Что мы знаем о жизни Николая Гуссовского?Эта статья нуждается в небольшом комментарии ведущего рубрики. Готовя ее к печати, я вспоминал многочисленные дебаты с польскими и литовскими коллегами, безоговорочно считавшими Гуссовского только своим. И как будто в самом деле: называл себя литвином, восславлял великого князя литовского Витовта, свои книги издавал в Кракове, там и похоронен... А где в его биографии доказательства белорусскости? Еще раз перечитал статью Виктора Дорошкевича в шеститомном словаре «Белорусские писатели». Ни точных дат рождения и смерти, ни места рождения... Только три шатких «белорусских» аргумента: поэт назвал Борисфен (Днепр), который переплывал (мог это делать и на украинской территории), наблюдал охоту на зубра (предположительно в Беловежской пуще, но в какой ее части?). Да еще в 1518 году в Волпе под Волковыском составил завещание для С.Гольшанской (но для этого мог приехать на Гродненщину откуда угодно).
И вот из Воложина привозит свою статью инженер Георгий Корженевский. Статью большую, со множеством ссылок–подтверждений. Гуссовским автор занимается давно, неоднократно во время поездок в Польшу консультировался со светскими и духовными научными авторитетами, запасался ксерокопиями документов. Просмотрев материалы, начал их готовить к печати, сокращая наполовину соразмерно с газетной площадью.
Меня лично гипотеза автора, ее аргументация, в которой все взаимосвязано и взаимодополняется, убедила сразу. Но не встретят ли ее в штыки другие исследователи? Излагаю содержание будущей статьи Алесю Жлутке, одному из ведущих наших латинистов. Нет, воспринимает все спокойно, сначала с интересом, а потом и с удовольствием. Уссовиус? Придыхательное «г» в начале фамилии, по его мнению, могло появиться точно так же, как имя Анна трансформировалось в Ганну. Тем более что и река Усса есть, и зубры, точнее бизоны, оказывается, раньше в нынешней Налибокской пуще водились. И мотивировка поездки поэта в Рим становится теперь убедительной... Алесь Жлутка, ученый, который сам не раз работал в библиотеке Ватикана, сказал, что с нетерпением будет ждать этой публикации.
Близко подошли к такой же позиции и наши ведущие специалисты по белорусской литературе ХVI века Жанна Некрашевич–Короткая и Вячеслав Чемерицкий. Ж.Некрашевич–Короткая совсем недавно опубликовала в ежеквартальнике «Наша вера» (2007, № 3) свой перевод значительных отрывков из поэмы Гуссовского «О жизни и подвигах святого Гиацинта». В комментариях к ним говорится: «Настоящая фамилия Николая с Гуссова (или с Уссы), скорее всего, на сегодняшний день не раскрыта». Вячеслав Чемерицкий в статье о поэте, напечатанной в «Беларускай энцыклапедыi», приближается к такому раскрытию, утверждая, что Гуссовский «родился, наиболее вероятно, в д. Усса (Уссово) центральной Беларуси в семье ловчего (охотника)». Но сделать окончательный вывод оба ученых не решились: не хватало реалий, конкретной локализации. Мне кажется, статья Г.Корженевского дает основание для того, чтобы окончательно «приписать» великого поэта к конкретной малой родине.
Адам МАЛЬДИС, «СБ».
Немного о стереотипах
Начнем с зубров. И в самом деле: где будущий поэт мог видеть охоту на зверя, которую так красочно и убедительно описал в своей поэме по заказу Папы Римского Леона Х из рода Медичи? Над Днепром? Там их не было. Как будто само собой разумеется, что охота происходила в Беловежской пуще. Но не далеко ли туда ездить великим князьям литовским из Вильно и Трок? И их ли там простирались владения? И не накладываем ли мы на далекие ХV и ХVI столетия нынешний привычный стереотип? И о зубрах ли идет речь в поэме? Ведь в оригинале она называется «Carmen de (...) bisontis (...)». Поэт описывает животное, явно большее, чем зубр: между его рогами могли усесться три человека! А зубр появился в белорусском переводе от ложного, как увидим дальше, убеждения, будто бизонов на белорусской земле не было, потому что не могло быть, — здесь вам не Америка.
Различные источники свидетельствуют: охотничьи дороги вели князей литовских не так уж далеко — в Литовскую пущу, которая в те времена была куда больше, чем нынешняя Налибокская, расположенная на части ее территории. Она раскинулась от верховьев Птичи, относящейся уже к бассейну Днепра (вот как раз ее, тогда полноводную, и переплывал Гуссовский), до Воложина, от Ивенца до Любчи. И это все — историческая Литва. Недаром на рубежах пущи и сегодня существуют две деревни с таким названием — у Полочан и Рубежевичей.
Владели же всеми полными зверья чащобами землями как раз великие князья литовские (тогда одновременно и короли польские). Они приезжали в центр пущи — через Воложин и Ивенец в Гуссово, которое позже слилось с Королевщиной, существующей и ныне. В двух километрах отсюда как раз начинается речка Усса, приток Немана. На этом месте сегодня возвышается небольшая часовня. А невдалеке, как свидетельствует нормативный справочник по Минской области «Названия населенных пунктов Республики Беларусь», сегодня еще остались два населенных пункта Усса. Раньше их было три. Тот, который слился с Королевщиной, и есть наиболее вероятное место рождения поэта.
А зубры? Существовали они здесь раньше? Ведь, может сказать читатель, их начали завозить в Налибокскую пущу из Беловежской только в 1994 году! Однако и много лет назад в этих местах водились зубры, только совсем иные — покрупнее, сродни древним бизонам. Доказательства? Пожалуйста. Вот цитата из статьи «Зубры Налибокской пущи», написанной ведущим инженером Воложинского опытного лесхоза Василием Шакуном и напечатанной в газете «Голас Радзiмы» 9 ноября прошлого года. Автор напоминает, что в 1997 году в деревне Поморщина Раковского сельсовета копатели колодца наткнулись на «необыкновенные кости значительных размеров». Специалисты из Национальной академии наук подтвердили: это кости животного, похожего на описанного в поэме. Поэтому в связи со сказанным выше я предложил бы в соответствии с оригиналом впредь называть поэму — «Песня о бизоне».
Реконструкция биографии
Николай Гуссовский (Уссовский, Уссовиус) был, очевидно, первым писателем на белорусской земле, вышедшим из простонародья. Не стоит искать его старой и новой, пока непривычной, фамилии в шляхетских гербовниках. Правда, Несецкий слышал о нем и упомянул в седьмом томе своего гербовника, но к шляхте не причислил. Отец Николая, по имеющимся сведениям, служил у великих князей литовских обыкновенным лесником. Права на фамилию у него не было — только имя. Да еще кличка, привязанная к месту рождения, — Уссовчик. А сын называл себя литвином, имея в виду не этническое происхождение, а историческую державу Великое Княжество Литовское с первой столицей в Новогрудке.
Поскольку поэт считал себя ровесником своего мецената Эразма Цёлэка (Вителиуса), то, вероятнее всего, родился он в 1474 или 1475 году (метрические записи тогда еще не велись). Крестили его в ивенецком католическом храме, построенном на месте языческой святыни в 1396 году, как раз во время правления великого князя Витовта. Рядом, недалеко от дороги на Рубежевичи, у истоков реки Усса, находилась названная уже деревня Уссово (Гуссово). Поблизости, по пути на Деревное, виднелось укрепленное бревнами место для засады на зубров, которых князьям и их гостям выгоняли из пущи лесники.
Очевидно, у истоков Уссы и произошла первая встреча возмужавшего Николая с его будущим опекуном Эразмом Цёлэком (Вителиусом), который в конце ХV столетия стал ксендзом–деканом всех (в том числе и Ивенецкого) приходов Виленского деканата. Обратив внимание на способного молодого человека, тот, скорее всего, взял его с собой секретарем в Вильно, чтобы помогал готовить документы на поездку в Рим (1501 — 1502). Целью же поездки стало ходатайство перед Папой о канонизации миссионера из Силезии Гиацинта (Яцека Одровонжа) и королевича Казимира, впоследствии патрона Литвы. Потом для этого понадобилось еще второе посольство (1518 — 1522), уже с участием Гуссовского, ибо первоначальные бумаги где–то затерялись.
А между первым и вторым визитами в Рим Гуссовский жил при дворе Цёлэков в Кракове, на улице святой Анны, 10, помогал своему опекуну, ставшему епископом плоцким (стать краковским помешали завистники). Оттуда, конечно же, приезжал в Волпу. Существует мнение, что Гуссовский чуть ли не в одно время со Скориной учился в знаменитом Краковском университете. Но документальное подтверждение тому не найдено. Очевидно, он постигал науки самостоятельно. И, судя по литературным произведениям, успешно.
Дальнейшее уже изложено целой плеядой профессиональных литературоведов. Гуссовский так красочно рассказывал Папе об охоте на диковинного зверя, что тот уговорил его написать об этом поэму. Она вышла из печати в Кракове в 1523 году. На последней ее странице помещался автопортрет Гуссовского. Но к нему я еще вернусь в конце статьи как к главному своему аргументу.
Гимн родному краю
«Песня о бизоне», которую заслуженно считают шедевром европейской поэзии, — творение не только об охоте на зверя. Это гимн мужеству, родному краю, миролюбию между людьми и народами. Посвящена поэма королеве Боне. И очевидно, ее так восхитили описания Литовской пущи, Наднеманского края, что ей самой захотелось там побывать. Мужу, королю Сигизмунду Старому, не оставалось ничего другого, как отписать 24 февраля 1524 года своей жене обширные территории с имениями между Ивенцом и Вишневом.
Вернувшись из Рима в Краков, поэт тяжело заболел — отказали ноги. Он остро переживал смерть своего опекуна Цёлэка. В 1531 году лечился у монахов в Пултуске, о чем сообщал пшемысленскому епископу Яну Карнковскому. В 1533–м вернулся в Краков, где на следующий год увидело свет его последнее стихотворение, очевидно, уже посмертное.
Патроны — земной и небесные
Не вызывает сомнений, что в «большой мир» нашего земляка Уссовчика вывел Эразм Цёлэк, человек тоже незнатного происхождения, что потом сказывалось на его духовной карьере. Родился он в 1474 году в Кракове в семье булочника–горожанина Станислава и его жены Агнешки, хозяйки винного погребка. В 1485–м Цёлэк — уже студент Краковского университета, который окончил через пять лет со степенью магистра. Три года преподавал там же. А в 1494 году великий князь литовский Александр позвал его в Вильно своим секретарем.
В 1499 году Цёлэк принял духовный сан. Из Вильно по делам своего деканата ездил в Ивенец, Раков, сопровождал во время охоты князя Александра. Там же, повторюсь, познакомился с таким же самородком Уссовчиком. Они стали близкими друзьями, почти братьями. Поехав вместе в 1518 году в Рим, собирались остаться там надолго, если не навсегда. Но в 1522 году Цёлэка настигла скоропостижная смерть. Официально — от чумы, однако сведущие люди шептали: мол, епископа отравили крестоносцы, интересам которых он противостоял. Уссовиус лишился авторитетного опекуна. Однако у него оставались патроны небесные, в канонизации которых он принял самое деятельное участие. Присмотримся к их ликам.
Святой Гиацинт (Яцек Одровонж, 1183 — 1257) родился в деревне Камень Шлёнский, во Вроцлавской диоцезии. Учился в Кракове. В Италии встретился с Домиником Гусманом и вступил в основанный им орден доминиканцев. Обеспокоенный вестями о готовящейся татаро–монгольской «навале», включился в подготовку дружного славянского противостояния будущим захватчикам, отправился в Галич, Киев, Овруч, а затем на белорусские земли. Вместе с торговцами по водоразделу бассейнов Днепра и Немана добрался до Ракова, Заславля и Минска. Местное население оставалось здесь еще преимущественно языческим, и Яцек Одровонж, с четками в руках, молился природе — камням, вековым деревьям, солнцу, тучам, птицам, а через них возносил молитвы к Богу. Распространено мнение, что именно тогда в Ракове начал бить чудотворный источник, к которому и сегодня приходят люди разных вероисповеданий с просьбами о здоровье и мире. Отсюда — и костел Матери Божьей с четками, и более поздний монастырь доминиканцев. А в Любче остался епископом ученик Яцека — блаженный Вит.
И что самое удивительное, Яцек Одровонж вместе со своей миссией прошел Китай и Индию, дошел через Хорезмское царство до Шатл–Юрта, главного лагеря монгольского хана Угедея, уговаривал его оставить коварные планы, стать христианином. Понимания он, конечно, не нашел, но сомнения посеял, возвратился живой. Николай Гуссовский посвятил своему патрону, святому Гиацинту, латинскую поэму «De vita et gestis Divi Hyacinthi opusculum», изданную в Кракове в 1525 году. В ней подробно рассказывается о жизни и удивительных свершениях святого, к канонизации которого имел непосредственное отношение Гуссовский.
Что же касается королевича Казимира, его биографию можно найти в самых разных энциклопедических изданиях. Отмечу только, что он бывал в Ракове: икона с изображением Казимира подарена раковчанам Папой Римским в 1602 году. После реставрации она недавно снова вернулась в это древнее селение.
Последний аргумент
Наконец, обратимся к автопортрету (или портрету) Николая Гуссовского, который помещен в самом конце его «Песни о бизоне». Кстати, это было распространенное в то время «послесловие» автора. Так поступал и Скорина.
Первой обнаружила портрет в единственном известном экземпляре поэмы, хранящемся в библиотеке Чарторыйских в Кракове, минская исследовательница Жанна Некрашевич–Короткая. Она же опубликовала его, а также сентенции, расположенные вокруг портрета на латинском, греческом и арамейском языках. Но не расшифровала надпись на постаменте для несколько шаржированного «автобюста». Под словом «termi», что в данном случае обозначает «конец» (произведения), стоят латинские буквы NUS, которые, несомненно, обозначают Николаус Уссовиус, или Николай Уссович, как себя поэт называл сам. Так, возможно, со временем, постепенно привыкнув, назовем его и мы.
Что же касается истоков Уссы, там, рядом с часовней, следовало бы установить памятный камень поэту.
Георгий КОРЖЕНЕВСКИЙ, инженер–мелиоратор, краевед, Воложин.
