Несовершеннолетняя россиянка сбежала от мачехи в Беларусь

Я долго не могла решить, с каких слов начать. Со статистики? Но ведь таких детей, как Маша Андреева, я еще не встречала. Конечно, она не единственная, кто потерял маму навсегда... Когда уже нет надежды, что самый дорогой человек на свете когда–нибудь вернется. И хорошо еще, если есть папа... Но есть ли он у Маши? Однозначного ответа у сотрудников приюта Московского района Минска, где девочка пребывает уже несколько месяцев, нет. Впрочем, тому, что «новенькой» всего пятнадцать и что она Маша, тоже поначалу приходилось верить на слово. Даже милиционерам. В ноябре девочку–подростка задержали на железнодорожном вокзале Минска, куда она, наконец, добралась после четырехдневного путешествия на дизель–поездах из... Брянска. Говорит, что надеялась разыскать здесь тетку. Да еще убежать от горькой судьбы и начать новую жизнь... Но оказалась в приемнике–распределителе для несовершеннолетних.

«Моя дорогая и любимая мамочка...

Так получилось, что мое детство закончилось 23 июля 2013 года. И счастье тоже. В тот день тебя, моя любимая, не стало. Это было очень страшно и неожиданно. До этого момента я никогда не думала, что ты вообще можешь умереть. Ты уже не увидишь, как я вырасту и выйду замуж. А ведь ты всегда говорила, что мы с Габриэлой (младшая сестра Маши. — Прим. авт.) нарожаем тебе кучу внуков и ты их будешь нянчить... Помнишь, как мы дружно жили в деревне? Какая хорошая, просто прекрасная у нас была семья! Ты была такая красивая, добрая, веселая... и очень–очень впечатлительная! Помнишь, как ты упала в обморок, когда к нам в гости вдруг приехал твой родной брат? Но стоило тебе открыть глаза, как ты сразу же помчалась в магазин, чтобы накрыть на стол. Это всех очень развеселило. Раньше мы с этого смеялись, а теперь мне хочется плакать. Только теперь понимаю: ты так сильно за всех переживала и так хотела, чтобы все было хорошо, что твое бедное сердечко просто не выдержало. Оно остановилось незадолго до полуночи в тот день, когда вы с папой вернулись со свадьбы. Мы все поужинали и легли спать. Папа вызвал «скорую», как только тебе стало плохо. Мы с Габриэлой сильно плакали. И папа плакал. Мы молились, стояли на коленях перед теми самыми иконами, которые ты привозила из разных городов. Нам хотелось, чтобы ты снова открыла глаза, как тогда, после обморока. ...Но врачи приехали только утром. Где они были?! Ведь от нашего дома до города 15 минут езды!..

В тот день папа сорвал со своей шеи крест, выбросил из дома все иконы и сказал, что больше не верит в бога. Знаешь, иногда мне кажется, что та ужасная ночь длится до сих пор. Вот как тебе объяснить? Конечно, солнце по–прежнему всходит. И светит. Но оно уже не такое, как с тобой...

Я часто думаю, что лучше бы вместо тебя умерла я. Тогда наша семья была бы в надежных руках. И вы с папой по–прежнему любили бы друг друга. И не было бы больше никаких неприятностей. А у Габриэлы была бы нормальная семья. Я за нее очень переживаю. Почти год ее не видела...

Тебе, наверное, сейчас стыдно за меня, да? Знаю, я совершила поступки, от которых мне и самой плохо. Но я не могла иначе. Поэтому очень прошу тебя: прости... И поверь: я никогда–никогда не ушла бы из дому, если бы не тетя Катя. Папа привел ее где–то через год. Объявил, что она будет жить с нами и отвлекать его от дурных мыслей... Мы с Габриэлой не были против — ведь большие уже, понимали, что мужчине одному тяжело. Только не подумай, мамочка, я не держу на папу зла. Я его люблю... Знаю, что другие в таких ситуациях бросают детей или спиваются. А он просто привел другую...

Тетя Катя тоже вроде неплохая. И порядок она любила, и на работу ходила. Но почти сразу, как появилась в нашем доме, стала на нас с Габриэлой кричать, грубила. Мы ее раздражали. Было обидно. Сначала терпели, а потом решили рассказать папе. Но он не поверил! Ни сразу, ни потом. Говорил, что Катя хорошая и такого не может быть. Почему он нам не верил, мама?!

Может, нужно было терпеть, но я не смогла. В тот день я была у бабушки. Она заболела, и нужно было все переделать в огороде и по дому. Совсем забыла, что утром пообещала папе сделать уборку и у нас. В общем, он решил, что я гуляла. Даже не сходил к бабушке, чтобы проверить, правду ли я говорю. Он очень ругался. А когда вышел на улицу, тетя Катя сказала, что я ему больше не нужна, что я лишняя в этом доме... «Неужели ты этого сама не замечаешь?» — сказала она. Я расплакалась и убежала. Не хотела быть им обузой.

К бабушке идти было нельзя. Поэтому сначала я пожила у своего друга, ты же знаешь, что мама Сергея всегда меня любила. И она меня поняла. Думаю, ты тоже поняла бы. Потом пожила у подруги... А потом поехала в Минск. Впрочем, папа меня и не искал.

Что будет дальше, я не знаю, мамочка. Я очень скучаю по папе и Габриэле. Но больше всего по тебе, моя любимая. Обратно я не хочу... похоже, что я там не нужна. Что бы меня ни ждало дальше, я все выдержу. Слава богу, в приюте ко мне относятся хорошо. Здесь много детей, и они тоже несчастные, скучают по родителям. Обещаю тебе, что вырасту хорошим человеком. Тебе не будет за меня больше стыдно. Никогда!

Знай, что ты всегда в моем сердце. И только ты мое солнце. Твоя Маша».


Я познакомилась с Машей, когда все остальные дети в приюте отдыхали во время дневного сна.

— А эта наша кареглазая воспитанница все время просит найти ей какую–нибудь работу, — и педагог–психолог Оксана Почесуй с улыбкой представила мне «самую неусыпляемую» подопечную. Маша помогала под трафарет рисовать на стенах цветы в актовом зале. Довольная, с творческим задором и какой–то удивительно теплой искоркой в глазах.

Написать письмо маме, которой уже нет, уговаривать не пришлось. Чуть позже Маша сама показала мне общую тетрадь — ее личный дневник. Там на каждой страничке — разговор с мамой. Ей она рассказывает, как прошел день, что огорчило или обрадовало, какая сегодня погода, во сколько проснулась и о чем думала перед сном: «А сегодня, мама, я услышала такую фразу, что сразу поняла, как мне нужно жить. Она звучит так: не важно, сколько было дней в твоей жизни, важно, сколько жизни в твоих днях». И только маме Маша посвятила стихи. Впрочем, парой строк «наградила» и родных дедов: «Низкий поклон дедулям за то, что до нас не долетели пули...»

Протягивая мне письмо, Маша немного покраснела:

— Может, давайте я вам его сама зачитаю? Ведь не разберетесь же, там сплошные ошибки... Обещаете, что в газете их не напечатаете? Я ведь к своим 16 годам только 2 класса окончила.

Я пообещала взамен на подробности о столь уникальном явлении.

— Так у меня от рождения документов нет! Когда родилась, меня предъявили военкомату как ребенка маминого брата, чтобы его отмазать от армии. Потом еще что–то мешало, потом было некогда. Родители сначала договорились с учителями, чтобы меня в школу пустили, но на третий год нам отказали. Сначала я каждый месяц ждала, что вот–вот снова сяду за парту, но этого не происходило. И я стала выполнять работу по дому, научилась готовить, убирать, полоть, смотреть за младшей сестрой... В общем, не сидела без дела. Поэтому и тут вот не могу...

Маша не фантазирует. Белорусская милиция потратила немало времени на идентификацию ее личности и выяснила, что родители девочку действительно нигде не регистрировали. При этом в одном из роддомов нашей страны обнаружилась информация о факте ее рождения. Так что не исключено, что вопрос гражданства, который сейчас как раз решается, будет в ее пользу. Она очень хочет стать белоруской. Впрочем, иллюзий о своем будущем не питает и суперпланов не строит:

— Думаю, годам к 30 выучусь, получу профессию парикмахера или повара, например. Где–то в 40 лет выйду замуж и рожу детей. Куда ж мне неграмотной и без жизненного опыта в ЗАГС?

Но раньше всего Маша надеется отрастить длинные волосы, которые ей отрезали в приемнике–распределителе, когда нашли вшей:

— Да не было их у меня! Я сама видела, как та противная тетка подмигнула милиционеру, чтобы тот подтвердил, что она нашла гниду. А что если и была? Тетке просто лень было возиться, коса–то до колен. Как у мамы... Это была вся моя гордость! А ее чикнули по самые уши. Да еще и криво...

Пока будет расти коса, было бы неплохо, говорит, начать хоть где–то подрабатывать — мол, ни у какого государства на шее висеть негоже. А еще надеется залечить раны от знакомства с миром взрослых, о которых мне поведала особенно эмоционально:

— Понимаю, что вы не станете это печатать, потому что все равно не поверят. Ведь я всего лишь трудный подросток, который убежал из дому. А значит, прав кто угодно — только не я. Так ведь?

Но даже это все сущая ерунда по сравнению с главным:

— Когда из приемника–распределителя дозвонились до папы, он сказал, что отказывается меня слышать и видеть. Значит, мачеха не солгала? Я два раза писала домой письма, но никто так и не ответил...

Говорит, что только в приюте ее сердце отогрели. Только здесь появилась надежда, что еще все в ее жизни может быть хорошо. А я вот так думаю: если эту надежду подкрепить еще хорошей долей старания, то сценарий просто обязан стать счастливым.


 КОММЕНТАРИЙ 

Педагог–психолог социально–педагогического центра Московского района Минска Оксана Почесуй говорит, что в Маше Андреевой не чает души весь коллектив, включая воспитанников:

— Особенно подкупает ее очень искреннее, как мне кажется, желание стать достойным человеком и никогда больше не совершать ошибок, о которых сегодня она так отчаянно старается забыть. Полагаю, поэтому кое–какие нелицеприятные факты остались за пределами письма и беседы с журналистом. В частности, у нас есть сведения, что когда Маша убежала из дому, она связалась с нехорошей компанией. Результат — оказалась замешана в краже мобильного телефона. Как знать, возможно, она бы не стала убегать так далеко от отца и мачехи, если бы не этот случай? Хотя девочка не солгала: когда сотрудники приемника–распределителя дозвонились ее папе, он и вправду сказал, что ее не ждет и, дескать, делайте с беглянкой что хотите. Это очень большая и серьезная травма для подростка. Ведь одно дело убежать из дому, и совсем другое — когда семья поворачивается к тебе спиной. Ведь оступаются многие, особенно в юности. Но чтобы подняться, всегда нужна опора. Уверена, что педагоги и милиция сделают все, чтобы девочка снова не оказалась в зоне отчаяния. Несмотря на все трудности и испытания, она сохранила в сердце доброту и свет, которыми всегда готова поделиться. Несмотря на низкую образованность, рассуждает здраво, а в некоторых житейских вопросах на порядок опережает своих сверстников.