Главное — не сдаваться!«Только не говорите маме!» — умолял Паша, когда его полуживого везли в Островецкую районную больницу. В этот момент никто не обсуждал, что произошло. Боялись потерять время. Даже за мамой некогда было заехать. О том, что случилось с сыном, ей сообщили только спустя 8 часов:
— Пашу переехала машина!
Людям, в чей дом не постучалась беда, всегда кажется, что несчастье может случиться с кем–то другим, но только не с ними. На самом деле один миг способен перечеркнуть все: профессию, мечты, саму жизнь...
День был очень теплым. Павел Жолнерович успешно сдал последние школьные экзамены, получил аттестат. И пребывал в том состоянии, когда понимаешь, что стоишь на перекрестке судьбы: завтра будет другим. Завтра он уедет в столицу, уверен, поступит в вуз, и кто знает, когда в следующий раз он вот также беззаботно будет лежать на берегу речки Страча, когда еще увидит своих одноклассников, да и вообще — вернется ли в родную Ольховку? Волею судеб в Минске Павел оказался раньше, чем планировал. На операционном столе...
Он даже не понял, что произошло. Вдруг стало трудно дышать и в глазах потемнело. 17–летнего парня на пляже переехала на машине его же одноклассница, не справившись с управлением и перепутав педали газа и тормоза. Как это могло случиться, куда смотрел водитель, который пустил девчонку за руль? В этом разбирались другие люди. Маму Ирину Алексеевну в этот момент волновало только одно: жить будет?
10 дней реанимации. Состояние крайне тяжелое, нестабильное. Врачи не обнадеживали. Говорили только, что ходить не будет, в лучшем случае — сядет в коляску, но нормальным человеком он никогда уже не станет.
— Я все это время не отходила от Паши, — рассказывает Ирина Алексеевна. — Простыню на пол положила и рядом с его кроватью спала. Каждые полтора часа его нужно было переворачивать. А он, когда увидел меня, первое что сказал: «Ну что? Накрылось мое поступление...» Я ему: ничего, пойдешь на подготовительное отделение в декабре, а сама украдкой слезы вытираю...
Вопреки врачебным прогнозам мама верила, что поставит Павла на ноги. Не знала как, но верила. День за днем делала с ним зарядку, сгибала–разгибала его ноги, пыталась и в сына вселить надежду: «Ты уже сам можешь поднять ногу, посмотри». А он не верил: «Я не знаю, я не понимаю, как это делать».
Ирина Алексеевна оставила работу, чтобы помогать бороться сыну за жизнь. Учила его ходить заново, подниматься, стоять. И все это долгие годы. На коленках ползала, переставляла Павлу ноги. Соседи предлагали пандус на крыльце сделать, Паша отказался, сползал по лестнице, обхватив перила. Через два года мама спрятала коляску на чердак. На шестой год Паша сам пошел в магазин. А недавно бросил костыли и опирается при ходьбе только на трости.
Вновь появился интерес к жизни. Павел самостоятельно освоил компьютер. Через два года после трагедии поступил–таки в Белорусский государственный университет информатики и радиоэлектроники на дистанционное обучение. Стал деревенских ребят учить информационным технологиям.
— Двери дома не закрывались ни на минуту, — рассказывает Ирина Алексеевна. — В один прекрасный день, выметая после очередных гостей гору песка, я предложила: «Паша, давай откроем компьютерный клуб».
Одолжили денег, купили пять компьютеров.
— Первый год работал по 8 — 10 часов без выходных, чтобы вернуть долг, — говорит Паша. — А потом открылся компьютерный класс в деревенской школе. Конечно, там нет таких игр, как в моем клубе, и все же — конкуренция. Но выкручиваюсь. Именинникам в подарок предоставляю час бесплатной игры. Приезжают ребята даже из соседних деревень, что нередко вызывает ревность у здешних мальчишек.
— Для нас не деньги главное, — говорит мама. — Для сына клуб — это хоть какое–то общение, чтобы он не замыкался в себе.
Недавно Павел и еще одну работу получил — киномеханика. Договорился с директором кинопроката в Островце, взял аппаратуру и стал крутить фильмы школьникам. Как раз перед нашим приходом дорисовал и повесил в клубе афишу «Принцесса льда». Причем каждый фильм Павел, как цензор, предварительно просматривает и решает, какие классы на сеанс пускать, а какие — нежелательно.
— Многие восхищаются: мол, вы такие сильные, — говорит Ирина. — А ведь было всякое: то я срывалась, то Павел закатывал истерику, когда что–то не получалось. Каждый раз друг другу рассказывали про лягушек, которых бросили в кувшин с молоком, и одна сразу утонула, а другая барахталась до тех пор, пока не сбила масло и не выбралась из кувшина. Вот и мы карабкаемся...
— Конечно, иногда очень хочется себя пожалеть. Но от этого только настроение портится, — говорит Павел. — И никому, кроме родных, не пожалуешься. Все равно не поймут. К тому же я заметил, что люди больше любят говорить о себе, чем вникать в чужие проблемы. Я вообще неинтересный собеседник. О чем со мной можно разговаривать? О компьютерах. А это быстро надоедает. Особенно девушкам. Иногда кажется, что жизнь проходит мимо меня. Все куда–то идут, а я застрял на одном месте. Настоящих друзей нет, лишь знакомые, которые каждый год меняются, потому что прежние, окончив школу, уезжают в город. Моих ровесников в деревне почти не осталось.
Нет, Павел не ищет сочувствия. Наоборот, не любит, когда кто–то проявляет к нему жалость. Когда еще ездил на коляске, ему все бабули из округи яблоки к ногам сыпали. Он так расстраивался. «Они же от чистого сердца», — пыталась успокоить мама, но Павел не хотел такого внимания. Больше всего на свете он мечтает вернуться к нормальной жизни и выполнить тот план, который когда–то для себя нарисовал: получить профессию, найти работу по специальности, создать семью. Паша не теряет надежды. Невозможным казалось сделать первый шаг. Сперва и обычная лестница была неприступнее Эвереста. Но Павел каждый день доказывает себе: все возможно, главное — верить.
