– Петр Ефимович, советского солдата – предателя, мародера, насильника – в вашем фильме трудно узнать. Смотреть «Риориту» тяжело и неприятно, что вас подвигло на съемки такой картины?
– К сожалению, у нас хотят забыть все плохое, что было с нами в сталинские времена. А новым поколениям необходимо рассказывать об этом, чтобы они не позволили вернуться к той страшной жизни. К концлагерям и тому беспределу, когда так называемые тройки судили людей, расстреливали и ни за что давали по 10–15 лет тюрьмы. Вот если забыть об этом, все обязательно вернется вновь.
– Как родился сценарий? «Риорита» – придуманная история или снята на основе реальных фактов?
– В сценарии «Риориты», конечно, что-то придумано, но многое взято из жизни. Допустим, сцена под сгоревшими железнодорожными вагонами, где Пашка оказывается с девушкой, пришла из моей памяти. Только со мной было по-другому. Мы с командиром полка находились в полуподвальном помещении, у окошка, за которым виднелось открытое пространство. И он спросил: «Видишь железнодорожную насыпь? За ней сгоревшие вагоны, а под ней, в землянке, должен быть комбат. Давай рвани!..» А до насыпи метров 300–400, и день солнечный. Я побежал. Только на насыпь выскочил – начали стрелять снайперы, засвистели десятки пуль, и я нырнул под вагоны. Начался артобстрел, это был такой ужас – не передать, а я первый день на передовой!.. Бесконечные осколки от взрывов, фантасмагория, и я вот так лег на землю и зубами вгрызался в нее… А на экране у меня парень с девушкой под вагоном любовью занимаются, так что по сравнению с реальностью то, что я показал в картине, – детский лепет.
А сцену расстрела в лесу – в фильме солдата расстреляли за то, что он, оказавшись вблизи своего села, тайно сбегал на свидание к жене, – я видел в реальности. Также выстраивали нас в каре, буквой «П», появлялись смершевцы, «тройка»-трибунал, быстро зачитывали приговор, расстреливали, засыпали могилу ветками, оркестр играл марш, и все строем проходили мимо. Показательные расстрелы были 100-процентной правдой, так что здесь у меня почти документ. Конечно, с поправкой на то, что есть герой, командир и т.д.
Сценарий был написан давно, но все время что-то мешало снять картину. Если бы фильм был снят при Ельцине, у него была бы другая судьба. А сейчас все каналы стали государственными, ничего себе позволить не могут. Вот и наша картина лежит без движения на Первом канале, не знаю, какая судьба ее ждет. Но я счастлив, что освободился от этого груза.
– Где вы снимали картину?
– В 15 километрах от Минска, на заброшенном полигоне, не могу назвать даже ни направление, ни военную часть. Я очень доволен работой актеров, белорусских в том числе. Все второстепенные роли в фильме сыграли актеры минских театров, очень даровитые, понимающие и опытные. Благодаря этому работа шла быстро. Картину сняли в общей сложности за два месяца. Работали без выходных, снимали, случалось, по три ночи подряд, а на четвертую отсыпались. Белорусы вначале хотели даже деньги на съемки дать, но передумали.
– Интересно, какое же место займет «Риорита» в ряду военных фильмов?
– Для меня это фильм не о войне, а о людях войны. Всегда интересны люди, их характеры. Вот «Военно-полевой роман» – одна история, «Верность» – из курсантской жизни – другая, но и там, и там главное – это линия любви. И даже «Анкор…» – на тему жизни военного городка – все о том же. Мои персонажи – это люди, которых я хорошо знаю и люблю, а самое главное, я был рядом с ними, в самой гуще, занимался учебой, стрелял, выпивал, я весь оттуда.
– «Рио-Рита» звучит и в «Военно-полевом романе», с чем ассоциируется у вас эта мелодия?
– С войной, конечно, но мы ее слышали и до войны. Мы под нее танцевали в школе, она была у нас в душе, она сопровождала нас много лет. Название «Риорита» мое, а предлагалось – «На память о пережитой страсти», с которым картину точно бы ждал провал в прокате. «Рио-Рита» звучит в кульминационной финальной сцене, когда убивают Сергея, и мы решили так назвать фильм.
– Вы ведь и оператором решили стать на фронте?
– Да, когда впервые увидел военного оператора. Он снимал нас после очень тяжелых боев – мы шли уставшие, некоторые были легко ранены… И я подумал: «Какая замечательная профессия, как это здорово, что через поколения люди смогут увидеть эти события, эти лица! И так себе загадал: «Если останусь жив, попытаюсь окончить операторский факультет».
– А тем не менее изменили этой профессии, в режиссеры ушли!..
– Режиссер – хозяин всего процесса съемок картины. А вышло у меня это почти случайно, я работал с очень хорошим режиссером Марленом Хуциевым, снял с ним два фильма – «Весна на Заречной улице», «Жажда». А в это время на «Мосфильме» залежался сценарий поэта Поженяна. Хорошие режиссеры не брали, а плохим он сам не давал. Но сценарий был куплен, и его надо было реализовывать. И когда появился вгиковец, молодой режиссер Дьяченко, руководство «Мосфильма» решило доверить съемки нам на пару: он – режиссер, а я – сорежиссер и главный оператор. Так мы и снимали этот фильм, где в главной роли директора завода был Женя Евстигнеев, это была его первая большая роль, и он очень хорошо сыграл. Картина получилась довольно удачной, и после этого как-то автоматически мне разрешили быть режиссером. Вместе с Булатом Окуджавой мы написали сценарий «Верности», у этой картины был большой успех на Венецианском фестивале, и потом она получала призы «За лучшую режиссуру» на всевозможных фестивалях.
– Петр Ефимович, бросая взор назад, что вам хотелось каждый раз показать в своих фильмах? До чего вы хотели достучаться в людях?
– Вплоть до последнего фильма главной у меня была тема любви и доброты в человеке. Мы испытываем колоссальный дефицит доброты и доброжелательства, эта проблема до сих пор существует, поэтому для меня было важно показать, как человек подставляет плечо тому, кто споткнулся в жизни или заболел, или еще что-то с ним случилось… Вовремя прийти на помощь – думаю, эта тема и была главной во всех фильмах, которые я снимал. А «Риорита» – более жесткая картина, но она самая правдивая. Если в тех фильмах герои играют в разные игры и любят, то здесь происходит полное обнажение правды жизни, приоткрывается как бы еще одна маленькая страничка прошедшей войны.
– Как появляется музыка в ваших картинах, в какой момент вы ее пишете?
– Это происходит стихийно, потому что я не композитор, я автор музыки. Музыка сочиняется у меня в процессе написания сценария, так было начиная с «Военно-полевого романа». В новой картине присутствует маленькая музыкальная тема, потому что сама картина жесткая, в ней не должно быть много музыки.
– Выступаете ли вы с концертами?
– Иногда. Вместе с Никитиными.
– Какие замыслы зреют в вас после «Риориты»?
– Не хочется снимать ниже уровнем, поэтому ищу материал в себе. Ищу какое-то внутреннее звучание, я называю это «нулевым циклом». В качестве «малого фундамента» всегда беру что-то свое, а потом придумываю историю.
– Вы задумывались когда-нибудь об идее объединения России и Беларуси?
– Думаю, это еще долго будет происходить, непростой процесс. Наверное, нужно провести настоящий референдум, спросить людей, хотят они этого объединения или нет, и уже исходить из этого.
