Возраст не может быть поражением

Динамичность — неплохое качество. Но определенный контекст и его может поставить под сомнение. Вот так и на этот раз. Слишком уж с места в карьер прозвучала «озабоченная» реплика:

— Боже, как ты постарел!..

Можно подумать, что давний знакомый развивается в ином биологическом направлении.

Только собрался укротить его дежурную взволнованность, как он конкретизировал ситуацию арифметическим вопросом:

— Это ж сколько тебе лет?

Цифру-то я, конечно, назвал. Не бальзаковская дама ведь... Но при этом подумалось вот о чем. Когда ты молод, то очень легко дается стартовая фраза, связанная со временем рождения. Но когда твои анкетные данные обогнали твое же биологическое самоощущение, то о возрасте говоришь уже не с такой щенячьей готовностью.

Да и вообще, не слишком ли все по порядку получается при сухом перечислении. Родился, учился, работал, женился, родителем стал, дедом... Будто только и делал, что резко или постепенно переходил из одного состояния в другое.

Между тем прелесть жизни и в нюансах тоже. В тех невидимых зазорах, где все между ними — на острие, на стыке.

Вот и думаю: принципиальна здесь не сама цифра, в том числе и многих пугающая пенсионная. На первом плане перемена статуса как серьезного экзамена на самодостаточность. Когда как будто остаешься один на один с собой, своими проблемами.

И почти сразу прямой вопрос самому себе: что делать с прежним умением? Куда и к чему приложить былые навыки? Как пройдет непростая адаптация?

Тут, по-моему, главное: не уговаривать себя соответствовать цифре. Точь-в-точь как у одного из поэтов: «Как только стали пенсию давать, откуда-то взялась в России старость». Кроме географической привязки, все сходится в смысле самоуговора.

А почему бы новую ситуацию не воспринять как второй тайм жизни? Многим известно хрестоматийно-пенсионное «первый тайм мы уже отыграли». И вот наступил второй, совсем по-другому ориентированный. Ведь если молодость главным образом сосредоточенность на себе, то сейчас может стать интереснее все то, что вокруг. Есть время вглядеться, увидеть, прочувствовать, оценить... Привлечь внимание могут и человек с оригинальной находкой, и свет в чьем-то окне, и веселая возня птиц.

Главное тут, выражаясь терминологией автомобилистов, вписаться в поворот. Без потерь для себя заметить переход, где заканчивается одно и начинается другое. Для задающих себе такой вопрос иных вариантов просто нет. Не тот ведь случай, когда для омолаживающих коррективов по-сказочному в трех молодильных камерах искупаешься. Надежда только на себя, свой потенциал.

А что касается таких «доброжелателей», как паспорт, календарь, зеркало, глуповато-бестактные вопросы, то едва ли следует обращать на них серьезное внимание. Просто живи по самоощущению, ежедневно что-то делая и для него тоже. Иначе даже такие оптимисты, как Пушкин, сдрейфить могут. Иначе откуда вот эта строчка — «под старость жизнь такая гадость». Спрашивается, откуда знал? В тридцать лет ведь это рисковало выглядеть как поэтическое кокетство.

Всегда считал и считаю: любой возраст неплохо сопрягается с умом, с готовностью принимать адекватные решения. В этом смысле пожилых людей гораздо больше, чем это принято считать. И что самое обидное: даже среди молодых людей.

Несколько месяцев назад почти 95-летним ушел из жизни один мой добрый сельский знакомый. Несмотря на огромную разницу лет, она почти не ощущалась. И не то чтобы это был некий гормональный жизнелюб с какой-то особой биохимией. Просто шестьдесят семь лет назад механизатор, добровольно взяв на себя роль деревенского Нестора, вел дневники. В виде теперь уже своеобразного наследства это выглядит как плотно исписанные толстые общие тетради. И это не просто жизнь по-графомански, превращенная в текст. Нет, почти с каждой странички дыхание самой жизни. Где наряды с прозой бытия (куда же от него денешься?) и лирические прозрения. Как зарница, как всполох молнии и на небосклоне полный диск луны. Какая уж тут старость?! Только умиротворение и мудрость, когда по пожелтевшим от времени страницам стелилась его неувядающая детская душа. Даже трудно осознавать, что уже не поедешь к нему, не позвонишь. Удивительное сочетание в одном человеке тургеневских Хоря и Калиныча... Первый — олицетворение практической жизни, второй — поэзия пребывания в ней с умением видеть даже мелкую букашку.

Неужели трудно понять: возраст не может быть поражением. Он всего лишь поступательная логика жизни. Разве можно считать алогичным, что в шестьдесят какие-то вещи воспринимаешь иначе, чем в двадцать? Вот почему я за сущностную молодость, за «долгоиграющее обаяние».

г. п. Глуск