О месте Беларуси в мировых научно–технических реалиях

Плоды невиданных идей

О месте Беларуси в мировых научно–технических реалиях

Технический прогресс движется космическими темпами. Немецкий автогигант BMW к концу года выпустит в продажу городской электрический автомобиль, который сможет передвигаться по маршрутам при минимальном участии водителя. Совершенно непостижимым образом технологии из фантастических рассказов материализуются в реальном мире. И они работают. Более того, что–то подсказывает: не моргнем мы и глазом, как автомобили–беспилотники заполонят дороги, а наши дети будут удивляться машинам с педалями и рулем. И одежду, обувь, мебель, инструменты новые поколения будут распечатывать на 3D–принтерах. Процесс, объединяющий науку, технику, экономику, предпринимательство и управление, дает потрясающие результаты. Порассуждать о месте Беларуси в мировых научно–технических реалиях за «круглым столом» в «СБ» собрались Алексей ДИК, заместитель директора по внешнеэкономической деятельности Белорусского института системного анализа и информационного обеспечения научно–технической сферы; Павел ДАНЕЙКО, директор Института приватизации и менеджмента; Владимир КАРЯГИН, председатель президиума Республиканской конфедерации предпринимательства, председатель Минского столичного союза предпринимателей и работодателей; Дмитрий КРУПСКИЙ, начальник управления науки и инновационной политики Минэкономики; Александр ЛУЧЕНОК, заведующий отделом макроэкономической и финансовой политики Института экономики НАН Беларуси, доктор экономических наук, профессор; Александр ТОПОЛЬЦЕВ, начальник управления прогноза и анализа научно–технического и инновационного развития ГКНТ, и Юрий ЧЕБОТАРЬ, начальник главного управления промышленности, транспорта и связи Минэкономики.


«СБ»: Экономическая ситуация в стране и мире продолжает оставаться сложной. По–прежнему лихорадит страны Евросоюза, падает спрос, растет безработица. Есть основания для беспокойства и у нас: за счет чего Беларусь сможет обеспечить рост ВВП в следующем году и на какие отрасли будет опираться в ближайшей перспективе? Во многих странах речь идет о шестом и седьмом технологических укладах. На этом фоне модернизация некоторых наших предприятий за счет покупки новых импортных станков, технологических линий выглядит несколько несовременно...


А.Топольцев: У страны есть все шансы преуспеть в развитии информационных и космических технологий, нефтехимии, электроники, «умного» машиностроения и биотехнологий. Соединить науку и предпринимательский интерес призваны научно–технологические парки, резиденты которых получат различные льготы и преференции. Таких парков к 2015 году запланировано создать более 15. Мы идем к экономике знаний и новым технологическим укладам.


«СБ»: Это будет завтра, а сегодня?


А.Топольцев: С 2007 по 2012 год товарооборот продукции высоких технологий в стране увеличился на 305,4 процента и составил 4.373,8 млн. долларов. Импорт — 2.979,5 млн. долларов, экспорт — 1.394,3 млн. долларов. Сейчас работает экспертная группа, которая в январе внесет конкретные предложения по приоритетным направлениям научной и научно–технической инновационной деятельности на рассмотрение Президента.


«СБ»: Но подобные мероприятия по переводу экономики на инновационные рельсы проводятся чуть ли не каждый год...


П.Данейко: Слушая вас, вспомнил пьесу Шекспира «Венецианский купец». Там купец говорит: если бы знать, как делать, было бы так же легко, как знать, что делать, то хижины были бы дворцами, а часовни храмами. Мы можем создать очень хороший инструмент поиска ноу–хау, но этого мало. Для практики это ничего не даст. Дело в том, что правильные решения находятся, когда есть на них спрос.


В.Карягин: Информация о технологиях не доходит до бизнеса. Увы, основная часть наших малых и средних предприятий, особенно в регионах, — это производства вчерашнего и позавчерашнего дня. Непроизводительны, намного больше берут, чем дают. Один только плюс — обеспечивают занятость населения.


«СБ»: Может, в самом деле нужно просто подсчитать, что выгоднее: платить год пособие по безработице этим работникам, чем переводить газ, электроэнергию, сырье в продукт, который никто не покупает? А за это время построить другое производство, более современное, конкурентное, имеющее высокую добавленную стоимость и спрос на рынках. И провести переподготовку работников.


В.Карягин: Но все высокотехнологичные частные предприятия, работающие практически исключительно на экспорт, стали на ноги не благодаря госпрограммам, а по инициативе своих руководителей. Это люди, можно сказать, самородки...


П.Данейко: Мы провели исследование под названием «Скрытые чемпионы в Беларуси». Это 32 высокотехнологичные белорусские компании, ориентированные на экспорт. Нишевые стратеги, сфокусированные на узком рынке фирмы, которые доминируют на них. Их руководители — выходцы из советских НИИ, белорусского ВПК, которые сумели использовать наработки еще советских времен.


В.Карягин: Но ведь есть и случаи, когда люди, получив новые технологии, сами не знают, что с ними делать. Когда я был директором Белорусского фонда финансовой поддержки предпринимателей, ко мне пришла группа молодых ученых, просили поддержать. Рассказали, что у них есть технология, позволяющая производить вакуумное напыление, которое, возможно, пригодится в электронике. Мы рискнули, дали им 50 тысяч долларов в эквиваленте. Вначале они изготавливали посуду с перламутровым напылением. Потом появился спрос на изготовление защитных экранов компьютеров. И только спустя 10 лет они нашли партнеров, смогли расширить свое производство. Это я к тому, что очень сложно определить, какую разработку ждет успех, а какую нет. Здесь нужно обладать технологическим предвидением. А у нас не отработан механизм коммерциализации идей, многие из которых просто гибнут на корню.


А.Лученок: Но научные разработки крупных компаний дорого стоят. А у нас сокращается финансирование науки и новых технологий. Кандидат наук получает меньше кассира в гипермаркете. Это ведет к массовому оттоку из науки высококвалифицированных кадров. Как тонкое издевательство следует рассматривать и предложение увеличить надбавки оставшимся в науке ученым за счет дальнейшего сокращения кадров. Ведь сегодня сокращения возможны только за счет закрытия целых направлений научных исследований. Там, где раньше работали минимум пять–шесть ученых, сейчас остались один–два, причем обычно предпенсионного или пенсионного возраста. Молодежь если и пишет диссертации, то для карьеры в других видах деятельности. Страна, не желающая развивать свою науку, будет вынуждена переплачивать за иностранную.


В.Карягин: Нам необходимо использовать систему технологического прогнозирования и долгосрочного предвидения. Так называемый форсайт.


П.Данейко: Не только технологического, но и социально–экономического.


В.Карягин: Причем на 20 — 30 лет вперед. На основании этих прогнозов и должна закладываться основа новых предприятий и выстраиваться политика государства. И не только внутренняя, но и внешняя.


Д.Крупский: Давайте будем исходить из реалий. Доля пятого техноуклада в структуре ВВП развитых европейских стран, «ядра» Евросоюза, превысила 50 процентов. Наукоемкость ВВП — 2 — 3 процента. В 1990 году доля БССР по расходам на науку составляла примерно 2,6 процента национального дохода — тогда еще показатель ВВП не рассчитывали — теперь он снизился у нас до 0,7 процента ВВП. За 20 лет независимости мы ни разу не достигали величины расходов на науку 1 процент ВВП, что считается критической величиной для нормального воспроизводства научно–технического потенциала страны. Науке пришлось решать повседневные задачи, лишь используя научно–технические заделы советского наследия. Проблему надо безотлагательно решать, несмотря на имеющиеся трудности с бюджетными ресурсами. Но помимо создания институциональной среды для развития высокотехнологичного сектора, требуется определенная организационно–практическая работа госорганов.


«СБ»: Какая?


Д.Крупский: Если раньше государство могло себе позволить выделить необходимые ресурсы для комплексного развития новых отраслей, то сегодня нам нужно искать другие решения. Как показывает практика, отраслевые министерства, ведомства, концерны ориентированы на выполнение показателей текущей деятельности подведомственных организаций. Что не позволяет им сконцентрироваться на развитии новых отраслей и секторов. В большинстве случаев они используют преимущественно организационно-управленческие и производственные технологии III-го и IV-го технологических укладов и имеют слабую мотивацию к внедрению технологий V-го и VI-го технологических укладов. 

Поэтому ключевым инструментом для развития высокотехнологичного сектора в условиях нашей страны должны стать индустриальные и научно-технологические парки, свободные экономические зоны, оснащенные необходимой инфраструктурой, являющиеся площадками для размещения высокотехнологичных производств. К тому же доказано, что именно промышленность – является основным потребителем инноваций. Первый серьезный шаг в этом направлении уже сделан — Китайско–Белорусский индустриальный парк. Идет подготовка Национального научно–технологического парка в области фармацевтики, нано– и биотехнологий «БелБиоград». Кроме того, в стране зарегистрировано 11 технопарков, половина из которых имеет определенную базу для привлечения резидентов.


А.Лученок: Не стоит обольщаться. Если кто и принесет нам технологии, кстати, далеко не новые, то он сам на них и будет зарабатывать, а нам — отдавать ренту за выгодное местоположение и относительно дешевую рабочую силу. Выход один: нам самим нужно вести научные разработки и именно на этом этапе нужно кооперироваться с Россией, заграницей.


П.Данейко: К сожалению, у нас уделяется очень мало внимания инженерным специальностям в вузах. 60 процентов студентов — гуманитарии. Зачем нам столько экономистов и юристов? А знаете ли вы, сколько их выпускается в США в год? Всего 900 на такую огромную страну.


А.Дик: По подготовке ученых и инженеров мы находимся на 16–м месте в мире. У нас более 26 процентов выпускников вузов — это инженеры и те, кто идет в науку, США с их 15,5 процента на 77–м месте.


П.Данейко: А куда деваются наши инженеры? В одном из итальянских университетов, где мой сотрудник защитился по экономике, учатся 18 белорусов. Изучают физику, химию, математику и астрономию. Они же не на нашу экономику будут работать. Мы не можем не только удержать их, но и вернуть уехавших, которые добиваются там больших успехов.


«СБ»: Надо менять условия финансирования науки и высшего образования.


П.Данейко: Для меня критерием успеха ваших программ будет то, что в аспирантуру молодежь пойдет не потому, что надо избежать армии, и число желающих вырастет в разы. Когда с Запада вернутся назад в страну молодые ученые и смогут работать здесь в современных лабораториях. Именно это будет свидетельствовать о том, что мы создаем потенциал для инновационного развития экономики. И что бы вы ни написали на бумаге в своих программах, если не будет кадров, способных работать в этой сфере, ничего не получится.


Д.Крупский: Вы рассуждаете, как будто не в этой стране живете. И из этого туманного далека даете ценные советы. Но вы–то не хуже нас знаете, а может, и лучше, что та сумма социальных обязательств, которые взяло на себя наше государство, не позволяет сегодня и сейчас дать деньги на науку.


П.Данейко: Я знаю, где взять деньги.


Д.Крупский: Откройте секрет.


П.Данейко: 2,6 — 3 процента ВВП надо направить на науку. Кроме того, есть огромный потенциал приватизации. Продавай, а деньги отдавай науке, финансируй будущее.


А.Лученок: При этом высшее образование должно соответствовать мировому уровню и быть достаточно дорогим. Только хорошо подготовленные кадры способны двигать технологический прогресс.


П.Данейко: Профессор по экономике престижного американского университета получает около 360 тысяч долларов в год. И это при 70–часовой нагрузке в год.


А.Лученок: Я говорю о среднеевропейском уровне. И не надо рассказывать сказки о том, что из–за социальной направленности нашего государства нет средств для качественного обучения талантливой молодежи и развития науки. Простой пример. За первое полугодие из бюджета было потрачено на льготирование процентных ставок по кредитам примерно столько же, сколько науке выделено на весь нынешний год. При этом немало средств ушло на восполнение недостатка оборотных средств из–за сверхнормативных запасов готовой продукции, которой скопилось больше чем на 28 триллионов рублей.


Д.Крупский: Ну, допустим, мы закроем МТЗ. И что будет?


А.Лученок: А вы предпочитаете сохранять предприятия на неконкурентоспособном уровне и затоваривать склады неходовой продукцией? А может, лучше пустить льготные деньги на развитие отечественных технологий или на доработку продаваемого нам импортного оборудования до мирового уровня? Китайцы так и делали: брали импортные, не всегда самые передовые разработки, а потом их дорабатывали и теперь захватывают мировые рынки.


Д.Крупский: Ну хорошо, назовите пару предприятий, которыми, на ваш взгляд, можно было бы пожертвовать.


«СБ»: Есть одно небольшое предприятие в Гомельской области — ремонтный завод. Там работают около сотни человек. Написали план модернизации. Причем директору остается всего год до выхода на пенсию. Да и другие руководящие работники примерно в таком же возрасте. Это предприятие через чернобыльский фонд получило средства, за них приобрели станки с программным управлением. И что вы думаете, как они используют их? А никак. Станки вот уже почти год стоят нераспакованными. Там просто не знают, что с ними делать. Хотя управленцев больше, чем рабочих.


Д.Крупский: Надо менять руководителя.


А.Лученок: Если продукция не пользуется спросом, то без новых технологий можно менять руководителя хоть сто раз, но товар не станет лучше продаваться.


П.Данейко: Не согласен. Я провел у себя в вузе такой эксперимент. Выбрал десяток самых трудных, убыточных госпредприятий и дал задание студентам разработать планы по их санации. И за полтора часа они выдали вполне приличные предложения. Это говорит о том, что у нас есть немало потенциальных менеджеров, которые могут управлять. Но проблема: такого менеджера на госпредприятие нельзя нанять. Потому что вы не сможете платить ему адекватно за его работу. А у него, соответственно, не будет мотивации заниматься ею.


«СБ»: Да и рисковать директору госпредприятия чревато...


П.Данейко: В случае успеха реализации проекта бонус директора будет незначителен по сравнению с теми санкциями, которые будут к нему применены при провале. Поэтому и остаются работать только те, кому проще ничего не менять, не проявлять никакой инициативы.


Д.Крупский: Если следовать вашей логике, то непонятно, как до сих пор еще существует госсектор в экономике, если там руководители сплошь некомпетентны, лишены талантов, харизмы и так далее. Как они еще работают?


П.Данейко: А давайте сравним эффективность частного машиностроительного предприятия и государственного. Разрыв по эффективности минимум 30 процентов. Отвечаю на ваш вопрос: вот так они и работают. На 30 процентов хуже, чем частные.


Д.Крупский: Практически все российское машиностроение находится в частных руках, но в целом оно почему–то убыточно. Вы это можете объяснить?


П.Данейко: Мне сложно объяснить, поскольку я досконально не изучал ситуацию в российском машиностроительном секторе. Мы сейчас закончили исследование общих факторов развития экономики Беларуси: производительности труда, капитала и навыков. Разбивку провели по отраслям и со странами, где те же 10 миллионов населения и высокая доля промышленности в ВВП. Это Чехия и Швеция. По машинам и оборудованию наша производительность составляет от чешской 60 процентов, от шведской — 28 процентов. А вот по энергетике мы имеем всего 14 процентов от шведской.


Д.Крупский: А почему вы такое исследование не провели в сравнении, например, с Казахстаном?


П.Данейко: А зачем мне думать за Казахстан? Важно, чтобы наша экономика стала более конкурентоспособной на мировых рынках. А вот что касается торговли, здесь мы эффективнее чехов. И в химическом производстве тоже. Тут модернизация дала эффект. Возвращаясь к разговору о покупке станков на завод в Гомельской области, могу сказать: бессмысленно было покупать их просто так. Технологическая линия формируется под спрос на продукт, под покупателя. Но в принципе такая модернизация возможна, например, в химии, в нефтехимии. А вот замена оборудования на более современное в деревообработке может ничего не дать.


«СБ»: Что касается мебели, стульев, то, может быть, ручная работа будет выше цениться.


П.Данейко: Все правильно. Выбрать, какая технология тебе нужна, ты можешь, ясно понимая, на что есть спрос.


В.Карягин: Здесь затронут во
прос эффективности собственника. Может ли государство быть эффективным собственником?


П.Данейко: Конечно, может.


В.Карягин: В той же нефтехимии, в оборонном комплексе и так далее. Что касается основной массы мелких и средних производств, зачем они нужны государству как собственнику? Нужно просто определить приоритетные направления и помочь им встроиться в систему заказов крупных предприятий.


А.Топольцев: На финансирование науки из бюджета выделяется 40 процентов от общего объема финансирования. Остальное — это внебюджетные, собственные средства и средства инновационных фондов.


А.Дик: Я хотел бы заметить, что при обсуждении приватизации часто как–то негласно предполагается, что частный собственник — это всегда добросовестный собственник.


П.Данейко: Нет, не всегда.


А.Дик: А если мы представим себе, что частный собственник приходит не для того, чтобы развивать производство, а для того, чтобы максимально быстро и не разбирая средств заработать на нем и пойти дальше, какой мы получим результат приватизации?


П.Данейко: Частный собственник всегда приходит только для того, чтобы заработать. Недобросовестность заключается в другом. А вы согласны с тем, что не каждый директор госпредприятия — честный человек?


А.Топольцев: Давайте не будем говорить о человеческом факторе. Это совершенно другая тема.


П.Данейко: Приватизация — не самоцель. Она проводится только в зависимости от того, какую задачу мы ставим перед собой и что хотим решить за счет нее.


Д.Крупский: Снова рассуждаете, как человек с другой планеты. Приватизация не идет так, как хотелось бы, не потому, что на это нет государственной воли. Скажите мне, если бы этот заводик в Гомельской области решили продать...


«СБ»: Вы хотите сказать, что его бы не купили?


Д.Крупский: Не в этом дело. Допустим, что готовы были купить. Понятно, что приход частника повлек бы за собой сокращение персонала, что особенно болезненно в таких небольших городах, где новую работу найти крайне непросто. И коллектив бы вышел и сказал: нет приватизации!


П.Данейко: А в результате экономика идет в тупик. Если речь идет о снижении затратности производства и управления, о росте конкурентоспособности выпускаемой продукции, значит, на это придется пойти. Но при этом обеспечить высвобождаемых рабочих другим делом.


В.Карягин: Для развития новых предприятий в стране уже не хватает сотен тысяч работников.


А.Лученок: С одной стороны, представители государственных органов говорят: закрывать неэффективные предприятия нельзя, потому что люди станут безработными. А с другой — в стране недостает до миллиона работников. В отдельных отраслях уже активно привлекают гастарбайтеров, которые затем вывозят из страны валюту, потенциально провоцируя валютный кризис. Не проще ли обучить и перевести отечественных работников с предприятий–банкротов в те сферы национальной экономики, которые нуждаются в кадрах?


«СБ»: И кто в данном случае должен принимать решение?


П.Данейко: Государство, его собственник. Конкурентоспособная экономика предполагает свободное движение ресурсов. В том числе рабочей силы. Предполагает формирование новых производств и закрытие старых в зависимости от рыночной конъюнктуры.


А.Дик: Почему же тогда эффективные предприятия продолжают нуждаться в рабочих: не могут создать условия, чтобы работники неэффективных перешли к ним работать?


П.Данейко: Чтобы белорус решил сменить место работы, зарплата на новом месте должна быть выше прежней на 40 — 60 процентов. Но если вы решите повысить зарплату на своем предприятии в полтора раза, оно станет неконкурентоспособным.


«СБ»: А выход какой?


А.Дик: Переход на пятый и шестой технологические уклады. Это подразумевает, что мы конкурируем за счет знаний и роста производства продукции с высокой добавленной стоимостью.


П.Данейко: Легко сказать. Если сравнить структуру экспорта Беларуси и Китая в начале 1990–х, то увидим: мы тогда значимо больше экспортировали наукоемкой продукции, чем Китай. Сегодня мы экспортируем такой продукции меньше. Незначительно меньше. Наша структура экспорта все более приближается к структуре стран «третьего мира». Переработка сырьевых продуктов и производство первичных продуктов начинают доминировать. Это означает, что мы имели с советских времен просто фантастический промышленный потенциал экономики.


А.Дик: У нас и сегодня качество подготовки ученых и инженерных кадров находится на высоком мировом уровне. В пересчете на миллион населения по количеству исследователей мы находимся на 35–м месте в мире. И генерируются знания тоже неплохо. И по количеству регистрируемых в стране патентов на объем ВВП мы входим в первую десятку в мире.


«СБ»: А чем отличается финансирование науки у нас и за рубежом?


А.Дик: Если посмотреть на структуру финансирования науки в экономически развитых странах, то в среднем там две трети средств поступают от промышленности и бизнеса. Бюджетное финансирование примерно такое же, как и у нас, — около 1 процента. И когда говорят, что ученые должны сами разработать новинку, сами построить завод и сами продавать ее, это неправильно. Промышленность четко формулирует задачи, обращается к ученым — и те уже за соответствующее вознаграждение ведут необходимые исследования и разработки.


Д.Крупский: А вопросы организации и финансирования инновационной деятельности в целом уже решены. Это указ Президента по грантам и ваучерам для финансирования инновационных проектов физических лиц и малых инновационных предприятий. Есть указ, который позволяет учреждениям высшей школы создавать при себе малые инновационные предприятия. Указ № 59 обязывает госзаказчиков проводить в течение 3 лет коммерциализацию результатов научно–технической деятельности. Но мало инициативных и дееспособных людей, готовых заниматься инновационным бизнесом.


В.Карягин: Они появятся. Нам нужна четко сформулированная промышленная политика. Не набор положений в виде программы развития промышленности, а программа действий по направлениям и по структуре, и по внедрению инноваций, и по финансированию.


А.Дик: Мы имеем определенный разрыв между наличием наработок и их использованием на практике.


Д.Крупский: В нашей стране стараниями нескольких инициативных людей вот уже четвертый год проходят стартап–уик–энды. По итогам 2012 года было проведено более 70 таких мероприятий, в которых приняли участие 8 тысяч человек.


«СБ»: А результаты какие–то уже есть?


Д.Крупский: Около двух десятков представленных проектов отобрано к финансированию.


«СБ»: Государство их будет финансировать?


Д.Крупский: Нет, пока это делали отдельные частные инвесторы. Но теперь в свете подготовленного по инициативе Минэкономики и подписанного Указа Президента № 229, предусматривающего финансовую господдержку в форме инновационных ваучеров и грантов, соответствующая документация нами и ГКНТ подготовлена и вводится в действие. И с 1 января 2014 года можно уже будет проводить конкурсы с отбором инновационных проектов для финансирования на безвозмездной и безвозвратной основе.


А.Лученок: Эта работа ведется в основном в интересах зарубежных бизнес–ангелов. Я беседовал с людьми, которые участвовали в таких проектах. Поскольку зарубежные бизнес–ангелы предоставляют средства более оперативно и на лучших условиях, большинство таких разработок уходит за рубеж. Иногда вместе с разработчиками.


Д.Крупский: Не надо только говорить, что все разработки уходят за рубеж.


А.Лученок: Не все, но очень много.


Д.Крупский: Какая–то часть уходит, это да.


Ю.Чеботарь: Если бы у нас все было плохо, не было бы вообще никакого роста. Ни роста экспорта, ни роста производительности труда, ни роста зарплаты и так далее. Несмотря на ряд проблем в экономике, в стране, тем не менее постепенно отмечается экономический рост. В сравнении с 2000 годом доля промышленности Беларуси в мировом промышленном производстве выросла более чем в 2,2 раза — с 0,049 процента до 0,11 процента, в мировом экспорте — с 0,122 процента до 0,229 процента.


П.Данейко: Некорректный анализ. Мы имеем в данном случае просто рост цен на нефть. И выдаем это за рост экспорта. Все страны, поставляющие нефть на мировой рынок, нарастили свою долю в мировом экспорте.


Ю.Чеботарь: Этот рост обеспечен не только за счет роста цен на экспортируемые нефтепродукты. Например, доля экспорта белорусской машиностроительной продукции в общем объеме ее мирового экспорта выросла также: с 0,075 процента до 0,132 процента. Я вас очень долго слушал и на главный вопрос — как обеспечить быстрый экономический рост? — так и не услышал ответа. Кроме банального предложения: все взять и распродать.


А.Лученок: Повторяю, нужна гибкая политика перелива трудовых кадров с одних предприятий на другие. Пока у нас в этой сфере анархия, кадры вымываются из сельской местности, средних и даже крупных городов. Все хотят жить в Минске, создавая серьезные демографические проблемы. При этом есть программа выноса промышленных предприятий из Минска, которая не выполняется, в то время как работники министерств насмерть защищают неэффективные предприятия, которые вдобавок имеют излишнюю занятость. В результате отсутствует заинтересованность в реальном техническом обновлении производства. Именно поэтому часто игнорируются инициативы по разработке и внедрению новых технологий белорусских ученых. Был на заседании по распределению денег на инновации, где от всех разработчиков в обязательном порядке требовали бумаги, согласно которым эти разработки будут обязательно внедрены министерствами. Однако те под благовидными предлогами уклонялись от ответственности. Вот вам и весь технический прогресс...

 

Советская Белоруссия №191 (24328). Четверг, 10 октября 2013 года.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter