Поэт и бронза

Неизвестный Бровка
Неизвестный Бровка

Эпоху определяют не только личности политиков. В истории остаются также имена тех, кто создавал художественные произведения, запечатлевшие эту эпоху. И как жаль, когда время покрывает облики творцов бронзовой пылью...

В новой рубрике нашей газеты мы попытаемся взглянуть на классиков под другим углом зрения. Перечитать их произведения по–новому. Узнать о них самих нечто, оставшееся за пределами школьной программы. Может быть, это поможет нам избавиться от стереотипов и понять что-то новое о нас...

Его имя стало как бы синонимом словосочетания «белорусский советский писатель». То есть официоз, пафос... Но бронза памятников, как известно, мешает разглядеть живые черты... Бронзы на облик депутата Верховного Совета СССР и БССР, члена ЦК Компартии Белоруссии, секретаря правления Союза писателей СССР, академика АН БССР, Героя Социалистического Труда, лауреата многочисленных премий, почетного гражданина Минска, народного поэта Беларуси Петруся Бровки еще при его жизни было истрачено предостаточно. Иное дело, что бронзовая оболочка имеет свойство поддаваться времени, давать трещины... Мы очень мало знаем о том, каким в действительности был обладатель громких титулов и собраний сочинений... Полистаем же вместе архивные документы.

Неудобная родня

Родственные связи — не просто личное обстоятельство, на территории советского государства они долгое время во многом определяли судьбу человека.

«Бровко П.У., б[ес]п[артийный], сын полицейского, белорусский поэт. Ярый нацмен». (Так в тексте. Видимо, правильно — нацдем. — Авт.)

Это из спецсообщения секретно–политического отдела ГУГБ НКВД СССР «О ходе подготовки к I Всесоюзному съезду Союза советских писателей» от 12 августа 1934 г.

Как в 1948 году писал Бровка в своей автобиографии, отец «три года служил кучером у помещика. Уйдя от него, несколько лет служил младшим стражником в гор. Лепель».

А вот еще один документ... Телеграмма от 3.04.1946 г., в которой заместитель председателя Совета Министров БССР И.Ильюшин просит начальника отделения Карлага МГБ в Акмолинске разрешить выезд в Беларусь родственников белорусских писателей Рыдзевской Елены Григорьевны и Вечер Нины Федоровны.

Елена Рыдзевская — теща Петруся Бровки. Была арестована в ноябре 1937 года вместе с сыном Олегом и как «жена врага народа» приговорена к 8 годам исправительно–трудовых лагерей. Олега за «антисоветскую деятельность» приговорили к 5 годам лагерей. Его судьба неизвестна, реабилитирован он в 1956 году. Влиятельный зять, видимо, и хлопотал за родственницу. А тесть Михаил Антонович Рыдзевский, директор Белпедтехникума, был расстрелян как враг народа в ночь на 29 октября 1937 года в числе сотни деятелей белорусской культуры. Эпоха была, ломающая нормальные родственные отношения. Литератор Янка Казека, заместитель Бровки в «Энциклопедии», вспоминает, как Бровка в конце жизни сожалел, что в юности не пошел на похороны бабушки Тэкли, потому что ее хоронили с попом, а ему, комсомольскому активисту, нельзя было идти вместе с попом на кладбище.

Бровка и Купала

«Придворный поэт Янки Купалы»... Это звание не было официальным. Оно фигурировало в доносах. Купала действительно подарил свою дружбу молодому поэту. В этом были и почет, и опасность. Ведь все, связанное с Купалой, бралось «на заметку». В сентябре 1932 года было торжественно отмечено 50–летие народного поэта. Праздник получился «с оговорками». В ОГПУ поступает документ, изобличающий «нацыяналiстычныя тэндэнцыi» мероприятия.

«Баючыся, што пiсьменнiкi–камунiсты юбiлей «зкомкаюць», пiсьменнiкi Баранавых i Броўка ўзялi iнiцыятыву арганiзацыi юбiлею на сябе i яе з уздымам ажыцьцяўлялi: хадзiлi па рэдакцыях газэт, дагаворвалiся пра асьвятленне юбiлею ў друку, заказвалi артыкулы i г.д. Уся ж соль шкоднасьцi ў тым, што i Баранавых i Броўка кожнае мерапрыемства «пагоджвалi» з Купалай, заяўляючы: «мы, бачыце, вас шануем» — хай каму i не падабаецца, а ваш юбiлей Беларусь адсвяткуе». И далее докладывалось, как Бровка во время выступления коммунистов выкрикивал «камiсары», «адмiнiстратары», как на банкете высказывался о том, что юбилей хотят «замять». (Из «Докладных записок» в ГПУ. Автор неизвестен. В этом и дальнейших документах сохраняется орфография оригинала.)

В газете «Лiтаратура и мастацтва» от 10.09.1932 г. печатается стихотворение Петруся Бровки «Янку Купалу». «I выняў ён сэрца для роднай краiны...», «То сокалам песня ваша ўзлятала, то скрыдлы ламiла на гострых каменнях». Теперь, читая это стихотворение, нам тяжело понять, что крамольного было в нем усмотрено. Однако Михась Лыньков в докладной записке «Несколько беглых замечаний о положении на белорусском литературном фронте» зачислил это стихотворение в ряд «националистических вылазок».

Дружбу свою Купала и Бровка сохранили до конца. В 1943 г. Бровка напишет стихотворение памяти Янки Купалы.

Воблiк твой у памяцi не сцерцi,
Не паверу я нiколi смерцi,
Не скасiла смерць
I не забрала,
Ты жывы сягоння, наш Купала!

Письмо 15–ти

1930–е годы... Еще не кончилась эпоха манифестов и деклараций, когда верилось, что нужно только заявить о своей правоте, — и все дадут, и все исправят... Но эта эпоха была уже на излете. Создавался Союз советских писателей БССР. Руководили им члены бывшего БелАППа — организации, которая прославилась трескучей пафосностью и «аглабельнай крытыкай». По инициативе Петруся Бровки от имени белорусских писателей посылается заявление секретарю ЦК КП(б) Жебровскому о проблемах, которые возникли в литературной среде. Составлял письмо, согласно доносу в ГПУ, сам Бровка. Его же имя среди «подписантов» стоит первым. Кроме него, подписались Юрий Тавбин, Владимир Ходыка, Максим Лужанин, Змитрок Астапенко, Рыгор Кобец, Аркадий Кулешов, Анатолий Вольный, Петро Глебка, Змитрок Бядуля, М.Тэйф, Ян Скрыган, Кузьма Чорный, Кондрат Крапива и еще одна фамилия зачеркнута (это убрал свою подпись Микола Хведарович). Письмо вошло в историю как «Лiст 15–цi». В нем говорилось о групповщине оргкомитета нового союза.

«Па–старому iснуе самае няшчаднае вульгарызатарства ў дачыненнi да савецкiх i пралетарскiх пiсьменнiкаў... Гэтае вульгарызатарства прыводзiць да таго, што праз газету «Лiтаратура i мастацтва», часопiс «Маладняк» i iнш. друкаваныя органы асобныя савецкiя пiсьменнiкi, з бласлаўлення былога Белаппаўскага кiраўнiцтва, беспадстаўна залiчалiся ў варожыя пiсьменнiкi.[...] Дзяржаўнае выдавецтва Беларусi, як i раней, гадамi марнуе i неахайна выдае кнiжкi... Заробчая плата пiсьменнiка — ганарар зацягваецца i выдаецца страшэнна неакуратна.[...] Гэта смешна, але гэта факт, што за ўвесь 1932 г. з прамтавараў на ўсю пiсьменнiцкую арганiзацыю адпушчаны толькi адны штаны... Адсюль бясспрэчна i тое, што людзi абарвалiся i проста цяжка не толькi выязджаць для працы ў раён, але i выступаць на лiтаратурных вечарынах. Кiруючая i зараз былая белаппаўская верхавiна забяспечана, як i раней, па размеркавальнiку...»

В конце письма писатели просили товарища Жебровского о личной встрече.

Некоторые «подписанты» сразу раскаялись в своей смелости. Рыгор Кобец послал Жебровскому свою «Споведзь»: «Я згубiў (не зусiм, праўда) партыйнае чуццё i таму ўмудрыўся падпiсаць лiст, у якiм быў рад палiтычных памылак».

Кое–кто начал сваливать вину на «падбухторшчыкаў». В результате Анатолю Вольному пришлось делать заявление: «Я гавару, што сам быў падстракацелем. Вiна на мне за тыя памылкi, якiя ёсць у гэтым лiсце... Па–першае, мы падпiсалi там «штаны» Броўкi як сцяг (оказывается, это именно Бровке выделили штаны, упомянутые в заявлении! — Авт.), з другога боку, мы там старалiся рэвiзаваць некаторыя моманты лiнii партыi i старалiся Купалу выставiць як чалавека, якога абiжаюць».

На совещании 23.11.1932 г. письмо назвали «классово–враждебным, хотя это очень завуалировано». А в «Пастанове Аргкамiтэту саюзу савецкiх пiсьменнiкаў БССР аб клясава–варожых вылазках на фронце беларускай савецкай лiтаратуры» сказано: «Заява «15–цi», указаўшая на недахопы ў рабоце Аргкамiтэту, мела шэраг грубых памылак, якiя далi магчымасць нацыяналiстычным элемэнтам скарыстаць гэты дакумант у сваiх клясава–варожых выступленьнях».

Как отразился «Лiст 15–цi» на судьбе Петруся Бровки, мы точно не знаем, но об этом письме долгое время не вспоминали.

Белорусский энциклопедист

Прошло тридцать с лишним лет... Петр Устинович успел побывать главным редактором журнала «Полымя», фронтовым журналистом, возглавить Союз писателей БССР... К моменту V съезда СП БССР Бровка был на посту писательского вождя почти 19 лет, а до этого 3 года секретарем правления. Съезд получился скандальным — 1966 год, «оттепель»... Люди начинают высказывать с трибун то, о чем недавно боялись пошептаться. Недовольство руководства вызвали выступления В.Быкова, А.Карпюка, да и к докладу самого Бровки были претензии... Но самым неожиданным для Петра Устиновича был результат голосования за кандидатуры в члены правления. В его выступлении на послесъездовском партийном собрании слышится искренняя обида: «Мне нялёгка было перажыць гэты з’езд. Чым я заслужыў 86 галасоў супраць? Можа, я быў недастаткова прынцыповым? Але я не рвуся да ўлады».

Между тем за годы правления Петрусь Бровка успел сделать много для культуры Беларуси. Архивы переполнены письмами за подписью Бровки, содержащими просьбы о тех либо иных мероприятиях по увековечению памяти классиков — Янки Купалы, Якуба Коласа, Максима Богдановича, Франтишка Богушевича. Создавались музеи, появлялись улицы и площади с именами писателей, издавались собрания сочинений.

Машеров, с которым Бровку связывали дружеские отношения, предложил тому возглавить «Белорусскую Энциклопедию». Издать ее пытались еще до войны. Но главная редакция энциклопедии была ликвидирована в конце 30–х годов, поскольку в нее входили «шкоднiкi i шпiёны, прабраўшыеся да кiраўнiцтва БССР». Были попытки начать работу над энциклопедией в конце 50–х... Но только в 1966 году получили соответствующее разрешение из Москвы. За новое дело Петр Устинович берется со всем энтузиазмом. Добивается, чтобы вместо 8 томов энциклопедии запланировали 12, чтобы было построено отдельное здание, создает высокопрофессиональный коллектив. Огромная проблема возникла с языком, на котором заговорит первая белорусская энциклопедия. Возникли трудности с научной терминологией. Специалисты знали, скажем, физику, но не знали белорусского языка. Тогда Петрусь Бровка пригласил на работу в энциклопедию друга юности Яна Скрыгана, вернувшегося из лагерей, тонкого стилиста. Как вспоминает Ян Скрыган, Бровка сказал ему: «Памажы. Ты ж ведаеш, энцыклапедычнага стылю ў нас няма, яго трэба рабiць, каб ён быў навуковы i просты. Эканомны, сцiснуты — i кожнаму даступны. Абавязкова каб была народная аснова! Бяры на сябе мову энцыклапедыi. Я табе веру».

Энциклопедия могла появиться только при поддержке государства и, разумеется, под его контролем. 28 августа 1968 года на Бюро ЦК КПБ рассматривался вопрос о проектах словников биографических статей будущей энциклопедии. Энциклопедисты должны были руководствоваться замечаниями докладной записки, составленной отделами ЦК. Партийные чиновники требовали, чтобы в энциклопедию были включены персоналии всего состава Бюро ЦК ЛКСМ Белоруссии. Да еще: «На наш взгляд, нет достаточных оснований для включения в энциклопедию отдельных биографических статей о таких писателях, как М.Блистинов, В.Верба, А.Деружинский, Л.Гаврилкин, А.Гречаников, В.Мехов (Нехамкин), М.Рудковский, А.Сер-бантович, И.Синявский, А.Ставер, В.Зуенок, Р.Тармола, В.Тарас и некоторых других, которые не внесли заметного вклада в литературу или творческий путь которых находится в самом начале его развития.[...] Пересмотреть список деятелей музыкального и изобразительного искусства, так как не все из названных в проекте словника кандидатур имеют достаточно оснований для включения в БелСЭ (Версоцкий В.И., Немагай И.В., Пасюкевич В.М., Яковенко М.М., Заборов Б.А., Рей И.П., Нисневич И.Г. и др.)». Не соответствующим идейно–художественной ценности показался факт, что статья о Пастернаке занимает столько же места, что и о К.Федине и К.Симонове.

Многие замечания этой докладной записки энциклопедисты, к их чести, не реализовали. Во всяком случае, персоналии Бюро ЦК комсомола в энциклопедии не появились.

Издание 12–томной энциклопедии было завершено в 1975 году, к 70–летию Петруся Бровки. Это был лучший подарок ему... И наверное, лучший памятник. Весомее, чем тома, наполненные официозными стихами о Ленине и партии, с вкраплениями действительно хороших лирических стихотворений, которые останутся в хрестоматиях. Ведь, как аргументировал сам Бровка, по установлению ЮНЕСКО именно наличие энциклопедии дает возможность народу считаться народом.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter