В архивном фонде Луки Бенде, «прославившегося» одиозными рецензиями и нападками на «врагов народа», хранится скромная тетрадка, на потертой обложке которой значится: «Ю.А.Таўбiн. Лiрыка. Эпас. Выбраныя вершы 1928 — 32 г.».Бенде охотно прибирал к рукам целые библиотеки арестованных поэтов, иногда имея непосредственное отношение к их участи. Зато если многие конфискованные рукописи уничтожались, у Бенде, который сам был частью системы, все уцелело. Ведь упомянутый сборник Тавбина, хотя на нем стоит штамп от 23 ноября 1932 года «Падпiсана ў друк», так никогда и не увидел свет.
Гамлет–большевик
Полистаем вместе пожелтевшие страницы. Впечатляют интеллект и начитанность автора. Его поэтический дар явно шире узких рамок, установленных для пролетарско–крестьянской поэзии. Открывается стихотворением, посвященным неизвестному учителю поэта:
«Мой добры, мой даўнi мэнтар.
Настаўнiк мае хады —
Вечар з глухiм акцэнтам,
Вечар сiняй вады...»
Автор в духе молодых нонконформистов объявляет, что идет отныне своим путем. Но к кому обращено стихотворение? Слышала интересную версию, связанную со строками:
«Няхай вымаўленне дзiкае
Тваё дзiвiла натоўп,
А ты выпраўляў мне дыкцыю,
i ты задаваў мне тон».
Вдруг это Янка Купала, которого современники критиковали за невыразительное чтение?
В строках и экспрессия («Мой высокi i пахмурны дом выглядаў шкiлетам абгладаным»), и революционная романтика:
«Гамлет можа быць Гамлетам. Цяпер бы, мыслю,
ён быў бы таксама — за бальшавiкоў».
Критик Кабаков в разгромной рецензии на первый сборник Юлия Тавбина «Агнi» заметил: «Паэт, член пролетарскай органiзацыi пiсьменнiкаў, дае мотто (эпиграф. — Л.Р.) да сваёй кнiжкi вытрымку з заядлага беларускага контррэволюцыянера паэта Ул.Дубоўкi... Па–другое, ва ўсей кнiжцы мы не знайшлi нiводнага слова, дзе гаварылася–б аб партыi, аб рабочам класе, якi будуе сацыялiзм...»
Бланк к неизданной книге Юлия Тавбина «Лірыка. Эпас».
Что поделать, если в мире Тавбина «Устае барадаты, ускудлачаны Гайнэ, i хворым юнацтвам чаруе», если автор был не ремесленником, а поэтом?
Один из «Мстиславцев»
А взялся он такой из семьи еврея–аптекаря, переехавшего в Мстиславль после гражданской войны. Юный Юлий еще в школе начал печататься. А в 16 лет осмелился обратиться к Якубу Коласу со стихотворным поздравлением по случаю присвоения звания народного поэта: «Прывiтаньне ж табе маладняцкае ад дзяцей тваiх–арлянят!»
Когда Юлий стал студентом Мстиславского педтехникума, у него появляются друзья — Аркадий Кулешов и Змитрок Астапенко, талантливые, вдохновенные. Троица объединяется в творческую группу «Мсцiслаўцы». Входят в «Маладняк», активно печатаются, выступают. Вот каким увидел нашего героя Сергей Граховский: «Сярод пiсьменьнiкаў Таўбiн быў адметны ад усiх: зрэнкi аксамiтна–чорных вачэй, здавалася, бачаць навылёт, выразныя тоўстыя губы нечым нагадвалi Пушкiна, у свае дзевятнаццаць гадоў ён хадзiў трошкi сагнуты, нiбы толькi ўстаў з–за стала».
В начале 1927 года в «Маладняке» прошла перерегистрация, от неугодных избавились. В том числе от Змитрока Астапенко, Петруся Бровки, Кастуся Губаревича и Юлия Тавбина. Говорят, Юлий, пребывавший в своем поэтическом мире, не особенно огорчился. Когда в 1929–м со сворачиванием белорусизации Мстиславский педтехникум закрыли, троица «Мсцiслаўцаў» отправляется в Минск. Вступают в БелАПП, организацию, враждующую с «Маладняком». Тавбин поступает на литературный факультет пединститута.
Понять атмосферу помогает воспоминание писателя Олега Ждана, мать которого училась в Мстиславле вместе с Астапенко, Тавбиным, Кулешовым: «И многих из них арестовали и расстреляли. Именно по этой причине, думаю, мама побаивалась и самого белорусского языка. У нас в доме звучал русский, и к моей литературной деятельности мама относилась очень настороженно».
Еще о «псыхокапаннi»
Тем не менее пик репрессий был еще впереди. А покамест Сергей Граховский говорит о Тавбине:
«Ён тады разам з Астапенкам i Куляшовым жыў у прыватным пакойчыку на вулiцы Розы Люксембург. Тры мсцiслаўцы былi амаль неразлучныя. У тыя гады вулiца Люксембург была своеасаблiвым беларускiм Парнасам: там кватаравалi Пятро Глебка, Таўбiн, Астапенка, Куляшоў, Сяргей Дарожны, Вiктар Казлоўскi, Лужанiн i цэлая чарада маладзейшых паэтаў наймала пакойчыкi i катушкi ў мiнскiх чыгуначнiкаў i рамеснiкаў за пераездам».
В тюменской ссылке. Александр Кучинский, Змитрок Поворотный, Юлий Тавбин.
А вот слова Алексея Зарицкого: «Пухлагубы Юлi Таўбiн, з выгляду заўсёды хмурнаваты, быццам трохi заспаны, быў увесь ва ўладзе паэтычнае стыхii. Ён то пiсаў свае вершы, то ў вольную хвiлiну пацiху напяваў на розных мовах чужыя, i так у старасьвецкiм доме на менскай ускраiне гучалi строфы то Купалы i Багдановiча, то Пушкiна i Мiцкевiча, то Бэранжэ i Вэрлена, то Байрана i Шэлi, то Шылера i Гайнэ...»
Да, жил на своей волне. Иногда на литературных вечерах читал стихи своего любимого Гейне в оригинале. Публика не слушала, Юлий обижался, искренне не понимая, в чем дело.
В № 2 журнала «Маладняк» 1931 г. читаем: «5 лютага 1931 г. адбыўся творчы вечар членаў БелАПП Ю.Таўбiна, З.Астапенкi i А.Куляшова. У абгаварэньнi твораў прынялi ўдзел т.т. Галавач, Лiхадзiеўскi, Барашка, Багун, Кучар, Мiкулiч, Бэндэ. Т.т., падкрэсьлiваючы значны фармальны рост Таўбiна, Астапенкi i Куляшова, рэзка крытыкавалi адставаньне iхняй поэзii ад задач рэканструкцыйнага перыоду». Тавбину в вину ставилось «псыхокапанне».
«Яго саслалi да Цюменi...»
Юлия арестовали в 1933–м. Предлог — письмо тетки, эмигрировавшей в Америку. Приговор: два года ссылки в Тюмень.
Однокурсник Юлия Тавбина, поэт Змитро Виталин, скрываясь от репрессивной системы, доживал свои дни в Одессе под фамилией Сергиевич, на родине считаясь давно погибшим. Стихотворение Виталина «Юлi Таўбiн» начинается строкой «Яго саслалi да Цюменi...»
«I от — Цюмень. Замоўк зацяты
У той сiбiрскае цiшы.
I хоць няма на вокнах кратаў —
Палеглi краты на душы...
Не чуючы жывога слова
Радзiмы–матухны сваёй
Пачаў пiсаць на рускай мове —
Дзiвосных думак сумны строй».
Режиссер тюменского театра Владимир Масс, такой же сосланный, вспоминал о Тавбине: «Когда я услышал его стихи, они меня поразили. Поразили прежде всего тем, что были отмечены печатью зрелого мастерства и безукоризненного вкуса... В этом небольшого роста, тихом, невзрачном, очень удрученном и потому печальном юноше я сразу ощутил человека очень высокой культуры, тончайшего интеллекта, редкого поэтического таланта».
Страница рукописи Юлия Тавбина.
Тавбин изучает иностранные языки, много переводит. Сочиняет исторические поэмы на русском. На рукописи одной из них, отосланной в «Октябрь», по свидетельству Максима Лужанина, была оторванная впоследствии резолюция Суркова: «Талантливо, но рыхловато». Как пишет Змитрок Виталин,
«Прынёс у друк...
Спыталi: хто вы?
Ён адказаў, як мае быць.
— Ваш верш па думцы свежы, новы,
Ды вершы трэба вам забыць...
Смяюся з выдумкi жартоўнай
(А цi жартоўнай, як сказаць?)
Што вывучаў ангельску мову,
Каб цягу ў Альбiён задаць.
Сябры яго любiлi:
— Юлька!
I ён умеў сяброў любiць.
А той, у Крамлi, пасмоктваў люльку
I думаў, як яго забiць».
Они грозят — иди назад
Настал кровавый 1937–й. Юлия Тавбина арестовали повторно и этапировали в Минск. А здесь уже готовилась акция к дню рождения комсомола. За две ночи — 29 и 30 октября 1937–го — были расстреляны несколько десятков белорусских поэтов, писателей, ученых — «врагов народа». Вместе с Тавбиным у расстрельной стены оказался его бывший однокурсник по педтехникуму писатель Зяма Пивоваров. Когда Тавбин с друзьями уехал в Минск, Зяма отправился в Ленинград. Вот — встретились...
Юлию Тавбину было 26 лет.
О судьбе расстрелянных молчали. В 1965 году одному из выживших в лагерях писателей пришло письмо из Москвы, от племянника Юлия Тавбина Марка, расспрашивавшего о судьбе дяди:
«Я его никогда не знал, так как родился в 1940 г., а мой отец Илья Таубин погиб на фронте в 1941 г. Но моя мать рассказывала мне о Юлии и говорила, что он по непроверенным известиям погиб в заключении. Убедительно прошу написать мне все о судьбе Юлия Таубина. Может быть, чудесным образом он остался жив, а я просто не знаю о его существовании, как и он о моем. Больше никого из семьи Таубиных не осталось, так как моя бабушка — мать Юлия и моего отца — была расстреляна немцами в Мстиславле в 1941 г.»
Во время случайной встречи в сентябре 1937–го в минской тюрьме Тавбин крикнул знакомому: «Маё следства закончана. Абвiнавачваннем служыць нарыс Кучара!»
Вот отрывок из того «нарыса»: «Творчасць Таўбiна, яго актыўнае iгнараванне нашай рэчаiснасцi, захапленне буржуазнай прадажнiцкай гнiлой культурай, замкненне ў кола сваiх псiхалагiчна хворых успрыманняў, рамантычнае эстэцтва — усё гэта вынiкае з нянавiсцi яго, Таўбiна, да дыктатуры пралетарыяту, да нашага сацыялiстычнага будаўнiцтва».
Уже после расстрела Тавбина его прекрасные переводы были опубликованы в «Антологии новой английской поэзии», правда, фамилию переводчика указали другую: «М.Гутнер».
Еще интересный факт: к 100–летию Тельмана его друг Рудольф Тике попросил выслать ему стихотворение «Тэдди», опубликованное в «Огоньке» в 1936–м, чтобы перевести на немецкий. Это было стихотворение Тавбина.
В тексте использованы материалы Белорусского государственного архива-музея литературы и искусства.
rubleuskaja@sb.by
Советская Белоруссия № 173 (25055). Пятница, 9 сентября 2016
