Бесспорно, кумиры необходимы всем и во все времена. Как нравственные ориентиры, как вдохновляющие образцы, согревающие душу сладкой мечтой... У Исидора Болотина (Израиля Болотного) было немало амплуа и на сцене, и в жизни. Но первым профессиональным тенором белорусской оперы, первым народным артистом БССР, первым артистом — депутатом Верховного Совета БССР, даже первым белорусским Фаустом он был все–таки не в первую очередь. Прежде всего он был кумиром. Воплощением того самого человеческого идеала, который каждый мечтает встретить в реальной жизни хотя бы единожды...
В большое искусство Болотин пришел в первые советские годы, когда тяга простых людей к сферам им прежде недоступным в силу социального происхождения, была очень высока. Когда казалось — возможно все, самые дерзкие мечты и помыслы могут быть реализованы. Судьба этого человека для многих была лишним подтверждением... Пожалуй, никому из других наших артистов не писали столько писем, сколько Болотину, и он — не поверите! — отвечал на каждое. Даже после смерти поклонники продолжали ему писать...
Вопрос жизни
«За всю мою долгую жизнь мне нечасто приходилось слышать в кругу любителей музыкального искусства, что они идут слушать не оперу вообще, а исполнителя конкретной партии в спектакле, — писал один из них в конце прошлого века. — Исидор Михайлович Болотин был одним из немногих, на кого шли специально... И ни разу мы, зрители, не были разочарованы...»
Текст письма, возможно, и банален. Если не принимать во внимание, что «артиста Болотина», которому оно было адресовано, к этому времени уже почти 40 лет не было на свете...
«Жизнь нужно прожить так, будто готовишься в кумиры», — прочла я недавно в одном из случайных блогов. Неплохая идея... Но Израиль Болотный — такое имя будущий солист национальной оперы получил при рождении — никогда не стремился выглядеть в глазах поклонников эдаким небожителем, не приукрашивал ни своего прошлого, ни настоящего... Впрочем, в любом случае, это труд напрасный — роль на подмостках истории никому по блату не достается, слишком большой конкурс.
«Хотите, чтобы я вспомнил детство, юность? Пожалуй, это будет очень скучно, — читаю стенограмму радиопередачи с участием Болотина накануне его 50–летия. — Честное слово, в моей жизни не было ничего необыкновенного... Мои ранние воспоминания — улица Бобруйска, идет колонна красноармейцев, поет–грохочет духовой оркестр... Я бегу рядом, а в голове только одна мысль — стану взрослым, буду музыкантом.
Еще в клуб нашего пожарного депо иногда приезжали на гастроли оперные коллективы — там я впервые услышал Онегина и Тоску... Попасть на эти спектакли было для меня вопросом жизни, ведь купить билет часто было не на что. И если мне это не удавалось, я заболевал буквально... А сколько раз проклинал себя, когда не мог запомнить все партии, которые услышал!»
Мечтал ли о сцене рабочий Бобруйского лесозавода? Определенно — иначе что заставило бы его, 20–летнего парня, разом зачеркнуть всю свою прежнюю жизнь и приехать в Минск поступать в недавно открывшийся Минский музыкальный техникум? Изрядная уверенность в правильности такого шага должна быть — наверняка. И она была. Не в последнюю очередь благодаря Евгению Тикоцкому, будущему знаменитому композитору, который тогда всего лишь руководил хоровым кружком рабочего клуба в Бобруйске.
«1 сентября 1927 года я приехал в Минск с маленьким чемоданчиком, — вспоминал позже Исидор Михайлович. — Был день МЮДа (Международный юношеский день. — Прим. автора). Я шел с вокзала, а по улицам лился бесконечный поток молодежных демонстраций, всюду пели, шутили... Я решил, что это хорошая примета — обязательно поступлю! Но когда увидел, сколько желающих сделать то же самое собралось возле дома № 45 по ул. Университетской (ныне Кирова), так растерялся, что был готов бросить все и бежать назад в свой родной Бобруйск!.. Вскоре и я предстал перед комиссией по приему в класс сольного пения. Не зная нот, отважился сам себе аккомпанировать, спел несколько песен из кинофильмов...»
И его приняли! Более того, заниматься с самородком из Бобруйска вызвался сам Антон Боначич, солист Большого театра, многолетний партнер Шаляпина, считавшийся одним из лучших теноров дореволюционной России. Он только что приехал в Минск, чтобы оценить перспективы создания профессиональной оперы в белорусской республике. Боначич и передал Болотину свою партию Звездочета в опере Римского–Корсакова «Золотой петушок». В той самой первой опере, которую представила публике Белорусская студия оперы и балета, созданная из первых же выпускников класса сольного пения. Первой опере будущего Национального академического театра оперы и балета... «И этот первый спектакль открывал я!» — горделиво написал на полях одной из записных книжек Исидор Болотин.
Дорогой Иосиф Михайлович
За 30 лет своей творческой биографии Болотин исполнил почти 60 партий лучшего мирового репертуара — Фауста, Вертера, Каварадосси, Ленского, Дубровского, Водемона... Но самое интересное сегодня — не рецензии на его спектакли (неизменно восторженные), а письма его слушателей, толстыми пачками хранящиеся в архивах.
«Дорогой наш Иосиф Михайлович! Благодарим за удовольствие! Слушая вас, забываешь о горе, разрухе, житейских невзгодах... Пусть счастье к нам вернется! Поклонницы вашего таланта Серова, Епифанова, Полякова, Талалайкина. 28.10.1946».
«24 августа. 1951 год. 12 часов.
В жизни человека иногда бывает так много тяжелого, что кажется, после этого надвинулись потемки, после этого не хочется жить дальше и ты даже готов переступить ту самую последнюю черту... Все это про меня. И вот минуты высшего духовного наслаждения, которое, как бальзам, облагораживает душу и возвращает к жизни. Благодарю вас! Давно я забыла о светлых минутах жизни и вдруг такая радость! Вы, наверное, очень счастливый человек? Желаю вам быть таким счастливым всегда... Услышать бы вас еще хоть раз в заключительной сцене «Фауста»! Этот миг незабываем...»
«И.М. Пусть это будет униженье, но я хочу напомнить вам случай, после которого был потерян покой. Помните вы, как несколько дней тому назад был спектакль «Лакме» и в первом акте вам надо было уйти со сцены? Вы вошли в ту кулису, где, притаившись, сидела я. Вы меня обругали, что я там нахожусь и мешаю вам играть... А я была в восторге, что мне пришлось хоть одно мгновение быть рядом с великим артистом...»
По иронии судьбы на обороте последнего письма рукой Болотина буднично помечено: «Маше — отдать 6 руб., Галкину — 19 руб.»... Как и многим другим, в послевоенные годы ему, народному артисту республики, также были знакомы и материальные затруднения, и болезни... Первый сердечный приступ случился у Исидора Михайловича, когда он узнал о судьбе родных в оккупированном немцами Бобруйске, — еще в ноябре 1941–го там было уничтожено 10 тысяч бобруйских евреев... Через 5 лет Болотин будет наблюдать за казнью палачей своей семьи в Минске. И снова — сердечный приступ... Видимо, чувствительное сердце не позволяло ему и оставить без внимания многочисленные письма, приходившие на его адрес.
«Многоуважаемый Исидор Михайлович! Очень просим вас дать концерт в ближайший выходной день, т.к. вечерние занятия не дают возможности послушать вас в другие дни. С приветом, студенты Белорусского государственного университета... 30 ноября 1945 года».
«Уважаемый товарищ Болотин! Я, участник самодеятельности Глубокского РДК, обращаюсь к вам, народному артисту БССР, с просьбой прислать мне серенаду для голоса и фортепиано из вашей оперы...»
«Сердечно благодарю вас за присланные фотографии, о которых я просил...», «Присланные вами ноты помогли нам организовать отличный концерт...», «Как здорово, что вы нашли время выступить у нас...»
Тут же — бесчисленные поздравления с Новым годом, с 1 Мая... Из Архангельска, Саратова, Варшавы, из Башкирии, Узбекистана, от фронтовиков и партизан, для которых Болотин пел в годы войны...
И еще одно письмо:
«Уважаемый Исидор Михайлович! Ветераны терапевтического отделения больницы лечсануправления передают вам свой пламенный физкультпривет и желают благополучного возвращения на любимую стезю искусства. Учитывая вашу любовь к футболу, мы уверены, что вскоре в 4–й поликлинике будет организована футбольная команда из сильнейших представителей отделения грудной хирургии, которая вызовет на соревнование наше (в прошлом ваше) отделение. Заранее заявляем, что мы вызов примем. А коль так, вам необходимо интенсивно укрепить здоровье, быть бодрым и веселым, ведь это главное для победы. Ветераны терапевтического отделения... 1.09.1961».
Матч не состоялся — через три месяца Болотина не стало...
Что стояло за его неповторимым обаянием? Годы упорного труда? Вряд ли.
Профессионализм, техническое совершенство способны вызвать восхищение, но не глубокое эмоциональное переживание. А пение Болотина заставляло сопереживать прежде всего на эмоциональном уровне, ведь у него было то, что не приобретается ни с опытом, ни с годами, — умение пропустить эмоцию, заложенную в музыке, через себя, сделать ее близкой и понятной всем. Ведь пел он сердцем...
Материалы для публикации предоставлены Белорусским государственным архивом–музеем литературы и искусства.
