У молодого солиста Большого театра оперы и балета Павла Петрова май оказался насыщенным на победы. Сразу золотая медаль на Первых открытых молодежных Европейских Дельфийских играх в Волгограде. А через пару дней — бронза на ІІ Открытом конкурсе имени Станислава Монюшко “Убельская ласточка”. Насколько легко Павлу даются подобные победы? Как он, будучи студентом, стал солистом главного театра страны? От чего ему как певцу приходится отказываться и о каких партиях он мечтает?
— Павел, что значат для вас все эти награды, призы, дипломы?
— Они как маленькие ступеньки, покоряя которые ты двигаешься в профессии все дальше и дальше. Да и просто приятно каждый раз доказывать себе, что ты неплохо поешь.
— Дельфийские игры объединяют все виды искусства, в них принимают участие представители десятков стран. А чем этот конкурс впечатлил лично вас?
— Обычно, когда еду на конкурсы, думаю над тем, чтобы показаться различным импресарио и агентам, которые могут пригласить меня где-то выступить. У Дельфийских игр другой формат. Поэтому, признаться, собираясь на них, я не воспринимал этот конкурс серьезно. Но когда попал туда, понял, что ошибался. Это не просто конкурс. Это огромное состязание, в котором принимают участие пять тысяч конкурсантов. Чего стоило одно открытие Дельфийских игр — с салютом, грандиозным концертом. Уровень чуть ли не Олимпиады.
— Что нужно, на ваш взгляд, для победы — только ли сильный голос?
— В частности, на Дельфийских играх нужно было очень многое. Казалось бы, у нас всего один час разницы с Волгоградом, но как это влияет на артиста! Получился очень насыщенный график. Я вставал в шесть утра по белорусскому времени, а для вокалиста сон очень важен. Два тура пел в девять утра. И я говорил: “О, ужас какой!” Но все получилось. Даже без репетиций. Поскольку мы с концертмейстером хорошо подготовились в Минске, я не видел в них смысла. Только сцену посмотрел — мы выступали в волгоградском Оперном театре. Там довольно маленький зал, хорошая акустика, поэтому я сразу сказал, что репетировать нам не надо. И в свободное время привыкал к временной разнице, погоде.
— Для многих покажется удивительным: в 2011 году вы поступили в Академию музыки, а уже в 2012 стали солистом Большого театра. Могли ли вы подумать, что так быстро встанете в один ряд с маститыми артистами?
— Да вы что?! Многие говорят, что в жизни важен случай. И именно случай, как мне кажется, помог мне попасть в театр. Еще на первом курсе я прослушался в стажерскую группу в Большой театр, поработал месяц стажером — и уже тогда был счастлив. Потом подвернулся грандиозный концерт, посвященный 80-летию консерватории. Он проводился здесь, в театре. Я неплохо себя показал, и меня тут же пригласили в театр. Повезло, не иначе.
— Насколько сложно молодому артисту приходится на большой сцене? Легко ли вас приняли старшие коллеги?
— Когда ты становишься солистом, от тебя сразу начинают требовать многого. Безупречно исполнить партию — это одно. Но ведь еще есть столько составляющих! Актерское мастерство, движение на сцене и так далее. У меня было много огрехов. Начиная с того, что я ходил по сцене неправильно — как Чарли Чаплин. (Улыбается.) Со временем походка, естественно, исправилась. Но еще над многим стоит работать. А насчет коллектива — приняли меня очень хорошо. Я не ощутил ни агрессии, ни неприязни.
— Павел, когда вы решили, что станете певцом?
— Пел я с ранних лет. Часто ездил на концерты от родной борисовской школы. Но пел не академически. А вот уже в девятом классе стал вопрос, что же делать дальше: идти в десятый класс, куда-то поступать и вообще чем заниматься по жизни. Я решил окончить среднюю школу. Но уже тогда точно понял, что хочу заниматься академическим пением. И два года я учился с целью поступить в Белорусскую академию музыки.
— А какое-то музыкальное образование до этого у вас было?
— Только учеба в музыкальной школе по классу флейты и гитары, которую без настойчивости мамы я, наверное, не окончил бы, за что ей бесконечно благодарен. Естественно, без среднего музыкального образования в Академию музыки я не поступил бы. Поэтому окончил двухгодичное подготовительное отделение при академии. Очень удобно — ты не четыре года жизни тратишь на учебу, а два.
— Есть ли среди ваших родных артисты? От кого вам достался такой сильный голос?
— У нас вроде бы все со слухом и поют, правда, в узком семейном кругу. Моя сестра творческий человек. Она хорошо пела, окончила музыкальную школу, но дальше учиться не пошла. А почему я пел? Тетя моя работает в Борисовском доме детского и юношеского творчества. Конечно, меня не могли не приобщить к этому делу. Ходил туда с детства, и на базе этого “домика”, как мы его называли, я и начал петь.
— А над чем вы сейчас работаете?
— Ввожусь в “Травиату”, буду исполнять партию Альфреда. Если бы не эта работа, съездил бы еще на конкурс в Италию в конце мая. Были разговоры, чтобы ввестись в оперу позже. Но в сентябре я хочу съездить на конкурс Магомаева в Москву.
— Какая из теперешних партий вам ближе всех?
— Опера — тяжелый жанр. Я по жизни весельчак. Поэтому сложно определить партию, близкую по своему характеру.
— А не было мысли пойти работать не в Оперный, а, скажем, в Музыкальный театр?
— Когда я учился на подготовительном отделении при академии, работал в хоре Музыкального театра. И, если честно, по духу работа там мне была даже ближе. Когда ушел из театра, роль, которую я играл, из постановки убрали — никто не смог повторить.
— И что это была за роль?
— Не поверите, бомжа в “Графе Люксембурге”. Был буквально один выход: я, пьяный, с фингалом под глазом, собирал по сцене бутылки. (Улыбается.) Да, это смешно. Особенно учитывая, что я уже работал стажером в Оперном. Солист и... бомж. Но я не боюсь никаких ролей. Роль — это не жизнь. Но и Большом театре есть свои изюминки. Какие непередаваемые ощущения испытываешь, например, исполняя последнюю арию Ленского: падает снежок, играет оркестр, ты поешь... Может, все-таки я романтик в душе?..
— Остается ли время у артиста на отдых?
— Я благодарен своему педагогу, который сказал мне когда-то: никогда не пой больным и уставшим, когда ты хорошо отдохнешь — споешь все на отлично. Поэтому стараюсь находить время на отдых, хотя это и не всегда получается.
— Павел, вы чувствуете, что Большой театр — это ваше место? Либо вам хотелось бы попробовать себя на других сценах?
— Я хотел бы остаться здесь. Это родной театр, страна родная. Здесь все мои друзья и знакомые. Но было бы неплохо работать так, как наши некоторые солисты — Оксана Волкова, например: съездить за рубеж, выступить, а потом снова вернуться сюда. Это то, к чему я стремлюсь.
— Есть ли партия, которую вы хотели бы исполнить?
— Таких много. Но в силу специфики тенора я смогу по-настоящему мечтать о них чуть позже. Сейчас я лирический тенор. Со временем голос крепчает, и артист начинает петь более крепкие партии. А они очень красивые.
Например, партия Германа в “Пиковой даме” — она просто шикарна. Но пока она не для меня.
Подожду, пока голос окрепнет.
— Если бы не музыка, то... Могли бы вы представить себя в другой профессии?
— Как-то не задумывался над этим вопросом. В детстве я очень любил спорт. И если бы не пошел в музыкальную сферу, то наверняка занялся бы футболом или чем-то подобным. Но там все сложнее. Здесь, спасибо Богу, у меня есть голос. А там все твои достижения — это в первую очередь результат непосильной работы. Видимо, поэтому я выбрал вокал. (Улыбается.)
— Павел, приходится ли солисту ограничивать себя в чем-то?
— Конечно. Теперь о многом приходится задумываться. Вот перелеты, например. Обычно пассажиры редко переживают, заложило у них уши или нет. А для меня это просто катастрофа. У меня очень сильно и надолго закладывает уши, когда снижается самолет. Петь после этого совершенно невозможно. Поэтому сижу и жую конфеты одну за другой. Помогает. Но конфеты — это то, что я себе позволяю. А ограничивать себя приходится и в газировке, и в семечках, и во многом другом.