Исследования и открытия, отмеченные Нобелевской премией, казалось бы, такая высота, что точек соприкосновения с повседневностью у нее и быть не может. Однако если задаться вопросом «оторвана ли наука от жизни или задачи, стоящие перед нею, именно жизнью и продиктованы?», ситуация перестает быть такой однозначной. А при ближайшем рассмотрении, например, если взять премии в области медицины и физиологии, и вовсе выясняется, что самые громкие научные завоевания влияют на каждого из нас гораздо больше, чем мы догадываемся.
От Чехова до Беринга
Помните, от чего в известном всем со школы рассказе Антона Павловича «Попрыгунья» умер Дымов, покладистый муж вертихвостки–героини, служивший врачом? От того, что «третьего дня заразился в больнице дифтеритом», спасая больного ребенка. Всего десятилетие отделяет этот рассказ от первой в истории Нобелевской премии по медицине и физиологии, врученной в 1901 году Эмилю Берингу за открытие способа излечения дифтерита с помощью сывороточной терапии. А первые шаги в этом направлении немецкий ученый сделал именно в 1891 году, когда Чехов, практикующий врач, написал свой рассказ. Благодаря сыворотке Беринга медицина получила возможность спасать тысячи детей, которых до начала XX века буквально выкашивала дифтерия. Кстати, этот ученый создал позже и противостолбнячную вакцину.
Из первых лауреатов премии — и первооткрыватель условных и безусловных рефлексов Иван Павлов (ну кто из нас не знает о «собаках Павлова»!), и Илья Мечников, которого в числе прочих занимали и физиологические вопросы старения. Покупая в магазине любимую «Мечниковскую простоквашу», мы вряд ли вспоминаем, что выдающийся ученый считал болгарскую молочнокислую палочку одним из действенных способов притормозить влияние времени на организм. А все потому, что прекрасно знал, насколько важен миролюбивый контакт микрофлоры кишечника и организма в целом для оптимальной работоспособности и эмоционального комфорта. Важным условием такого «пакта» является баланс микробов в желудочно–кишечном тракте, поддержать который и помогает молочнокислая палочка.
Понятия, которыми мы оперируем в обычной жизни — «диоптрии», «инсулин», «витамины», «группа крови», «гормоны», «гены», «прививки», — когда–то были революционными, а их первооткрыватели–исследователи отмечены самой престижной научной премией. Хотя и в ее истории не обошлось без спорных моментов. Так, в 1928 году лауреатом стал французский бактериолог Шарль Николь за то, что выяснил: переносчиком сыпного тифа является платяная вошь. Позвольте, но ведь ранее этот факт установил русский ученый — профессор Киевского университета Григорий Минх! Его работа «О высоком вероятии переноса возвратного и сыпного тифов с помощью насекомых», опубликованная в московском журнале «Хирургическая Летопись», датирована 1877 годом!
Интересно, что при существующем разделении на дисциплины медицина и физиология в «нобелевке» объединены. «Альфред Нобель был очень эрудированным человеком и определил позиции премии исходя из законов развития науки. Выделить только медицину или физиологию было бы несправедливо, — рассказывает член–корреспондент НАН Беларуси, заместитель директора по научной работе Института физиологии НАН, профессор Владимир Кульчицкий. — Физиология, а в этом разделе присуждаются премии и по генетике, биохимии, фармакологии, иммунологии, отражает фундаментальные знания в области медико–биологических наук. Медицина — прикладные достижения: действие новых лекарств, новых методов лечения, диагностики. Почему их нельзя разделять? Существует множество технологий, которые создаются для прикладного использования, но ни одна из них не разрабатывается без предварительной фундаментальной разработки. Нужны базовые знания, работа в лабораториях, выдвижение новых методов или теорий в противовес существующим. Они последовательно отстаиваются на конференциях или симпозиумах, в статьях, получают признание, перепроверяются в других лабораториях, затем идет внедрение опытных партий. И когда видно, что достигнут реальный прорыв, инициаторы, родоначальники работы, выдвигаются на получение Нобелевской премии».
Проверено жизнью
Понятно, что при таком тщательном подходе между открытием и премированием порой проходят десятки лет. Например, за открытие вируса иммунодефицита человека в 1983 году Люк Монтанье и Франсуаза Барре–Синусси были удостоены Нобелевской премии лишь спустя четверть века. А ко времени, когда награда была вручена британскому ученому–физиологу Роберту Эдвардсу «за разработку технологии искусственного оплодотворения», в мире уже родилось более 4 млн. детей «из пробирки»!
«Возьмем монооксид азота, газообразную молекулу, которая используется как один из основных действующих компонентов в виагре, — приводит еще пример Владимир Кульчицкий. — До того как премией было отмечено открытие роли этой молекулы в регуляции сердечно–сосудистой системы, препараты с ней уже продавались в аптеках и применялись в клинической практике. То же и с изобретением метода магнитно–резонансной томографии, отмеченного в 2003 году, — он уже активно использовался, но признание Нобелевского комитета создало дополнительную рекламу, и МРТ стал еще более широко внедряться. Другое дело, это устройство весьма дорогостоящее и вряд ли доступно для клинических учреждений сельского типа или центральных районных больниц. Хотя по мере развития технологий стоимость снижается».
Значимость открытий, отмеченных «нобелевкой», выражается и в том, что они становятся своеобразными ступенями для дальнейших изысканий. Например, в 1927 году Юлиус Вагнер–Яурегг был премирован за открытие способа лечения прогрессивного паралича с помощью малярии. На начальном этапе больному просто вводили несколько миллилитров крови зараженного малярией, вызывая лихорадку. Понятно, что в современном мире такой способ малоупотребим, однако... «Суть метода в том, что волнообразное повышение температуры до высоких цифр и потом снижение до нормальных или ниже способствует улучшению состояния при некоторых заболеваниях нервной системы, — объясняет Владимир Кульчицкий. — Сейчас для этой цели используют уже не возбудитель малярии, а пирогены — субстанции, которые вызывают развитие лихорадки, их выделили в чистом виде. Один из основных пирогенов получен из стенки кишечной палочки. То есть предложенный еще в прошлом веке принцип до сих пор применяется, поспособствовав развитию технологии, методов очистки. В мире есть много исследователей, которые фундаментально этим занимаются, в том числе и в Институте физиологии НАН».
Быть на уровне
Будет ли когда–нибудь эта престижная награда вручена нашим ученым? Профессор Кульчицкий считает, что надежда есть — ведутся многообещающие разработки: «У нас сейчас хорошо развивается лазерная физика, нанотехнологии в биомедицинских областях, идет работа со стволовыми клетками, проводится много исследований в области информационных технологий. Есть плеяда ученых, которые находятся на вершине существующих в мире новаций». Но обязательное условие покорения такой вершины — наличие высоких профессионалов в ключевых областях знаний. Ведь только отличные специалисты могут как генерировать нестандартные идеи, так и обеспечивать преемственность — преподавая, заинтересовывая наиболее талантливых учеников. «Нужно сделать так, чтобы в научной среде всегда было определенное количество профессионалов, из которого бы «выстреливали» 1 — 2 незаурядных человека, — убежден профессор Кульчицкий. — Иначе придется обращаться к зарубежным специалистам за помощью, например, консультативной. И не факт, что мы получим адекватную информацию, ведь конкуренцию между странами еще никто не отменял».
Таковы реалии: только ученые своей страны искренне выскажут профессиональное мнение, а конкуренты могут и слукавить. Этот вопрос, кстати, недавно муссировался в России и Украине, где та же беда: из–за того, что многие научные кадры уехали в поисках лучшей жизни, непонятно, кто будет обучать следующую генерацию исследователей. И один гений, даже получивший Нобелевскую премию, эту проблему не решит. Один сейчас — вообще в науке не воин. Произошло такое разделение научных знаний, говорят эксперты, что профессионалы стали узкими специалистами, а потому не могут изучить вопрос всесторонне. Обычно усилия ученых в нескольких смежных областях интегрируются. Заметьте, в последние годы Нобелевская премия вручается сразу двум или трем лауреатам. Их было бы и больше, если бы сам Нобель не определил максимальное число — трое...
Тем не менее и сейчас у нас есть связующие нити с историей самой престижной научной награды. Если открыть книгу «Нобелевские лауреаты с белорусскими корнями», написанную доктором исторических наук Эммануилом Иоффе и Жанной Мазец, выяснится, что пять уроженцев Беларуси стали лауреатами Нобелевской премии и как минимум у девяти — белорусские корни.
Наш след
Саймон Кузнец, американский ученый, родом из Пинска. Удостоен Нобелевской премии по экономике в 1971 году.
Аарон Клуг, английский ученый, отличившийся в области химии (премия 1982 года). Родился в местечке Зельва Волко-высского повета.
Жорес Алферов, российский ученый — из Витебска. В 2000 году вместе с американцами Гербертом Кремером и Джеком Килби получил «нобелевку» по физике.
Менахем Бегин, премьер–министр Израиля, уроженец Бреста. В 1978–м — лауреат Нобелевской премии мира.
Шимон Перес, политический и государственный деятель Израиля, также получил Нобелевскую премию мира, в 1994 году. Его малая родина — деревня Вишнево нынешнего Воложинского района.
