Починка времени

.
..."Ты у меня еще заговоришь, старик", - проворчал мастер, завороженно рассматривая через часовую лупу миниатюрный механический мир размером с медную монетку, мир, в котором когда-то царили порядок и ясность...

Каретные часы XIX века Луи Бреге - вот откуда взялось слово "брегет"! - остановились по меньшей мере около века назад. Но Дмитрий Муравицкий (на снимке) терпеливо возвращал их к жизни. Старые ржавые детали выбрасывал, изготавливал новые. "Часы, как и время, нужно жалеть, - говорил он. - Обращаться с ними терпеливо. За спешку они мстят - идти не желают, о музыке уж и говорить нечего". Мастер может целый год корпеть над каким-нибудь старым хронометром. Как, к примеру, было с немецкими напольными часами, которым хозяин пожелал придать первоначальный вид. Правда, назвать их часами можно было лишь условно. Разломанный механизм и корпус - то, что когда-то нашли на свалке, - были "осовременены" батарейками, а гири с маятником и вовсе отсутствовали.

Объяснить, что чувствует мастер, когда в его руках начинает тикать механизм, столько времени молчавший, невозможно. Поэтому и не все понимают его однообразное на первый взгляд, скучное дело. "Ну что ты копаешься в этих механических "динозаврах"?" - подшучивают иногда приятели. Он же каждый день идет на свою старомодную работу, словно археолог на раскопки, - с предвкушением чуда.

В отличие от современных, старинные часы покрыты пылью времени, в которой судьбы мастеров переплетены с историями сделанных ими механизмов и людей, которым они служили верой и правдой. Скажем, не все знают о том, что на привычный для нас 12-часовой циферблат было "покушение". Случилось это во времена Великой французской революции, когда день решено было делить на 10 часов, каждый час - на 100 минут, а минуту - на 100 секунд. Новшество прожило всего 12 лет, но часовщики успели сделать партию "революционных" часов, впоследствии ставших раритетными. До сих пор можно встретить сторожевые часы XIX века, которые не только показывали время, но и помогали хозяину оценивать добросовестность нанятого им... сторожа. Механизм перематывал внутри корпуса контрольную бумажную ленту, а сторож через специальное окошко должен был каждый час прокалывать ее, причем вернуть ленту назад, чтобы исправить ошибку, было невозможно.

За 12 лет через руки уникального минского мастера Дмитрия Муравицкого прошло столько часов! От самых ценных - английских "Нортон", которым не меньше 200 лет, до современных, но таких сложных, что не во всякой мастерской берутся за их ремонт, - знаменитых швейцарских "Картье". И, казалось бы, дело неприбыльное - часов-то старинных, как и любых раритетов, единицы. Тем не менее без работы в своей маленькой каморке в Центральном Доме офицеров часовщик не сидит. Приезжают клиенты даже из Канады и Германии - прослышав от белорусских друзей о мастере, берут с собой в командировку все старые часы, отремонтировать которые давно уже потеряли всякую надежду.

...Старик долго и недоверчиво смотрел на истертые, потускневшие от времени морские артиллерийские часы, купленные им когда-то у пленного японца, - часы умеют хранить память жизни. В них был вмонтирован секундомер: от вспышки до звука выстрела измерялось время, по которому стрелка указывала расстояние до цели. "Столько лет "молчали"... Взгляните, может, с ними уже ничего и не сделать?"

Дмитрий уверен: нет часов, которые бы нельзя было починить. Это как головоломку разгадать. На столе у мастера несколько антикварных хронометров - чтобы они пошли, нужно что-то сверхъестественное совершить. И он готов допоздна колдовать над ними, пытаясь "расшевелить" затихшие механизмы.

Настоящим экзаменом для себя Дмитрий считает часы с репетиром. Век назад, чтобы узнать ночью, который час, приходилось зажигать свечу. А репетиры позволяли определить время даже в темноте, отбивая низкими и высокими "голосами" часы, четверти и минуты. Их "сердце" состояло из более 250 деталей, среди которых ни одной штампованной. Такие часы могли себе позволить только обеспеченные люди. И вернуть им "голос", каждому часу, каждой четверти, каждой минуте - свой, по словам часовщика, скорее не сложно, а интересно. И главное в этом деле - смекалка, без которой невозможно вдохнуть жизнь в уникальные произведения мастеров прошлого.

К примеру, древний механизм напольных часов Жировичского монастыря, казалось, безнадежно мертв. Неплохо сохранившийся корпус с маятником и гирями на бычьих жилах, покореженные шестеренки, пружинки и прочие железки - все, что от них осталось. Одних деталей в этом "конструкторе" не хватало, часть, как выяснилось, и вовсе от других часов. Дмитрий собирал механизм, считай, наугад, вручную изготавливал недостающие шестеренки, точно рассчитывая характеристики деталей, которых в глаза не видел. Интуиция не подвела. Часы не просто пошли, а пошли удивительно точно.

"Старинные часы, как картины, - говорит Дмитрий. - Все разные. К ним ведь в свое время относились как к произведениям искусства, роскоши. Каждую деталь мастер делал вручную. Иные часы берешь в руки и чувствуешь, с каким трепетом душевным они сделаны". Нередко в починку приносят подделки - под Генри Мозыря, Луи Бреге, Павла Буре. Там все детали - вкривь да вкось. "Впрочем, если вам попадутся часы из благородных металлов или ювелирные изделия XVIII - XIX веков, на которых нет пробы, это еще не значит, что перед вами фальшивка, - замечает Дмитрий. - Просто в то время в России за клеймение полагалось платить солидную пробирную пошлину, чего некоторые мастера пытались избежать". Так что стремление платить налоги, как видим, не во всякую человеческую природу заложено, что, собственно, и поспособствовало появлению некоторых коллекционных раритетов.

Невозмутимый, сдержанный, точный Дмитрий и сам напоминает "хладнокровные" часы, которым чужда суета и раздражительность. Его, как и время, нельзя поторопить или замедлить - будто настроен на определенный размеренный ход, и никакие катаклизмы его не потревожат. "Миллионер Арманд Хаммер как-то сказал: если работать 24 часа в сутки и 7 дней в неделю, то удача сама к вам придет. Вот и я день и ночь решаю свои часовые задачи, - поясняет Дмитрий Муравицкий. - В самом деле, мне иногда во сне приходят ответы на вопросы, которые меня долго терзают. Первые три года я за выходные уставал ждать, когда приду на работу. Впрочем, так бывает у любого увлеченного своим делом человека. Без любви к своей профессии нельзя стать настоящим мастером".

Зачем мы все время смотрим на часы? Только ли потому, что опаздываем на работу, в театр или на свидание? А не хотим ли мы, даже не догадываясь об этом, затормозить быстротекущее время? Затормозить - для чего? Это счастливые часов не наблюдают, молодые говорят о времени: "Вот уж этого - навалом"... А все остальные?
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter