В детстве меня убеждали, что «человека встречают по одежке, а провожают по уму», делая особый упор на ум. Теперь я думаю, это потому, что тогда выбор красивой одежды в магазинах был крайне ограниченным (а про модную почти никто и не слышал). В ту пору, когда обувь была белая и черная и эти две пары были универсальны, я думала о том, что ведь настанет такой день, когда 1) будет много разноцветной обуви, 2) я смогу себе позволить иметь больше двух пар. И этот день действительно настал, и в моем гардеробе почти не осталось черного. Но какой бы ни была причина, по которой мама, раз за разом повторяя эту поговорку, делала упор на ум, она меня убедила. Предпочитаю ум, по которому встречать как будто до сих пор не принято. Хотя благодаря социальным сетям это меняется: часто вы можете составить представление о человеке, ни разу не встретив его в «реале». А вот насколько это представление будет объективным — другой вопрос.
...В моей жизни были два месяца абсолютного равенства с другими, совершенно незнакомыми людьми: один я провела во Всесоюзном пионерском лагере «Артек», другой — во Всероссийском пионерском лагере «Орленок». В «Орленке» из своего разрешено было носить нижнее белье и обувь, в «Артеке» — только обувь, даже трусы с майками нам выдавали казенные. Артековские вожатые говорили, что самый страшный день для них — последний день смены, когда все переодеваются в свое. Они рассказывали, как рушатся дружба и первая влюбленность, когда девочка из Москвы и мальчик из узбекского или молдавского села (или наоборот) видят друг друга не в уравнивавшей всех нас артековской форме, а в одежде, которая отражает и их социальный статус, и национальную принадлежность, и семейный достаток. (В Советском Союзе люди далеко не во всем и не везде были равны, что бы вам ни говорили о том «добром старом времени» сегодня.) Сначала я не понимала, но в последний день увидела. Мне было 12 лет, но первая капля на камень моей уверенности в том, что ум всегда важнее одежды, упала именно тогда, в «Артеке».
На втором курсе в университете мы, философы, тоже рассуждали об одежде. Это было время, когда не только продукты, но колготки, обувь и пальто были по талонам. Но мы же молодые, мнящие себя умными — разве одежда имеет для нас значение? «Вот если в Америке человек придет одетым так, — говорил Леша, показывая на сына декана нашего факультета, одетого в джинсы и растянутую майку, — будут думать, что он миллионер. А у нас думают, что умный и плюет на условности». Леша в той Америке никогда не был, но слова его я вспоминаю всякий раз, когда натыкаюсь на фотографию Марка Цукерберга.
Приятель рассказывает о подруге, вышедшей замуж во французскую глубинку: «Да она у нас на работу в магазин лучше одевалась, чем там! Итальянские сапожки, дубленка, макияж — и в магазин, за кассой стоять. А тут приехала навестить родителей из своей Франции — ужас смотреть: джинсы, свитер какой–то растянутый, никакого макияжа. И стоило ради этого уезжать за границу?» Ради этого? Конечно, не стоило. Про уместность итальянских сапог, дубленки и вечернего макияжа для стояния за кассой провинциального магазина промолчу.
Другого знакомого навестила родственница из Канады. Через три дня он повел ее по минским магазинам: приодеть. Потому как «стыдно ж было с ней на улицу выйти, со знакомыми встретиться». Потому как все те же джинсы, растянутые свитера и майки и куртка, очевидно, купленная лет пять назад. У нас по–прежнему встречают по одежке. Основателей Facebook и Apple, несмотря на неизменные джинсы и майки с водолазками, встречают все же по уму.
Честно, я не понимаю, почему одежда — это так важно. За 12 лет жизни в Пекине шубу я так и не купила: зачем? В пуховике тепло и удобно. В Пекине шубы носили только женщины из бывшего СССР. Может быть, в этом все дело? Может быть, воспитанные, как пионеры в «Артеке» и «Орленке», на идее всеобщего равенства и единообразия (в отличие от единообразия я считаю равенство прекрасной, но не слишком осуществимой идеей), мы от этого вынужденного равенства когда–то устали так, что до сих пор с ним боремся? И самым простым способом борьбы признали внешний вид? А потому встречаем и провожаем людей по одежке, забывая про все остальное? Любим повторять идею (вполне, к сожалению, справедливую) о том, что принц влюбился в Золушку, когда она приехала на бал в прекрасном платье и золотой карете?
Мне нравится, как одеваются европейцы: не придавая этому особого значения. Потому что есть кое–что важнее. Или просто меня мама неправильно воспитала? Вот ей шубу я купила: все же она в Гомеле живет, где встречают по–прежнему по одежке. Так пусть встречают хорошо.
Советская Белоруссия № 248 (25130). Суббота, 23 декабря 2016
