Пленники вурдалаков

14 июня 1944 года (до освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков оставалось меньше трех недель) в ведомстве рейхсминистра оккупированных восточных областей Альфреда Розенберга рождается документ следующего сообщения: "Группа армий "Центр" намерена захватить в районах своего расположения 40 - 50 тыс. подростков в возрасте 10 - 14 лет и доставить их в Германию".

И далее в этом документе указывалось: "Нельзя допускать, чтобы при возможных операциях по отступлению подростки попали в руки большевиков, так как это может привести к усилению военного потенциала противника". Маскируя свои нечеловеческие по жестокости планы, фашисты указывали, что "мероприятие в пропагандистских целях следует серьезно засекретить и проводить под девизом: забота рейха о белорусских детях".

Какой была "забота" на самом деле, мы знаем - один лагерь в Озаричах чего стоит! Но весной 1944 года был создан еще один - совсем недалеко от Минска, в деревне Скобровка Пуховичского района. Еще лет 20 назад мне рассказывал о нем с особым волнением, душевной тревогой бывший командир партизанского отряда "Комсомол" 1-й Минской бригады Павел Сергеевич Воробьев. Сначала - заочно, в письмах, затем при встрече в деревушке Малое Стахово, куда на лето приезжал из Владивостока со своими внуками. Воробьев, выпустив две книги мемуаров о своем отряде, горел желанием написать о детском лагере. Искал свидетелей, самих детей, прошедших через испытания. Тогда, в начале 1980-х, еще не очень охотно люди делились воспоминаниями. Причина? Многие "скобровцы" не претендовали на льготы, наверное, где-то в душе считали, что их лагерь был "ненастоящим": ведь не было вышек с пулеметами, колючей проволоки, других привычных, знакомых по кино и рассказам атрибутов настоящего концлагеря. А испытания?.. Павел Сергеевич, будучи человеком дотошным (а по службе послевоенной - полковник юстиции, на пенсию ушел из прокуратуры Тихоокеанского флота), не спешил делиться своими открытиями, пытался поначалу сам разобраться. Книга так и не появилась. Может быть, где-то во Владивостоке в семье Воробьева лежат среди других бумаг наброски, фрагменты несостоявшейся книги (с развалом СССР партизанский командир в Беларусь ездить перестал, а в прошлом году Павел Сергеевич умер...).

Но живы другие люди, которые еще помнят события в Скобровке весной - летом 1944 года. Наверное, прочитав эти строчки, откликнется кто-то из самих "скобровских" детей. Есть и "Акт о детском лагере, созданном немецко-фашистскими оккупантами в деревне Скобровка", составленный 8 июля 1944 года и подписанный как местными жителями, так и советскими офицерами (отыскать этот документ в Национальном архиве Беларуси удалось историку Раисе Черноглазовой).

...Лагерь в Скобровке открылся 27 мая 1944 года. В него были привезены из Полесской области (центр ее находился в Мозыре) дети в возрасте от 6 до 14 лет. Цитируем акт: "Лагерь назывался "Детское село Скобровка", а позднее - "Юношеское село Скобровка". Перед входом в село были надписи: "Детское село Скобровка", "Жителям вход воспрещен".

"Детское село" занимало центр Скобровки, а по краям жили местные и стояла немецкая воинская часть. Значительная часть жителей была эвакуирована.

"Село" имело обозначенные границы. На улице с обеих сторон построены деревянные двойные стенки, засыпанные землей, с бойницами. По улице патрулировала вооруженная охрана. Проволокой "Детское село" обнесено не было..."

Удалось найти свидетельницу тех событий. Валентина Владимировна Харитончик (сейчас проживает в Гродно) в 1944-м вместе с родителями находилась в Скобровке. Девчушке было уже 12 лет, и, конечно же, ее памяти можно доверять.

- Ранней весной, - рассказывает Валентина Владимировна (в акте дата открытия - 27 мая, но, возможно, какое-то время ушло на подготовку. - А.К.), - нас, жителей деревни, выселили из своих хат в поселок, что напротив колхозного двора. До этого в Скобровке был лагерь военнопленных, который размещался в колхозном амбаре (это примерно в центре деревни). Амбар был обнесен колючей проволокой. А дальше, в школе, размещалась воинская часть. Там были в основном чехи, поляки. Ходили без оружия. Только их старшие носили пистолеты. Командовал всеми чех, очень высокий и красивый... В один день привезли священника. И какие-то люди в штатском организовали в саду Ивана Васильевича Федоринчика открытие "Детского села". Сгоняли туда жителей. Родители меня не пустили. А сам отец был в саду. Рассказывал, что приезжие устроили молебен и все молились за здоровье детей (вспомните указание А.Розенберга: "мероприятие... проводить под девизом: забота рейха о детях". - А. К.). И говорили, что дети остались без родителей. В той части деревни, где должны были жить дети, снесли все заборы, свезли их во двор Сидоровича. Там находилась кухня... Однажды меня очень потянуло к себе домой. У нас в огороде росли красивые цветы. Мне захотелось пересадить их сюда, где мы квартировали. Пошла я, конечно, без разрешения родителей. Огородами пробралась к своей усадьбе. Выкопала цветы. Окно со стороны огорода было открыто. Я заглянула: обои в хате были оборваны. В комнате стояли железные кровати. На стенке возле окна висела жакетка серого цвета. На борту жакетки - металлический крест... Детей я не видела, на улицу через двор выходить побоялась. И вообще, было очень тихо, нигде никаких звуков...

А что ж дети - в каких условиях жили, чем занимались? В акте, составленном 8 июля 1944 года, есть некоторые уточнения: "...В каждом доме жило от 20 до 36 детей смешанного возраста, но разделенных по полу. Спали на нарах. Общее количество детей в лагере колебалось от 1.300 до 1.800 человек.

Начальником "Юношеского поселения" был капитан из власовской Русской освободительной армии. В лагере были агроном, кладовщик (Курбанов), вожатые на 25 - 30 детей по одному и штат кухонных работников. В селе... только один немец, которому подчинялся начальник "Детского села". Весь остальной штат... из русских (преимущественно из Бобруйска) членов "Союза борьбы против большевизма", возглавляемого неким Октаном. Члены "Союза" носили нагрудные знаки "крестик". Вожатые были молодые ребята..."

Валентина Владимировна Харитончик вспоминает

: - Воспитатели в лагере были русские и белорусы, они ходили в форме, с белыми металлическими крестами. Приветствовали друг друга поднятием руки с возгласом: "Жыве Беларусь!"

Случалось, что дети умирали от тифа. Взрослых и здоровых детей, как написано в акте, "увозили в неизвестном направлении". Проливают свет на события в Скобровке воспоминания жительницы Марьиной Горки Лобач (они были записаны по свежим следам и чудом сохранились): "Из Бобруйска на станцию Пуховичи были привезены дети в количестве 850 человек. Позднее привезли еще 760 человек. Возраст детей от 6 до 14 лет.

Беседовала с работниками (фамилий не помню) детского лагеря деревни Скобровка по обращению с детьми и для какой цели они взяты. Мне рассказали: обращение с детьми было неплохое, но детей брали для того, чтобы взять у них кровь для раненых немецких солдат и офицеров. Это делалось так: приезжают в лагерь днем, отбирают полнокровных детей, а вечером потемну увозят. После этого в лагерь дети больше не возвращаются. Куда девают их - неизвестно.

Сестра военного лазарета в Марьиной Горке Голуб Мария мне говорила, что она один раз утром обнаружила в лазарете пять детских трупов после того, как у них была взята кровь для раненых.

Мой муж Пахнач Павел Наумович, заключенный немцами в концлагерь за связь с партизанами, заболел сыпным тифом. Лежал в Бобруйске в больнице. Оттуда он мне писал: "Здесь неспокойно с детьми, они служат донорами крови". Просил меня сберечь сына Виталия от этого немецкого зверства".

А что касается "неплохих" условий, то известно кое-что и о них. Кормили детей очень скудно: 200 граммов хлеба, горький кофе, консервная банка щавеля, который дети сами и собирали, изредка суп с мясом. Однажды во двор, где временно жили Харитончики, пришла девочка лет семи. В руках - ведерко из-под тушенки. Попросила молока. Мама Валентины Владимировны начала разговаривать с девочкой. Оказалось, что она из Гомельской области. Когда детей стали забирать, девочку спрятали в бочке с зерном. Но немецкая овчарка почуяла запах, Анечку - так звали малышку - схватили. Так она очутилась в Скобровке.

Распорядок дня в лагере был следующим. В 7 утра - подъем. Завтрак. Построение в колонны по трое. Уход на работы: мели улицы, сажали капусту, пололи огороды. Затем - построение на обед, обед. Сразу после обеда - построение и снова на работу. После работы - построение, ужин, опять построение, песни и сон. Ели дети на нарах в домах, где жили. Воспитатели своих подопечных били, заставляли в наказание прыгать по селу по-лягушачьи.

Перед приходом Красной Армии детей заставляли засыпать колодцы, бросать в них бочки из-под бензина, разный мусор. Заставляли жечь солому, которую жители раньше заготовили для крыш. Жгли дети и молодые фруктовые сады, а старые деревья ломали, рубили. Уничтожали домашнюю утварь.

- Когда немцы отступали, - вспоминает Валентина Владимировна Харитончик, - все жители деревни ушли в лес. И мы - тоже. Папа вырыл в лесу землянку. Однажды к нам пришла девочка лет 12 - 13. Попросила поесть и помочь ее больной подруге. Им, нескольким человекам, удалось уйти из лагеря. И когда они уходили, то в аптеке взяли какую-то жидкость красного цвета. Думали, что вино. Одна девочка выпила и отравилась. Вот ее и спасали. Все лили ей в рот кислое молоко. Девочка очень сильно плакала, стонала от боли. Но все-таки спасли. Правда, кто знает, какой из нее жилец потом... Эти девочки говорили, что у них брали кровь и в деревне. Часть детей увозили, видимо, в госпиталь в Марьину Горку. Назад эти дети не возвращались. Так говорили девочки.

В конце июня "Детское село" германским командованием было передано в ведение "Союза борьбы против большевизма". Скоро, по-видимому, разбежались и воспитатели, и прочие начальники. С наступлением Красной Армии дети разошлись кто куда.

Один мальчик лет 7 остался и бродил по Скобровке. Он ничего не помнил и не знал, откуда его привезли. Мальчишку взяла на воспитание женщина из соседней деревни Крупки - Ева Баешко. У нее своих детей было пятеро. Мальчика назвали Костя. У самих Баешко был еще один сын, старший, которого убили в начале войны, и звали его тоже Костя. Приемыш окончил школу, поступил в институт. А однажды, попав на железнодорожную станцию, все о себе вспомнил. Так и нашел своих родителей.

...Сегодня в центре Скобровки установлен памятный знак. Возможно, когда-то здесь будет настоящий памятник. Что он расскажет нашим потомкам? Сохранит ли мир, остановит ли взрослых людей, издевающихся где-либо над детьми? Способна ли память уберечь наш мир от дурных, нечеловечных мыслей?