Гран-при 25-го юбилейного «Кинотавра» получил фильм Александра Котта «Испытание», снятый в духе немого кино. В дни фестиваля режиссер ответил на вопросы «СВ».
– Александр, что подвигло вас в наше говорливое время снять немой фильм? Не антураж ли степи, полной своих собственных звуков?
– Снять кино без слов я мечтал всю жизнь. Ничего удивительного, кино было изобретено без звука, и в этом смысле я хотел соблюсти чистоту жанра. Попробовать рассказать историю без слов, в которой зрителям было бы все понятно, и было бы ощущение, что герои разговаривают. Поэтому я искал говорящую натуру.
– А возникали ли у вас другие сюжеты для немого фильма?
– Знаете, я же снял много короткометражных фильмов без слов – «Великан», «Пугало», «Рыба», «Фотограф», сюжеты были самые разные. А здесь по стечению обстоятельств появилась возможность снять без звука полнометражное кино, это совсем другое дело. Продюсер так и сказал: делай что хочешь, и я этим воспользовался. Я предложил красивую фактуру – казахская степь, домик, в котором живут двое – отец и дочь. В соседнем селе живут двое влюбленных в девушку кавалеров, местный парень и русский фотограф. Постепенно выясняется, что все эти люди живут вблизи полигона, где проводятся испытания, связанные с радиацией. И заканчивается все трагически.
– Известно, что фильм на эту тему – настоящий блокбастер – начинала снимать совсем другая команда, но по финансовым причинам проект был закрыт. Осталось ли что-то общее с тем проектом в вашей картине?
– Нет никакой связи, у нас новое кино. Новый сценарий, кастинг, новая история, новое место съемок. Главное в том, что наше кино не про взрывы. Если бы мы хотели снимать про взрывы, их было бы гораздо больше в фильме. Реально у нас показана история любви на фоне ядерного взрыва. Мне хотелось донести до зрителей простую мысль: что все наши безумные страсти, яркие переживания, интересные события – ничто по сравнению с тем, что однажды может появиться ядерный гриб и смести всю нашу жизнь за одну секунду.
– С какой внутренней установкой вы снимали немое кино? Какие возможности открывает перед режиссером эта условность? Как вы работали с актерами, что отличало вашу работу от всех предыдущих?
– Так как бессловесное кино – это изображение, оно должно было говорить. Я выбирал интересные, говорящие лица, глядя на которые, понимаешь, о чем человек думает. Фактура тоже должна была быть говорящей: степь, маленький домик, полукруг двора – все это подчеркивало одиночество персонажей. И пейзажи должны были быть говорящими. Снимали мы в Крыму, под Феодосией. Внимание всех я фокусировал, как это ни странно, на цвете: красный создавал агрессивно-жесткое настроение, теплые, желтоватые тона символизировали спокойствие, а тревогу передавали холодные синие блики. Цвет у нас полноценно работал на то, чтобы история прозвучала как можно более эмоционально.
– После показа вашего фильма со всех сторон слышишь: «До чего красива степь!..» А я всегда считала, что степь не может быть красивой.
– Может.
– Поясните про ядерный взрыв, широкая публика до сих пор мало что знает про это.
– Как известно, в 1949 и 1953 годах на полигоне под Семипалатинском, в огороженной зоне, проводились испытания водородной бомбы. Никто не мог и предположить, каковы будут последствия ядерного взрыва, уровень радиации, как поведет себя волна, поэтому в 1949 году людей не отселяли и ни о чем не предупреждали. Конечно, многие погибли. Рассказывают, что самолет, который совершал испытательный полет и фотографировал происходящее, прошел прямо сквозь гриб… Перед испытаниями 1953 года были предприняты усилия по эвакуации людей. В нашем фильме отец девушки каждый день на грузовике ездит на работу в эту зону, плохо представляя себе что это за место. И однажды по недомыслию крадет для хозяйства костыли, за которыми из зоны тут же приезжают, поскольку они радиоактивны. Отец девушки умирает первым…
– Скажите, когда вы слышите слово «Казахстан», какие ассоциации у вас возникают?
– Степь.
– Вы раньше бывали в Казахстане?
– Нет, впервые приехал, когда искал натуру.
– Были ли у вас во время съемок ассоциации с Хиросимой или концом света?
– Нет. Мы смотрели много хроники – и нашей, и американской, снимали испытания очень качественно. И это завораживающе красивые кадры, на которых медленно поднимается земля. В стихотворении точно сказано: «Пейзаж чудовищной картины мой взгляд очаровал…» А конец света у нас в головах. Дат не существует, трудно сказать, сколько их мы уже пережили. К фильму Триера о конце света отношусь очень хорошо, он мне нравится, возбуждает эмоции. А свой фильм называю чистой воды экспериментом.
– Где вы нашли актеров?
– Актера, который сыграл отца, зовут Карим Пакачанов, недавно он снялся у Алексея Германа. Героиню искали и в Казахстане, и в диаспоре, а нашли в московской школе. Молодых героев играют выпускник Школы-студии МХТ и студент ГИТИСа.
– Надеетесь увидеть фильм в прокате?
– Нет, конечно. Разве вы не знаете, что зритель ходит в кинотеатр развлекаться и не будет платить деньги за немое кино? На фестивалях наверняка будут показывать.
– Будете ли снимать что-то подобное еще?
– В смысле формы – с удовольствием. Очень интересная для режиссера задача. Подумать только – рассказать историю без слов!..
– Задумываетесь ли вы когда-либо на темы интеграции? Строительства Союзного государства? Евразийского экономического Союза, в котором одну из главных скрипок будет играть Казахстан?
– Союз – это всегда хорошо, это дружба.
Нина КАТАЕВА
Сочи – Москва
