Последний вальс сельского оркестра

Иногда хочется похвалить себя, любимого. Особенно когда сделаешь что-то такое хорошее, нужное, что до тебя никто не делал, да и не сделает. Ну, скажите, кто еще расскажет вам об уникальном сельском оркестрике, музыканты которого обслуживали свадьбы этого приозерья Браславщины. Их давно уже нет в живых, в некогда красивых, а ныне одиноких их хатах не звучит даже человеческий говор. А вот чудо — в душах тех совсем немолодых людей, кто еще жив в этих краях и знал этих музыкантов, звучит дивная музыка того необычного, потому и уникального оркестра. Уникального хотя бы потому, что состоял он всего из трех музыкантов, а сочетание инструментов, на которых они играли, вы вряд ли когда-нибудь слышали. Это кларнет, аккордеон и цимбалы. Один из играющих использовал одновременно еще и бубен. Все они были самоучки-любители. Необъяснимо и загадочно и то, что все они ушли из жизни в течение полугода и отнюдь не по своей воле. Но о грустном — позже. Сейчас же скажу о том, что играли эти самоучки все, что только можно представить. И полонез Огинского, и… «Рябину кудрявую», все известные вальсы, такие, скажем, как «На сопках Маньчжурии», даже марш «Прощание славянки» и, разумеется, танго, польки, краковяк… Их любили и обожали. И вот сейчас из далекого нынешнего времени отсылаю им и я свою благодарность. Я много расспрашивал о тех музыкантах, об их репертуаре, о том, что они были сами за люди. Может, потому, когда и сам в одиночестве сижу в беседке за чашкой чая или фужером хорошего вина, тоже слышу чарующие звуки кларнета, торопливый и нежный говор аккордеона, успокаивающий напев цимбал, серьезное звучание бубна.

Коллаж Николая ГИРГЕЛЯ

Но пора рассказать и о самих музыкантах. Недавно умерла Регина — жена Мечислава, который играл в том оркестре на аккордеоне. Я знал ее лет десять и потому время от времени слышал ее воспоминания о тех днях, когда ее мужа приглашали с друзьями по оркестру на все свадьбы. Мечислав был худощавым, жилистым мужчиной. Веселый, жизнерадостный, умел и поработать, и отдохнуть. Однако и вспылить мог неожиданно. Такой вот маленький вулканчик. 

В противовес ему был Казимир. Никто так и не сказал мне, даже супруга Казимира Надежда, когда и у кого он научился играть на кларнете. Тихий, спокойный, основательный в суждениях человек. Любил природу и потому ценил свою работу лесничего.

У третьего — Юзефа — все в семье играли на цимбалах. Любили этот инструмент и хорошо им владели. А Юзеф, казалось, превзошел всех. Играл виртуозно, с душой. Это отмечали все. Может, потому он и стал неформально старшим в этой маленькой команде. Этаким капитаном.

Надо сказать, что друзья-музыканты никогда не ссорились. Не могли их поссорить даже деньги, которые им платили за работу на свадьбах. Определенной таксы, как говорят в таких случаях, у них не было. Давали кто сколько мог. Понятно, в послевоенное время все жили скромно. Случалось, что за игру на таких свадьбах не платили вовсе, а угощали мешком картофеля или бочонком моченых яблок.

Как уже сказано, между собой они не ссорились. Однако и спуску никому из хулиганов не давали. Так и драк на мероприятиях с участием этой троицы, как правило, не было. Люди знали, что особо буйных они всегда поставят на место.

Надо честно признать, что самым большим трезвенником среди них был Юзеф. Мечислав и Казимир могли себе позволить больше. Однако, как говорится, в пределах допустимого.

Все шло своим чередом. Люди женились, играли свадьбы. Росли, мужали дети и у наших музыкантов. Но все когда-то кончается… Особенно обидно, когда это происходит неожиданно и необъяснимо…

Случилась беда и с маленьким оркестром под управлением любви. Тон трагической цепочке задал Мечислав. Регина потом вспоминала: неспокойно в тот день было у нее на душе. Словно предчувствовала что-то. Да и сам Мечислав уже с утра показался ей каким-то грустным. Редко таким его видела. На повозке с лошадью повез он в тот день молоко в Браслав. Однако там его по каким-то причинам не приняли. Вроде как подкисшим оказалось. Отправился назад домой. Вернее — на ферму. Видно, не рассчитал во времени. Рано темнело. Да, может, и заговорился с кем-нибудь по дороге домой. Путь неблизкий. Вот и сбил его грузовик. Утром, когда нашли, лошадь еще хрипела. А вот Мечислав лежал мертвый, придавленный повозкой. Видно, мучительно уходил из жизни. Наверное, сквозь боль вспоминал и счастливые минуты, когда звучал в сельском оркестре его аккордеон. 

Не менее трагичной оказалась и судьба Казимира. А ведь и месяца не прошло!..

За озером жила его дальняя родственница. Передали, что хочет она его видеть по какому-то делу. Выбрал время и пошел напрямик по льду к той женщине. Свидетели потом говорили, что пробыл он там недолго. Ушел еще засветло. Но домой так и не вернулся. Пропал бесследно. Искали, конечно. Не нашли. И только весной, когда вскрылись реки и озера, обнаружили останки музыканта в Друйке. Как он оказался в этой неширокой и спокойной речушке — никто так объяснить и не смог.

Совсем затужил Юзеф. В течение нескольких месяцев пришлось быть на похоронах своих лучших друзей — Мечислава и Казимира. Казалось, осунулся, постарел и сник. Жена Клавдия потом говорила, что у него даже брови поседели. 

Но уже торопилась весна. Сколько можно тужить? Юзеф понял, что свадеб, куда будут его приглашать, уже больше не будет. И тогда он придумал другое. Вознамерился написать какую-нибудь очень волнующую мелодию и посвятить ее своим безвременно ушедшим друзьям по оркестру. Благое дело! Когда появляется какая-нибудь большая цель, легче воспрянуть духом. Вот и Юзеф, по словам Клавдии, воодушевился, в глазах появился некий блеск. Вот только вышло все не так, как ожидал. Свежим весенним днем Юзеф пошел перевязать коня и почувствовал себя плохо. Присел под яблонькой перевести дух, но так и не поднялся. Врачи потом сказали, что сердце оказалось слабеньким. Однако соседи и родственники недоумевали: Юзеф всегда выглядел крепким мужчиной.

Так за полгода не стало сельского оркестра. Когда очередной свидетель Мария Федоровна, женщина лет восьмидесяти с небольшим, рассказывала мне о тех людях, о том времени, когда на окрестных свадьбах звучала музыка этой маленькой команды, я спросил, не помнит ли она, что именно играли они на самом финише, так сказать, своей популярности. «Ну как же, помню, — ответила она. — Особенно хорошо они играли вальс. Я его и сейчас помню, — и глаза у старой женщины в тот миг, казалось, помолодели…

Раньше за собой этого не замечал, но, кажется, с годами становлюсь сентиментальным. Вот и та история с оркестром, наполовину счастливая, наполовину трагичная, что-то растрогала меня. По-любому спасибо тем музыкантам за то, что в тихие вечера, когда любуюсь красотой этих мест, слышу те далекие мелодии. А еще в такие минуты благодарю Всевышнего за то, что из такого своего одиночества мне еще есть пока куда возвращаться.