"Пещерный" человек Николай Байрачный

Когда-то я искренне верил в то, что где-то в глубоких пещерах, освещенных неровным светом чадящих факелов, живут маленькие человечки - гномы.
Когда-то я искренне верил в то, что где-то в глубоких пещерах, освещенных неровным светом чадящих факелов, живут маленькие человечки - гномы. Они не были волшебниками в прямом смысле этого слова, но были наделены умением делать удивительно изящные, волшебно красивые, иногда полезные, а иногда, на первый взгляд, вовсе бесполезные вещи.

Когда я стал взрослым, я перестал верить в мастеров-гномов, понимающих секреты минералов, знающих таинственные законы камней, умеющих своими маленькими, звонкими молоточками ковать серебро и золото, гранить самоцветы.

Но отголоски детской веры в чудеса отзывались в душе, когда приходилось бывать в музейных запасниках, где, перевязанные инвентарными бирками, хранились чудесные вещицы, словно бы сделанные волшебными мастерами, жившими в тайных подземных мастерских.

Старая бронза, чугунное литье, фарфоровые статуэтки, мебель, украшенная резьбой по дереву и волшебными инкрустациями из полированных кусочков камня или перламутра, завораживали, пробуждали чувство восторга и удивления от встречи с виртуозной техникой, выдумкой и фантазией неизвестного мастера.

В пещере Николая Байрачного... Прошу прощения, я оговорился - в мастерской, конечно же. Но оговорка моя была вовсе не случайной, потому что мастерская художника Байрачного в самом деле напоминает пещеру: чтобы попасть в нее, вначале нужно спуститься в подвал, потом по деревянной лестнице подняться наверх в комнату, в которой окно украшено изящным витражом, комнату, заставленную, если не сказать заваленную, разными скульптурами, керамическими поделками, пластилиновыми моделями для литья, графическими листами, живописными полотнами, инструментом, необходимым мастеру, который занимается и живописью, и графикой, и скульптурой, и керамикой. Мастеру, который все умеет делать собственными руками, да еще как! С выдумкой, с великолепным юмором, отдавая дань мельчайшим деталям, которые превращают вещь, выполненную Николаем, в захватывающую дух игрушку, которую следует рассматривать долго и внимательно, открывая в ней для себя самые неожиданные секреты.

- Ты думаешь, - весело ухмыляясь, говорит Николай, показывая мне пластилиновую фигурку забавного гнома в старинной шляпе, в камзоле, в башмаках с бантиками, - какому-либо настоящему скульптору придет в голову копаться в старинных книгах с гравюрами, чтобы сделать достоверные пуговицы или найти нужный фасон башмачков с серебряными подковками и атласными бантиками?..

- Стоп! Стоп!.. Я чего-то не понимаю... Знаю тебя как великолепного керамиста, знаю как изысканного графика, знаю как художника-постановщика мультфильмов... При чем здесь башмачки с атласными бантиками и серебряными подковками?

- Ну, братец, ты и в самом деле давно у меня не был... Дело, видишь ли, в том, что когда иссякла государственная система финансирования искусства и пришлось искать ту нишу, которая дала бы возможность прокормиться, не изменяя своему естеству, я вдруг понял, что с самого детства мечтал о том, чтобы делать вот такие изящные, забавные, дорогие игрушки для взрослых. Если бы не эта увлеченность, любовь ко всему фантастическому и неожиданному, я бы и в мультипликацию не пришел.

Вот видишь - бронзовая сорока, - и Николай показывает мне забавную, отлитую из бронзы, замечательно тонко моделированную скульптуру сороки. - Думаешь, это просто птица? Нет. Это подставка для замечательного дамасского кинжала. А этот гном в серебряных башмачках будет держать в руках богато украшенный стилет.

- Час от часу не легче... Николай Байрачный, не хотите ли вы сказать, что на старости лет заделались оружейным мастером?

- Собственно, холодное оружие, сам клинок изготавливают другие ребята, с которыми я работаю, а украшение - чеканка, гравировка, тонкое литье и его обработка - это моя епархия.

- Однако, такие "безделушки" должны стоить очень дорого. Есть люди, которые их покупают?

- Коллекционеры, которые знают толк и любят красивые вещи, - всегда были и всегда будут. И если у человека есть страсть, мания, если хочешь, то он, что называется, за ценой не постоит.

Лет 10 назад, когда я только делал первые шаги на этом поприще, среди покупателей были в основном "конкретные пацаны", для которых эстетика была делом десятым - главное, чтобы поярче, побогаче и побольше "наворотов". Нынче появились коллекционеры, которые разбираются в искусстве, в красоте.

- Коля, ты говоришь - эстетика, красота... Как-то не очень в моем сознании прилагаются эти определения к оружию. Не представляю себе, как может быть красивым то, что несет смерть...

- То, что я делаю, давай определимся сразу, к кровопролитию никакого отношения не имеет... Согласись, за тысячелетия человеческой истории выработалось особое отношение к оружию. Может быть, в чем-то мистическое, может быть, достигнув совершенства технологического, оружие, а я прежде всего имею в виду холодное оружие: мечи, шпаги, кинжалы, сабли, - приобрело и совершенство эстетическое.

Мы еще некоторое время поспорили с Николаем об эстетике оружия. По чести - он меня не очень убедил. Подозреваю, что я его - тоже. Чтобы перевести разговор в более спокойное русло, спросил: "В таком случае, для чего у тебя в мастерской стоит печатный станок?"

- Как для чего? Надоест возиться с железяками, с удовольствием переключаюсь на "мирное" производство. Благо остались еще цинковые пластины и можно заняться гравюрой. Тоже увлекательное рукомесло.

Странное, залихватское словечко "рукомесло" царапнуло сознание. Царапина эта саднила долго. Никак не мог понять, в чем тут дело. Понял, рассматривая фотографии, которые сделал у него в мастерской. Ее, на первый взгляд, безалаберность и запущенность были подчинены строгой логике.

Так иногда вызывает недоумение рабочий стол ученого или писателя, где, несмотря на явный, видимый ералаш, хозяин тем не менее безошибочно может найти необходимый предмет или исписанный лист. Нет! Ералаш в мастерской был мнимый, поскольку все в ней было ладно пригнано и хорошо продумано для работы, все приспособлено для единения умелых рук и мысли, что и определяет странное, на первый взгляд, словечко, которым любит пользоваться Николай Байрачный, - "рукомесло".

Думаю, что если бы провести лингвистический анализ словаря мифических мастеров-гномов, то это словечко обнаружилось бы и в их речи, поскольку умение, мысль и веселое творческое озарение - непременные составляющие того, что называется искусством.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter