Купаловский и Русский: два взгляда на классикуНервные жанровые скачки в репертуарном театре за последние года три–четыре, пожалуй, убедили всех, что без классики никак не обойтись. Какие бы аттракционы на театральном бульваре ни ставились, наступает период, когда даже самые отъявленные шутники в пошлых шейных платках вполне искренне говорят: «Ну все, побалаганили и ладно. А теперь давайте серьезно». И в сотый раз берутся за «Вишневый сад» или «Короля Лира».
Пожалуй, самые сильные вещи сегодня получаются именно тогда, когда неожиданно схлестываются старый, крепко сбитый добротным дедовским психологическим реализмом текст, узнаваемые герои и нервный цинизм нашего времени. Само понятие «классики» давно уже как–то расширилось и вобрало в себя и советский пласт. Кроме Чехова и Островского, сюда давно можно приписать Вампилова, Володина, Макаенка, Матуковского — вся эта драматургия о страданиях человека интеллигентного, о его привязанностях и комплексах. Спрессованные во времени, герои этих произведений не стали нам понятнее. Наоборот, как будто с каждой новой версией «Чайки» истинный смысл пьесы от нас отдаляется, как в бинокле, если смотреть в него не с той стороны.
Советской классике в чем–то больше повезло. Ее, по крайней мере, все же пытаются иногда переосмыслить российские режиссеры. Но какого–то нового прочтения белорусских произведений — «Затюканного апостола» или «Мудромера» — мы так и не дождались. Даже в юбилейный год Макаенка. Речь не о том, чтобы переворачивать все с ног на голову. «Мещан» Горького в МХТ Кирилл Серебренников поставил максимально в соответствии с оригиналом, но тем не менее с подробным вчитыванием в каждый характер, в каждую деталь.
Наши главные театры — Купаловский и Русский всегда ставили классику размашисто, по–барски, немного соперничая друг с другом в шике, иногда переходя друг другу дорогу в творческом смысле. Так, один из самых знаковых спектаклей «Раскiданае гняздо» на белорусском языке стал знаменитым именно в Русском. А пьесы Островского, на мой вкус, лучше всегда получались в Купаловском.
Озвученные планы театров дают понять, что на сей раз никакой неразберихи не будет. Они двигаются в своем, если можно так сказать, стратегическом направлении. В Русском собираются ставить «Вассу Железнову» Горького, в Купаловском — новую историческую пьесу Алексея Дударева и давнюю, насколько знаю, режиссерскую мечту Александра Гарцуева — пьесу «Дети Ванюшина».
«Вассу Железнову» обычно ставят, как известно, в качестве женского бенефиса. Часто довольно топорно и без фантазии. Мол, все и так понятно: сытое купечество, хищная хозяйка вымирающего рода с тоталитарными замашками. Мужа–жизнелюба доводит до самоубийства, горничную на тот свет отправляет. Все потому, что честь семьи — превыше всего. Именно «Васса Железнова» была одной из последних премьер в доронинском МХАТе им. М.Горького. В роли Железновой, естественно, худрук и народная актриса СССР Татьяна Доронина. Играет так же, как и руководит театром: громоподобно, без полутонов, с жаром. В общем, пьесе этой повезло только один раз, да и то не в театре, а в кино. Наиболее адекватной и пластичной оказалась экранизация Глеба Панфилова. Панфилов отнесся к героям, как к живым людям, своим современникам или соседям, наполнил их жизнью, вовсе не морализируя. Что получится у нынешнего постановщика пьесы в Русском театре Модеста Абрамова — узнаем уже скоро. Но вряд ли он будет пытаться что–то коренным образом осовременить, пойдя вразрез с художественными принципами театра, стоящего на консервативных традициях.
Уж не знаю, была ли «Васса» режиссерской мечтой Модеста Абрамова, но то, что Александр Гарцуев долгое время мечтал о постановке пьесы Сергея Найденова «Дети Ванюшина», известно точно. Обе пьесы — семейные, в чем–то перекликающиеся между собой. Российский критик Наталья Старосельская в газете «Культура» писала о премьере «Детей Ванюшина» в театре им. Маяковского: «Когда–то, противопоставляя драматургию Найденова пьесам Горького, критики говорили о неопределенности идеалов первого. В горьковских «Мещанах» был прогрессивный Нил, а что предлагал Найденов? Да, твердости нравственного вывода, четкой определенности идеала в «Детях Ванюшина» не сыщешь. Как не сыщешь ее и в сегодняшней жизни».
Семейно–эпического полотна в режиссерской копилке Гарцуева явно не хватало. «Дети Ванюшина» — пьеса благодатная для актеров. Тем более в Купаловском театре сегодня довольно интересное среднее поколение, не говоря уже о признанных мастерах.
Нельзя представить современный репертуар и без пьес Алексея Дударева, творящего свой собственный театральный миф из вполне проверенных исторических фактов и собственной фантазии. Можно долго искать неточности, упрекать его исторические пьесы в том, что они чересчур ходульны или, наоборот, неоправданно мистичны. Но нынешняя пьеса «Плач Любославы», кажется, покажет нам вполне знакомого Алексея Ануфриевича. То, за что его и любит большинство зрителей. Что за Любослава такая и существовала ли она на самом деле, для меня как зрителя совершенно неважно. Дайте качественный исторический триллер.
Это уже третий спектакль в этом жанре. Таким образом, будет завершен своеобразный театральный триптих (две другие его части — «Черная панна Несвижа» и «Князь Витовт»). Отдавая дань театральной моде на спектакли с продолжением, можно в один из вечеров играть все три спектакля, чтобы впечатление было полным.
В «Плаче...» будет занята половина труппы Купаловского театра. В том числе лично «пан директор» — народный артист Беларуси Николай Кириченко, другие народные артисты — Геннадий Гарбук, Арнольд Помазан; молодые звезды — Светлана Зеленковская, Анна Хитрик, Сергей Чуб, Дмитрий Есеневич.
Скажут ли режиссер и драматург что–то новое в этой работе? Историческая тема — сильная сторона режиссуры Раевского. Там, где можно не размениваться на частности, а с размахом, под сводами как всегда великолепной сценографии Бориса Герлована свести в поединке не столько сами человеческие характеры, сколько человеческие стихии, противостоящие истории, Раевскому действительно нет равных. Тем более что плач — по смыслу жанр очень белорусский. Это один из древних литературных жанров, характеризующийся лирико–драматической импровизацией на темы несчастий и смерти. Его стилистика использована в некоторых текстах Библии, в гомеровских поэмах, в традиционной русской обрядовой и бытовой народной поэзии.
Правда, все меньше клеток в этом театральном кроссворде осталось не заполнено. Сами же Раевский и Дударев виртуозно закрыли за эти годы под наши вполне искренние аплодисменты большинство из них. Удастся ли мастерам удивить самих себя в новой работе — это, пожалуй, и есть главная интрига предстоящей премьеры, не обещающей быть ни для кого легкой.
Фото Артура ПРУПАСА, "СБ".
