Перед Богом, людьми и... парткомом

В ИЮНЕ сорок первого моего деда Владимира НИЧИПОРОВИЧА из деревни Лядки Кореличского района на фронт не взяли, и он ушел в партизаны. За три года лесной войны ему повидать довелось всякого. А позже пришлось и в Красной Армии повоевать. После Победы служил еще до сорок восьмого года, а демобилизовавшись, решил обустраиваться в Минске. Его родная деревня Лядки Кореличского района сожжена немцами и не восстала из пепла. Но прежде чем осесть в столице, решил навестить бывших однополчан-партизан в деревне Бережное, живших по соседству. Зашел ранним утром и к старой знакомой по отряду Надежде Чеботарь. Сидели, разговаривали. Шепотом, чтобы не разбудить спавших на печи ее младших сестер и братьев. Дед делился планами: «В Минске большой завод строить начинают, там всем работы хватит. Комнаты в бараках дают. Одежду рабочую...»

Владимир и Софья Ничипоровичи прожили в браке 15 лет, и более 40 она остается вдовой.

В ИЮНЕ сорок первого моего деда Владимира НИЧИПОРОВИЧА из деревни Лядки Кореличского района на фронт не взяли, и он ушел в партизаны. За три года лесной войны ему повидать довелось всякого. А позже пришлось и в Красной Армии повоевать. После Победы служил еще до сорок восьмого года, а демобилизовавшись, решил обустраиваться в Минске. Его родная деревня Лядки Кореличского района сожжена немцами и не восстала из пепла. Но прежде чем осесть в столице, решил навестить бывших однополчан-партизан в деревне Бережное, живших по соседству. Зашел ранним утром и к старой знакомой по отряду Надежде Чеботарь. Сидели, разговаривали. Шепотом, чтобы не разбудить спавших на печи ее младших сестер и братьев. Дед делился планами: «В Минске большой завод строить начинают, там всем работы хватит. Комнаты в бараках дают. Одежду рабочую...»

Софью разбудил разговор, и с печи она слезла сердитая. Косы до колен, платье новое. Мой дед — Владимир Ничипорович — в военной форме, с медалями и орденом на груди. Увидел Соню, которую помнил подростком, и сказал: «Ого, какая пригожая выросла! Красивее не видел! Замуж тебя возьму».

Так и вышло. Как обустроился дед в Минске, так и приехал в Бережное за невестой. Расписались в Минске. Свадьбы заводчане справляли душевные, веселые — скорые. Вчерашний артиллерист, ныне бригадир каменщиков, подхватывал на танцах тоненькую девушку, штукатурщицу, и через неделю одной трудовой семьей становилось больше. Семейным в сараях — рабочих общежитиях — полагалась отдельная комнатушка. Так стали мужем и женой мои дед Владимир и бабушка Софья. Перед Богом, людьми и парткомом завода. Скоро восемнадцатилетнюю беременную заводчанку перевели на работу полегче. Когда муж дома — все хорошо, а уйдет в ночную смену, и подвыпивший сосед по бараку ломится в комнатку. Кто-то пустил слух, что у Володи всегда в заначке поллитра под кроватью. И будет грохотать мозолистыми кулаками в тоненькую дверь: «Давай бутылку!.. Мне Володя твой проспорил!» Ну, муж и в драку — жену защищать. Начальник цеха, Федор Казимирович, частенько стыдил деда:

— Вот работаешь, Володя, как стахановец. А в свободное время как себя ведешь?

Осуждающе покачает головой, помолчит, а после смягчится:

— Культурную планку повышал бы, что ли?.. На танцы в Дом культуры с женой сходил…

Но на танцах еще в первые дни после свадьбы выяснилось: мероприятие не для супружеской четы. Дед говорил:

— Ты, Соня, сама себе танцуй, а я сам себе. Что нам друг за дружку держаться? В бараке надержимся!

Когда родилась моя мать, ходил по заводу хмельной и счастливый. Не врал. Дочь Зою обожал, а с сыновьями — Толей и Колей — не миндальничал, ремня не жалел. Дети подрастали быстро. Завод помогал. Сначала комнату в бараке поменяли на большую и светлую в общежитии. Детворе каждое лето путевки в пионерлагерь. А подошло время стране расправить плечи после военной разрухи, так и квартиру завод выделил.

В литейке опять вернулся к деду туберкулез. Дала о себе знать немецкая пуля, застрявшая в груди еще в сорок третьем. Несколько лет ездил он по санаториям, но безрезультатно...

Родители моей матери прожили вместе пятнадцать лет, и больше сорока лет моя уже совсем старенькая бабушка, вдова, а все нет-нет да и скажет: «Володя мой сирень любил» или «На озере, как поплывет Володя, я кричу-кричу, чтоб обратно плыл, а он наплаваться не может».

Непростой это был человек, жизнь с ним была вовсе не сахарная, но совсем недавно бабушка Софья, обычно сдержанная в проявлении чувств, обронила, что все еще любит своего Володю. Второй раз она замуж так и не вышла.

А мне подумалось, что что-то было особенное в отношениях людей того поколения. Что? Быть может, основа тех браков была в характерах. В душах. В мозолистых, натруженных войной и трудом руках. В закалке теми тяжкими временами, войной. У моего деда на руках не было ногтей. Ему, партизану, их вырвали на допросе в гестапо. Деду удалось бежать из застенка. Когда-то в детстве я спросил у бабушки: «Было ли деду страшно под пытками?» Бабуля ответила: «Володя всегда говорил: «Кто живет по правде — тому умирать не страшно!»

Михаил НИЧИПОРОВ

Минский район

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter