Сейчас Александр Столяров выращивает поросят в поселке Буда на границе с Россией. Официально его должность звучит гораздо серьезнее, да и к свинкам в гости он заходит по случаю — занимается руководством. Но все равно увидеть бывшего главу национальной федерации тяжелой атлетики, возившего команду на первую независимую Олимпиаду, в столь экстравагантном интерьере ожидаешь едва ли. Мы встречаемся на стадионе в Дубровно. К поросятам не пускают — карантинная зона, чужие там не ходят. В Дубровно же Александр Иванович живет с тех пор, как вернулся из России.
— Когда жена умерла, я долго приходил в себя. В итоге решил поменять жизнь и вернуться домой. В Москве невозможно было — полгода супругу поминал, а это известно, чем обычно заканчивается. Многие так и не всплывают. Я собрался и уехал.
— У вас ведь там бизнес был...
— Производили различные товары, продавали... Хорошо все работало, но теперь развалилось. Когда нет командира, обычно все идет вразнос. Это не только бизнеса касается. Кому–то начинает казаться, что можно добиться результата более легкими способами, срубить денег.
— Вы в Москву уехали после того, как решили уйти из спорта?
— Я не решил уйти, меня выгнал Виктор Путьков. Он тогда был вице–президентом НОК. Министр спорта Владимир Рыженков, когда узнал, за голову схватился: «Саша, понимаю, что я в больнице был, но ты что, не мог туда ко мне прийти?» А в Москву решил податься, потому что там после учебы в высшей школе тренеров много друзей оставалось. Я, к слову, в 1980–х был единственным белорусом, который там учился. Хотел во всем разобраться: специалисты ведь у нас разные бывают... Но в итоге сдавать экзамены не поехал. Распределение в то время было всесоюзное, а перспектива оказаться где–нибудь в Новосибирске не прельщала. А в итоге стал заместителем председателя колхоза.
— Это как?
— На охоте встретился с председателем Сенненского райисполкома Станиславом Войтеховичем. У него карабин интересный оказался, разговорились... Когда узнал, что я по образованию биолог–химик, предложил принять совхоз. Я попросился быть заместителем в самом худшем хозяйстве, хотел во все нюансы работы вникнуть.
— А когда вы успели отучиться на биолога?
— Я не только выступал, но и учился. К тому моменту, как поступил в институт в 1975 году, штангой только полгода занимался в десятом классе. До этого в волейбол играл, но тренер переехал, да и рост — 1,86 метра — маловат для волейбола. Весил 80 килограммов. Пошел подкачаться, да так и остался в зале. Первым тренером был школьный учитель, кандидат в мастера спорта. Он мне, кстати, на одной из первых тренировок сказал: «Ты поднимешь больше Алексеева!» Смешно было...
— Василий Алексеев был в то время непререкаемым авторитетом...
— 80 мировых рекордов — живая легенда! Слова тренера я вспомнил, когда впервые стал чемпионом Советского Союза, вырвав 195 килограммов. Алексеев столько никогда не рвал! Потом я первым в Беларуси толкнул 250 килограммов. Да и всего нас таких было трое. После меня 260 поднял Саша Курлович, а за ним и Леня Тараненко. Это все уже было, когда я закончил выступать и поступил в школу тренеров.
— Вы ощущали, что были частью великой эпохи в тяжелой атлетике?
— Особенно остро это ощутил в 1983 году, когда сломал левую руку. В Одессе на Кубке Дружбы впервые выступал за сборную, хотел доказать. А из–за такого хотения у спортсменов разбалансируется годами отработанный динамический стереотип, позволяющий поднимать штангу хоть с закрытыми глазами. Вырвал мировой рекорд — 220,5 килограмма. Все кричат: «Держи!», а я чувствую — локоть лезет, суставная сумка разрывается. Нужно было сразу бросить, а я до последнего держал, в итоге локоть пришлось потом вставлять на место.
— Как вы стали председателем федерации?
— В 1993 году приехал на заседание федерации. Как раз перед этим ездил на чемпионат мира в Австралию. Никогда там не был — решил организовать себе отпуск. Там и билет не очень дорогой, да и деньги не последние. Было интересно изучить их сельское хозяйство, заодно и чемпионат мира... В общем, был в теме, а в федерации тогда война между поколениями шла, группировки, взаимные претензии. Я оказался подходящим компромиссом.
— Чем проще управлять: свинокомплексом или федерацией?
— Я сейчас начальник участка, всем предприятием не управляю. Но вижу, как работает начальник, и понимаю, что ему трудно. В тяжелой атлетике кулуарной кухни тоже хватало, но я знал, как в ней разобраться. В высшей школе тренеров курс тяжелой атлетики вел первый советский чемпион мира в тяжелом весе Алексей Медведев. Профессор, доктор наук. Базу знаний заложил очень серьезную, и сказок мне можно было не рассказывать. К тому моменту, когда в 1993 году меня избрали главой федерации, я уже зарабатывал достаточно денег, и никакие взятки и подношения меня тоже не интересовали. Перед Олимпиадой, когда я заменил Павла Бузука на Владимира Хлуда, меня все равно обвиняли в коррупции, но я, даже когда выступал, никому принципиально взяток не давал. После того Кубка Дружбы в Одессе с меня стипендию сняли. Травмирован же, неинтересен сборной. Вопрос можно было решить: говорили, что главный тренер сборной Александр Прилепин брал «подарки». Я не пошел, хотя в команду попадал, к примеру, Султан Рахманов, который по результатам даже рядом не стоял со многими ребятами.
— Тяжелая атлетика и сегодня, кажется, единственный вид спорта, в котором, оплатив штраф в 10 тысяч долларов, федерация может откупиться от допинговой дисквалификации...
— Сейчас, слышал, уже 50 тысяч...
— Я не ошибаюсь, когда считаю, что скандалов вроде того, с которым белорусская федерация столкнулась сегодня, в ваше время не было?
— Не было. Я потом и с доктором об этом говорил. Он нехотя, но рассказывал, видел, что я разбираюсь в химии и фармакологии. Но всей фармакологической кухни и я не знал — никто правду не скажет. Уже, став руководителем федерации, узнал про препараты реактивного действия, потом норвежцы начали астматиков выводить, с кровью экспериментировать. У нас до такого точно не доходило.
— Потому что слишком дорого?
— Скорее, не было необходимости. Я беседовал с Алексеем Медведевым: «Как вы–то столько поднимали?» Говорит, какие–то таблетки в аптеке покупали, вытяжку из спермы быков для улучшения аппетита... Но тут еще какой нюанс: когда я тренировался, было 10 запрещенных препаратов — анаболики, препараты пролонгированного действия... А сейчас у ВАДА список на 10 листов. Вся борьба с допингом превратилась в хорошую кормушку. Дилетанты от спорта поняли, что это очень прибыльное дело, каждая федерация платит им огромные суммы за якобы проделанную работу, и на эти доходы отлично можно жить. Как бизнесмен я их понимаю очень хорошо, а вот как спортсмен — не понимаю вовсе. Там же такие препараты встречаются — смешно просто. Капли в нос...
— Но наши штангисты, лишенные олимпийских медалей, попадались не на каплях.
— Я, кстати, в свое время был категорически против того, чтобы девушки занимались тяжелой атлетикой, и когда возглавлял федерацию, женские соревнования в Беларуси не проводились. И кадеты при мне не выезжали на международные соревнования. Дело здесь не в женском равноправии или отсутствии талантов среди младших спортсменов. Просто подобное решение практически гарантировало избежание грубых ошибок с фармакологией. Замаячит впереди международный старт — кто–то обязательно начнет «жрать». Это ведь, по сути, дети, их не заставишь пройти допинг–контроль — нарушение прав. А что даст завоеванная в таком возрасте медаль? Многие тренеры на меня злились: их зарплаты зависели от результатов подопечных.
— Анаболики — страшная вещь?
— Взрослому человеку, у которого в организме уже сформировались все системы, и прежде всего нервная, применение таких препаратов не особо вредит. Это, как змеиный яд: может отравить, а может применяться в мазях. Так и с химией: можно соблюдать методику, а можно получить передозировку и гормональный сдвиг. Тогда самые легкие последствия — подавление функций организма. Он перестает вырабатывать те или иные гормоны. Наихудшие последствия передозировки анаболиками можно сравнить с неуправляемой реакцией на атомной станции. Сколько уже было случаев, когда футболист посреди матча падал или бегуны на дистанции умирали... Они, бывает, формально и по другим причинам умирают, но химия чаще всего провоцирует завершившиеся смертью процессы в организме.
— Сегодня часто говорят, что специалистов, понимающих все тонкости применения спортивной фармакологии, в Беларуси единицы...
— Я об этом пытался говорить еще в 1996 году: «Раз мы самостоятельная страна и впервые едем на Олимпиаду отдельной сборной, необходимо создать антидопинговый центр». Причем — и это важно — работать в нем должны не лаборанты, способные лишь провести анализ и определить наличие тех или иных препаратов, а доктора наук. Химики, биохимики и физиологи, которые могли бы не просто найти допинг, а четко понять процессы в организме. Применил спортсмен, допустим, какой–то запрещенный препарат и добился определенного результата. Плохо, конечно, но можно использовать или создать другой препарат, который будет не хуже, но при этом не являлся бы допингом. По такой схеме сегодня живет и развивается весь мировой спорт высоких достижений. И так будет: здесь прямой интерес фармакологических компаний и их огромная прибыль, которую они никогда не выпустят из рук. Вся борьба с допингом на это, считай, направлена. Для создания такого центра в Беларуси нужна была современная аппаратура. Дорого, но один раз. Президент тогда меня поддержал, деньги, насколько я знаю, были выделены, но куда они ушли, я так и не понял. Бывший министр спорта Александр Григоров мне потом говорил, что вроде ремонт в диспансере сделали. Антидопинговая лаборатория же у нас до сих пор не аккредитована.
— Сейчас вводят уголовную ответственность за допинг. Такая мера способна решить проблему допинга?
— В большинстве случаев — да. Но, с другой стороны, давайте посмотрим на развитие спорта в мировом масштабе. Американские профессиональные лиги — НБА, НХЛ, НФЛ — инспекторов ВАДА даже на порог не пускают. И все у них хорошо складывается, массового мора спортсменов не наблюдается. Федерациям же должна быть отведена функция развития детского и юношеского спорта — до полного формирования личности. Вот там, если попался ребенок на препаратах, тренеру стоит лет на десять присесть подумать.
— Вы не жалеете, что отошли от спорта?
— На нынешней работе я, по сути, вынужденно, если бы пригласили в спорт, конечно, согласился бы. Столько лет ему отдал! Сейчас вот пробую в Орше зал организовать для моего тренера Владимира Смоляка. Сейчас ведь почему так с нашей штангой получается? Потому что нет связи между федерацией и тренерами. В мою бытность заседания были открытыми и проходили в зале. Бывало, и ругались, и кричали — это помогало. А сегодня договариваться, похоже, разучились.
Сегодня Белорусский тяжелоатлетический союз проведет отчетно–выборную конференцию, которая может стать судьбоносной в истории одного из наиболее успешных, но в последнее время оказавшегося в непростой ситуации вида спорта.
Напомним, что после перепроверки проб четверо наших штангистов лишились олимпийских наград, а всего дисквалификацию получили семеро участников Игр в Лондоне и Пекине. Более того, из–за перебора положительных проб (более 20 с 2008 года) в настоящее время национальная сборная отбывает годичную дисквалификацию, а на следующие Олимпийские игры сможет выставить лишь двух спортсменов. Международная федерация тяжелой атлетики настроена решительно. МОК уже не единожды давал понять, что, если штангисты не наведут порядок в аптечке, Олимпиада в Токио может оказаться последней, на которой они будут в качестве участников. Сокращение олимпийских квот и состоявшееся на днях утверждение новых весовых категорий (что, в свою очередь, автоматически обнулило все мировые рекорды) стали сигналом для национальных федераций: пора начинать с чистого листа.
К сожалению, наши попытки узнать из первых уст у участников конференции их мнение о путях развития вида спорта в нашей стране успехом не увенчались. Федерация объявила мероприятие закрытым и прессу решила не приглашать. Кому и зачем это понадобилось — все это вызывает лишь недоумение. Остается надеяться, что участники высокого собрания не станут прятать голову в песок и действительно обстоятельно и со знанием дела подойдут к решению наболевших вопросов. А кого в итоге выберут? Хочется верить, что выбор в итоге будет сделан в пользу профессионалов, имеющих весомый авторитет на мировом уровне и при этом не запятнавших свое имя допинговыми скандалами. К счастью, таких в Беларуси хватало всегда. Хватает и сейчас.
