиной в театре “Мастерская П. Фоменко. Но это такая постепенная история, требует некоего выключения из всего остального. Вопрос, насколько я могу себе это позволить. Нужна своего рода жертва. Петр Наумович Фоменко как-то сказал мне, что многие артисты, которые шли в режиссуру, переставали быть хорошими артистами.
И в этом есть доля правды, потому что твои мозги перестраиваются. Артист находится внутри, а режиссер — снаружи. Нельзя быть и там и там, с ума сойти можно. Но жизнь одна, можно себе иногда позволить и сумасшествие. Мне процесс постановки спектакля интересен. Он тревожный и другой.
