Первый за тридцать лет концерт Марии Гулегиной в Большом театре Беларуси завершился «Купалинкой»

Она вышла на сцену — ослепительная, в роскошном красно-черном платье — и минуты две не могла начать. Битком набитый театр в едином порыве бил в ладоши, кричал, свистел, неистовствовал. Публика чуть не висела на люстре; народные и заслуженные ютились в аппаратной у помрежа или в оркестровой яме, благо оркестр был на сцене, тревожно ожидая первого взмаха дирижерской палочки.

Фото: Ольга Карсун

Наконец зал затих, и первые слова, которые в оглушительной тишине пропела Мария, были «Ritorno vincitor!» — «Вернись с победой к нам!» — начало знаменитой арии Аиды.

Да, она победила и вернулась! Научившись жить вдали от дома, пережив тяжелейшую операцию на сердце… Ей покорились лучшие сцены мира, самые трудные партии, самые высокие ноты; покорились время и пространство. И настал час золотого, звонкого, густого и тягучего, как мед, сладкого триумфа.

Она исполнила на сцене Большого невероятную по объему и сложности программу. Десять арий, четыре биса! Ни одной пустышки, ни одного проходного номера.

Заслуженная артистка Беларуси, прославленная балерина Татьяна Шеметовец буквально лучится восторгом:

— Потрясающая певица! Профессионал высочайшего класса, а еще и замечательная актриса! Четырнадцать номеров, и ни в одном она не повторилась по состоянию, по выражению лица!

Мария Гулегина и дирижер Альберто Веронези. Фото Павел Сущенок, Большой театр Беларуси

Ей вторит заслуженный деятель искусств Беларуси, лауреат Госпремии, режиссер Валерий Анисенко:

— Знаете, чем я потрясен? Внутреннее наполнение, мысль, подтекст в ее пении неотделимы от звука. Это фантастика! Ведь как бывает чаще всего? Вышел бас, берет ноту, а мне не нота нужна, а подтекст!

В чем же секрет? Как она этого добивается? 

Вот, например, сцена Амелии из оперы Верди «Бал-маскарад». Часы бьют полночь, завывает ветер над могилами, смертельно перепуганная женщина собирает зелье против роковой любви, которая грозит разрушить ее жизнь и честь… Нет декораций, ничего нет, но ты это видишь и чувствуешь. Смысл арии ощущается кожей, даже если не знаешь итальянского языка. А сколько певиц поют этот же текст не задумываясь, — лишь бы громче прокричать, лишь бы чисто взять верхнюю ноту!

– Самое главное — петь, зная язык, — говорит Мария Гулегина. — Невозможно петь, если ты не знаешь язык как родной, потому что партнер может спеть фразу с другим подтекстом, а ты должна ему правильно ответить.

Здесь партнеров практически не было. Все нужно было делать самой, даже в сцене сомнамбулизма из оперы «Макбет», где ей помогали солисты театра Марина Лихошерст, Сергей Лазаревич и Илья Певзнер.

Я, кстати, поняла, почему Мария Гулегина исполнила подряд две сцены из «Макбета». Сначала ее героиня готова на любые преступления ради своих амбиций, а в конце, в сцене сомнамбулизма теряет разум и превращается в бледную, страдающую тень самой себя. Как выразить это, не переодевшись в рубище, не распустив волос? В одном из концертных исполнений «Макбета» в Мариинском театре Гулегина пела эту сцену босиком.

— Но Майя Михайловна Плисецкая, выдающаяся балерина, которая в совершенстве владела языком тела, заглянула ко мне за кулисы и подсказала один жест, который удивительным образом раскрывает драму леди Макбет, — поведала мне Мария. — То, как она стряхивает капли крови с руки в начале спектакля, и как потом.

Фото: Юлия Андреева

А с какой удивительной проникновенностью Гулегина молится на сцене! И в арии Тоски, и в арии Леоноры из вердиевской «Силы судьбы», и даже в предсмертной сцене Манон, где вроде бы и молитвы-то нет.

Меня поразило, как тихо и нежно умеет петь эта удивительная певица с могучим драматическим голосом. И ни один звук, ни один нюанс при этом не заглушается оркестром, а долетает прямехонько туда, где, по мнению знатоков, наихудшая слышимость.

После спектакля я специально ее спросила, как акустика.

— Отличная!  — ответила она.

Невозможно передать, что творилось в зале, когда неожиданно для всех она запела арию Розины из «Севильского цирюльника». Как можно с таким огромным, тяжелым голосом так лихо закручивать невероятные колоратуры? Как можно после двух часов колоссального напряжения с легкостью дважды взлетать на верхнее ми-бемоль? Как можно, в конце концов, оставаться такой веселой и беззаботной после всех этих драматических арий и предсмертных молитв?

Этого она объяснять не стала, а только сказала прямо в зал:

— Тридцать лет назад на этой родной, дорогой для меня сцене я пела в основном партию Розины, и больше никто меня на эту роль не приглашал. Поэтому я решила сделать такой возврат в прошлое.

Это еще и память нашего выдающегося дирижера, народного артиста СССР Ярослава Вощака, которого Мария Гулегина считает своим главным наставником в искусстве. Это он, ломая рамки амплуа, увидел в ней гениальную Розину.

И это память народной артистки СССР Светланы Данилюк, которая добилась, чтобы Марию Гулегину взяли солисткой в Большой театр Беларуси. Она тоже была замечательной Розиной.

Фото: Юлия Андреева

Этот концерт был посвящен им, а еще Евгению Николаевичу Иванову — одесскому профессору Марии. Она умеет быть благодарной своим учителям.

А «Купалинка», по признанию Марии, была чистейшей воды импровизацией! Концерт закончился, отзвучали бисы, но публика и не думала расходиться. И вдруг, неожиданно для самой певицы, из ее груди полилась песня.

— Я надеялась, что оркестр подхватит, — сказала мне она.

Но подхватил зал. Аплодисменты замерли на полузвуке, все присутствующие встали в едином порыве и запели. Это было невероятное ощущение!

— Счастье, счастье, счастье! — только и смогла сказать певица, когда выбралась, наконец, за кулисы.

Но еще надо было вытащить со сцены добрых сто килограммов цветов. На следующий день певица возложила их на могилы Вощака и Данилюк.

Грустный момент прощания… Но что-то мне подсказывает — теперь нам не придется ждать тридцать лет! Она вернется гораздо, гораздо скорее…

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter