Дирижер Дмитрий Матвиенко — о своей музыкальной карьере, талантливой жене и волшебной палочке

Победный взмах

В июне белорусский дирижер Дмитрий Матвиенко, получивший прекрасное консерваторское образование в России, победил в престижном международном конкурсе дирижеров имени Николая Малько в Копенгагене. Дмитрий стал обладателем первой премии и приза зрительских симпатий. Сегодня он работает в Большом театре оперы и балета Беларуси. Но готовится к концертам и постановкам по всей Европе. В Баварской опере Кирилл Серебренников ставит оперу Шостаковича «Нос» (Дмитрий приглашен ассистировать прославленному дирижеру Владимиру Юровскому). Потом будут концерты в Монте‑Карло, Генуе и Болонье, постановка «Мертвого города» с Валентином Урюпиным и Василием Бархатовым в «Новой опере».

Дмитрий Матвиенко: Время дирижерского диктата в музыке прошло. Скоро дирижер сойдет со своего пьедестала.
мИХАИЛ ДЖАПАРИДЗЕ / ТАСС

— Дмитрий, изучив вашу биографию, складывается впечатление, что вы изначально ориентировались на российский или даже европейский музыкальный мир? 

— Мои педагоги в Республиканском музыкальном колледже при Белорусской академии музыки Ирина Денисова, Марина Пороховниченко, Вера Густова всегда говорили мне: если ты готовишься к серьезной музыкальной карьере, то учиться надо ехать в Россию. Так что мой творческий вектор изначально был туда направлен. 

— У вас две консерватории за плечами — Санкт‑Петербургская и Московская. Объясните нашим читателям, зачем вам понадобилось два музыкальных вуза?

— В Санкт‑Петербурге я учился три года на хоровом отделении у профессора Татьяны Ивановны Немкиной. Потом мы по­ехали с женой в Пермь, где поработали полтора сезона у Теодора Курентзиса в хоре musicAeterna театра оперы и балета. Так что в Питере у меня получилось неполное высшее образование, я проучился три курса и ушел, прежде всего потому, что за второе высшее образование надо платить — на тот момент около пяти тысяч долларов год. Решил, лучше просто перепоступить на симфоническое отделение в Московскую консерваторию. 

— Как вы попали к Теодору Курентзису? 

— Мы перебрались туда вместе с моей женой, оперной певицей Надеждой Кучер. Надежду пригласили как солистку. Теодор как раз переехал из Новосибирска, стал главным дирижером пермского театра, ему надо было набирать свою труппу и в оркестр, и в хор, и своих солистов. Мы попали в эту струю. Сначала пригласили Надю, а Надя сообщила, что у нее есть еще я. Меня прослушали и сказали, супер, хотим с тобой сотрудничать. В итоге полтора сезона я там проработал артистом хора. К сожалению, хормейстерской работы там не было, только пару раз с ней соприкоснулся. 

— Теодор Курентзис — признанная фигура в мире классической музыки. Вы взяли что‑то у него для своей дирижерской манеры? 

— Все музыканты, которые соприкасаются с Теодором, работают с ним, что‑то от него перенимают. В моем случае, поскольку я и дальше хотел заниматься этой профессией, я много за ним наблюдал, наблюдаю и еще буду наблюдать. Мы поддерживаем контакт. Общались два месяца назад перед конкурсом в Дании, он подсказывал мне некоторые интересные вещи в симфониях Брамса, Малера, мы что‑то обсуждали. Теодор Курентзис — один из мастеров, который влиял и влияет на меня на пути моего творческого становления. 

— У вас в планах «Нос» Шостаковича с Владимиром Юровским, которому вы будете ассистировать, и с режиссером Кириллом Серебренниковым, он известен довольно радикальными прочтениями классики… Для вас есть табу в интерпретации, некая грань, за которую вы не перейдете, не сможете принять?

— У меня еще нет большого опыта оперных постановок, чтобы я когда‑то не соглашался с интерпретациями режиссера и уходил с проектов, как, допустим, Юрий Темирканов на «Евгении Онегине». Но такие прецеденты, когда дирижеры отказываются участвовать в театральных постановках в связи с неадекватной режиссурой, есть. 

— Вас как завсегдатая «Гоголь‑центра» вряд ли что‑то удивит…

— Я, конечно, большой фанат Серебренникова. Считаю, что он — одна из ключевых фигур в российском и, может быть, даже мировом режиссерском пространстве, но я видел несколько работ у него, которые вызвали у меня вопросы. Так же, как и у Дмитрия Чернякова — есть гениальные работы, как «Евгений Онегин», «Снегурочка» и особенно «Князь Игорь» 2014 года в Метрополитен‑опере. Считаю, это самое талантливое прочтение этой оперы, какое только может быть. А есть другие названия, на мой субъективный взгляд, не такие удачные. Не думаю, что талантливые режиссеры должны все время выдавать хиты. Такого не бывает, это нормально. 

— Сейчас фильм Серебренникова участвует в Каннском кинофестивале. 

— Да, «Петровы в гриппе», болею за него. 

— Недавно вы сказали, что время дирижерского диктата в музыке прошло. Дирижер сойдет со своего пьедестала?

— Это давно произошло. Уже существуют оркестры без дирижера. Со временем слушатели будут переходить на другую музыку, перестанут ходить на Верди, Пуччини или Чайковского в театры и филармонии. И связано это прежде всего с развитием гигантской развлекательной индустрии и цифровизацией общества. Пандемия это показала: сколько оркестров открыли свои музыкальные платформы, сколько блестящих концертов прошло онлайн. Наша профессия «усохнет» в будущем за ненадобностью. В этом смысле я пессимистически настроен. 

— Дмитрий, на заре вашей карьеры вы пели в хорах и ансамблях Мариинского театра и Смольного собора… 

— Да, я немного попел в хоре Смольного собора у Владимира Беглецова. Особенно мне запомнились «Перезвоны» Валерия Гаврилина… На некоторые концерты и гастроли Мариинскому театру требовалась юная кровь. Вообще, на мой взгляд, творческая связка Мариинского театра и Санкт‑Петербургской консерватории когда‑то была совершенно уникальна, вот почему они выпустили целый конвейер мастеров. 

— Валерий Гергиев входит в число ваших кумиров?

— Это тема для отдельного интервью. Где‑то в 13 лет я посмотрел его мастер‑класс и понял, что это за профессия такая. Гергиев — большой мастер, и никто с этим не поспорит. Если он может играть в день три концерта, это его путь. Теодор Курентзис делает «Реквием» Верди и может ездить с ним год по всему миру, Владимир Юровский создает 30 программ за сезон абсолютно разных жанров и делает их блестяще. Кто‑то всю жизнь занимается веризмом. У всех разные пути.

— Дмитрий, не могу не спросить о вашей супруге, оперной певице Надежде Кучер, чьим поклонником являюсь. В 2015 году она получил Гран‑при конкурса оперных певцов BBC в Кардиффе в Великобритании, признана лучшей певицей мира. Как две звезды с серьезной международной карьерой уживаются в одной семье? 

— Прекрасно. Но мне кажется, что случай у нас действительно уникальный. Мой конкурс имени Малько — один из трех крупных конкурсов дирижеров в мире. Конкурс в Кардиффе — что и говорить… Я горжусь Надей и надеюсь, что моя победа в Копенгагене теперь даст нам возможность больше работать вместе, в том числе и на международной арене. За 12 лет вместе у нас было не так много совместных концертов и спектаклей. И то они появились в последнее время благодаря Большому театру Беларуси: «Травиата», «Реквием», новогодний концерт… 

— Муж‑дирижер может повлиять на карьеру жены‑солистки?

— Это вопрос не ко мне. Можно придумать все что угодно сегодня, но купят ли проект или спектакль менеджеры, агенты, будет ли он им интересен?

— Для Большого театра Беларуси вы готовите постановку оперы Сен‑Санса «Самсон и Далила». Скажите пару слов о ней. 

— Премьера планируется на середину декабря. Режиссером выступит наша прославленная солистка и режиссер Оксана Волкова, наше знаменитое меццо‑сопрано. Она уже выпускала в Большом премьеру оперы «Виллисы. Фатум» Пуччини. С нетерпением жду нашей премьеры. Потрачу все свои силы на то, чтобы она стала событием для Минска. 

КСТАТИ

В ближайшие два сезона благодаря победе в конкурсе имени Николая Малько у дирижера Дмитрия Матвиенко запланировано 24 концерта по всему миру с разными оркестрами.

v‑pepel@mail.ru
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter