Партер уж полон, ложи блещут...

В этот день 60 лет назад в разрушенном Минске была впервые нарушена светомаскировка - состоялась премьера оперы Е.Тикоцкого "Алеся"

Когда в декабре 1944 года в "Савецкай Беларусi" появились объявления о том, что в ближайшее время в Минске состоится премьера оперы, многим это показалось просто невероятным. Недавно освобожденный от оккупантов город лежал в руинах. Если стать спиной к сгоревшему в войну вокзалу, можно было увидеть Дом офицеров и закопченное, искалеченное здание оперного театра. Вокруг укрытые снегом пустыри да развалины. Правда, проезжая часть улиц расчищена, но тротуары во многих местах все еще завалены битым кирпичом, обломками штукатурки, стальной арматуры и спекшимся от огня стеклом.

Трамвай не ходит, его еще только восстанавливают. Из конца в конец города можно добраться лишь пешком или на попутках. Далеко не во всех домах есть электричество, вода подается с перебоями, канализация не работает. Вечерами Минск кажется вымершим - ни в одном окне нет света, ведь еще идет война и действует светомаскировка. В городе всего каких-нибудь 50 тысяч жителей, а тут вдруг - опера, да еще в четырех действиях. "Алеся"... С таким названием до войны в нашем театре оперного спектакля не было. Когда же успели создать, отрепетировать?

И где? Здание оперного - в полуразрушенном состоянии. Как и все другие уцелевшие в городе сооружения, немцы при отступлении его заминировали, причем весьма основательно. Саперы обезвредили 200 фугасных авиабомб по 100 килограммов каждая, 50 зажигательных бомб и одну мину-сюрприз.

Зрительный зал разорен, кресла сожжены или поломаны. Правда, сохранились подсобные помещения - актерские гримерки, учебный балетный зал. Но все это без света и тепла.

В газете сказано, что премьера состоится в помещении Окружного Дома Красной Армии - так назывался тогда нынешний Дом офицеров.

А люди все читают театральную афишу. Музыка Евгения Тикоцкого. Либретто Петруся Бровки. А кто исполнители? Партию Алеси будет петь Лариса Александровская, довоенная звезда белорусской оперы, обладавшая великолепным, сильным сопрано. Театралам хорошо знакомы и другие исполнители: М.Денисов, И.Муромцев, В.Волчанецкая, В.Малькова. А постановщик кто? Оказывается, режиссер Большого театра из Москвы Борис Покровский.

Вот такой подарок минчанам, всем жителям республики к новому, 1945 году, который непременно станет годом Победы. Фантастика, да и только!

Говорят, что опера - это прихоть королей. Сталин любил оперу, любил хоровое пение. Многие постановки Большого театра слушал по несколько раз, ходил на премьеры. С него брали пример соратники. Любили оперу Жданов и Ворошилов. В своем вагоне-салоне маршал всегда возил большую оперную фонотеку, заводил патефон и слушал арии, подпевая артистам.

Наверное, и Пономаренко поступал так же. Во всяком случае, он активно помогал становлению белорусского оперного театра. Летом 1940 года в Москве с большим успехом прошла декада белорусского искусства. На суд в столицу повезли четыре национальных спектакля: балет "Соловей" М.Крошнера, оперы "Цветок счастья" А.Туренкова, "Михась Подгорный" Е.Тикоцкого, "В пущах Полесья" А.Богатырева. Громадный успех в дни декады выпал на долю блистательной певицы, обаятельной актрисы Ларисы Помпеевны Александровской.

Во время декады Сталин несколько раз присутствовал в Большом театре, слушал оперы Тикоцкого и Богатырева. Они ему понравились. В последний день он высидел весь большой заключительный концерт, часто аплодировал. После декады многие мастера белорусского искусства получили правительственные награды. Александровская была удостоена ордена Ленина, звания народной артистки СССР и Сталинской премии.

А теперь давайте вернемся в почти дотла разрушенный, заснеженный и морозный Минск конца 1944 года. Расскажем о тех, кто создавал тогда оперу "Алеся".

Постановщик

Народный артист Советского Союза, лауреат Ленинской и четырех Государственных премий СССР профессор Борис Александрович Покровский - первооткрыватель многих опер современных композиторов. В своей книге "Ступени мастерства" он вспоминает то время, когда в 1944 году ставил в Минске оперу "Алеся":

"...Мне досталась крошечная комнатка в уцелевшей части театра. Беда, что холодно, что нет умывальника, что вообще не работает то, что впоследствии стали шикарно называть санитарным узлом. За "нуждой" ходили в буквальном смысле слова на двор, хотя зима была лютая...

Удивительно, что сейчас я не могу припомнить ничего плохого из того трудного периода моей жизни - только хорошее!

...Темный коридор. У каждой двери - керосинка, на ней что-то варится. Это семья какого-нибудь актера готовит обед. У моей двери ничего не варилось, в комнате было холодно. Спал, не снимая пальто и шапки. Каждое утро - репетиция, борьба с недостатками, мешающими построить спектакль".

Покровскому многие исполнители были хорошо знакомы. В начале войны он работал режиссером Горьковского (ныне Нижний Новгород) оперного театра. Именно этот театр получил задание правительства принять, вернее, даже собрать у себя минских артистов, сумевших покинуть захваченный врагом город. В 1943 году Бориса Покровского перевели в Москву, в Большой театр. Когда пригласили поработать минчане, он, не раздумывая, согласился.

"Обсуждая костюмы артистов, - вспоминает Б.Покровский, - я стал делать довольно безапелляционные замечания. Вместо одной куртки надевал другую, менял шапки, брюки... Но быстро почуял молчаливое несогласие. Все подчинялись, но... Надо скорее выяснить причину (это тоже профессиональное!) недовольства. "Почему, - спросил я одного артиста хора, - вы хотите быть именно в этих брюках?" - "В них удобно пролезать сквозь проволочные заграждения". - "А зачем вам нужен этот платок?" - "Он хорошо помогает маскироваться".

Оказалось, что большинство артистов хора надели те костюмы, в которых они партизанили. Подлинные партизанские костюмы! Как я был неосторожен в своих замечаниях!"

Композитор

После войны, в начале 50-х годов Евгений Карлович Тикоцкий жил в районе площади Победы. Вся его фигура, манера держаться выражали достоинство, благородство.

Могло показаться, что это человек надменный, принадлежащий какой-то особой породе. На самом деле Тикоцкий был прост в общении. Любил молодежь. Нередко приходил к нам в Дом печати, в редакции газет. У него было давнее страстное увлечение: он вознамерился собрать коллекцию номеров всех газет, издававшихся в Советском Союзе, от центральных до низовых, так называемых многотиражных.

Помимо композиторского дара, Евгений Карлович имел хорошие литературные способности. Все его статьи о музыке, а их немало, тщательно отредактированы, написаны ярко и доступно для любого читателя.

...В 1941 году, за три дня до начала Великой Отечественной войны Евгений Карлович Тикоцкий отправился в Крым для работы над балетом "Бэла", который намеревался создать к столетию со дня гибели М.Лермонтова. Выехал налегке, как все, кто летом едет на юг.

21 июня прибыл в Ялту, в ночь на воскресенье услышал, что бомбят Севастополь, а утром узнал, что началась война. Быстро собрал вещи и назад домой, в Минск. Там - семья. Жена Мария Арсеньевна, сын и дочь. Но Минск уже был занят врагом. Под бомбежкой и обстрелами в каком-то эшелоне доехал до Орла. Здесь Тикоцкому порекомендовали отправиться в Сибирь или Среднюю Азию, но он выбрал Уфу.

В начале 1942 года Евгения Карловича вызвали в Москву. Началась подготовка к большому концерту мастеров искусств Белоруссии, который состоялся в Концертном зале имени Чайковского под девизом "Жди нас, Родина, идем!" Тогда же композитор начал работу над оперой о белорусских партизанах.

Скульптор Заир Исаакович Азгур был соседом Тикоцкого по гостинице. Много лет спустя он вспоминал, как Тикоцкий часто поднимался среди ночи, прокрадывался в своих шлепанцах к пианино и что-то играл. "Днем, - пишет Азгур, - этот неистовый человек расхаживал по комнате и напевал себе под нос не очень отчетливые для постороннего слуха мелодии. Откидывая кверху тронутые сединой волосы, склонялся к нотной бумаге и записывал стремительными, как маленькие ласточки, знаками то, что только что нашел в хаосе звуков. И опять принимался шагать из угла в угол. Изредка садился за музыкальный инструмент и осторожными пальцами как бы снимал с клавиш какую-нибудь музыкальную фразу. Я слышал музыку то полную трагических чувств, то ликующую и победную...

Внезапно на весь номер гостиницы "Метрополь" раздавался его требовательный возглас:

- Мне нужен текст. Не слова, а стихи! Нужна поэзия! Без них все это... - и он брал на пианино аккорд, - все это звучит вполсилы".

Работа хотя и спасала, но не могла отвлечь Тикоцкого от тяжелых дум о семье. Что с близкими? Живы ли? Начальник штаба партизанского движения П.Поно-маренко приказал разыскать в оккупированном Минске семью композитора и вывезти ее в партизанскую зону.

Сын Тикоцкого, ученый-языковед, профессор Михаил Евгеньевич рассказывает:

- Всем тогда приходилось очень тяжело. Чтобы как-то существовать, мы распродавали все, что могли. Пришлось продать и отцовский рояль. Однажды в нашей квартире - мы жили тогда в доме по улице Цнянской, который насквозь промерзал зимой, - появилась молодая женщина Аня Язубчик. Поначалу мы ей не очень-то доверяли, боялись провокации оккупантов. Но постепенно Аня все больше входила в доверие и наконец призналась, что она партизанская связная, ей поручено вывести нашу семью в лес. Это удалось осуществить летом 1943 года. Вскоре с партизанского аэродрома мы вылетели на "Дугласе" в Москву, и хотя по пути немцы обстреляли наш самолет, добрались туда благополучно.

Михаил Евгеньевич в составе противотанкового истребительного батальона вскоре пошел на фронт.

...Встреча с семьей придала композитору новые силы в работе над оперой. Уже во второй половине 1943 года она была вчерне завершена. Конечно, и либретто, и музыкальная драматургия нуждались в доработке. Она велась даже после того, как была осуществлена первая постановка. Более 10 лет авторы и театр продолжали улучшать спектакль. Опера пережила 5 редакций.

Исполнительница главной партии

Лариса Помпеевна Александровская до войны жила в доме возле оперного театра, там, где сейчас гастроном "Троицкий". За три дня до начала войны у ее 12-летнего сына Игоря случился острый приступ аппендицита. Пришлось срочно делать операцию.

Утром 24 июня, в самый страшный для Минска день, когда город непрерывно бомбили и все, что могло гореть, горело, Александровская в летнем платье, с орденом Ленина на груди примчалась с дачи. К тому времени ее квартира, вещи, деньги и документы уже сгорели. Забрав Игоря из больницы с неснятыми швами, народная артистка, как и тысячи других горожан, двинулась с сыном из горящего Минска на восток.

Где пешком, где на попутных машинах добралась до Вязьмы. Кто-то сказал ей, что в этом городе видели ее мужа - военного. Босую женщину в грязном платье, на котором красовался орден, задержали, привели в штаб. Какой-то воинский начальник учинил допрос: "Значит, документов нет?" - "Нет". "Значит, вы певица?" - "Певица". "Орден Ленина ваш? Вы ищете мужа-военного? Интересуетесь, где какая часть? Ах, вот как: босиком, грязное платье, пешком из Минска? И денег нет? И документов никаких? Только орден сохранили? Для чего? Скорее поверят?"

Трудно сказать, чем бы все это закончилось, если бы другой начальник не принес прошлогоднюю газету с ее портретом и указом о награждении...

15 мая 1942 года в Концертном зале имени Чайковского в Москве состоялся тот знаменитый концерт белорусских артистов, о котором я уже упоминал. Тогда же сложилась постоянная фронтовая концертная бригада, в состав которой входили Александровская, Денисов и Болотин, неизменный дуэт цимбалистов - Новицкий и Шмелькин. С того времени сохранился уникальный кадр кинохроники ТАСС: Александровская перед бойцами Калининского фронта поет, стоя на броне танка.

Племянница Александровской, музыковед Ариадна Ладыгина, создавшая живую, глубокую, интересную книгу о жизненном и творческом пути Ларисы Помпеевны, в одной из ее глав рассказывает о том, как актриса работала над новыми произведениями:

"Она никогда не пела и даже не напевала вполголоса малознакомое сочинение - будь то ария, романс или песня. Голос берегла! Она сидела возле фортепиано и просто слушала концертмейстера - вживалась в музыку, впитывала ее в себя (или сама наигрывала те или иные эпизоды). И только когда музыка была хорошо освоена, начиналась работа над вокальными красками, певческим дыханием, фразировкой, нюансами".

Не могу обойтись без еще одной цитаты из этой книги, где речь идет непосредственно об опере "Алеся". "Музыкальная характеристика главной героини оперы, - пишет Ариадна Ладыгина, - достаточно разнопланова и динамична, позволяет исполнительнице раскрыть богатую гамму переживаний. Героическое начало, которое, безусловно, доминирует, не препятствует в то же время и проникновенной, мягкой лирике. Глубоко волнуют, прямо-таки хватают за душу трагические интонации арии "Гора край наш агарнула" или песня Алеси "Чаго зоранькi, зоркi ясныя". Они как бы специально рассчитаны композитором на глубокий, грудной тембр голоса Ларисы Помпеевны. Да так оно и было на самом деле. Ведь Евгений Карлович и сочинял музыку, имея в виду именно ее. Оба этих отрывка можно слушать и слушать без конца - слушать и... плакать".

В конце сентября 1944 года Белорусский театр оперы и балета возвратился в освобожденный от врага Минск. Лариса Помпеевна Александровская вспоминала: "Минска нет. Развалины... Коллектив оперы размещается в закулисной части театра... Света нет. Тепла нет. Воды нет. Но наверху, на пятом этаже, в балетном зале идут репетиции. В окно выведена труба "буржуйки", отапливаемой бумагами. Зажжены самодельные "плошки" - одна на пюпитре у концертмейстера, другая - у стола режиссера. Певцы, закутанные во что попало, хриплыми голосами творят оперу "Алеся".

Как оценить поступок главного режиссера московского Большого театра Б.А.Покровского, художника С.Ф.Николаева, которые оставили свои квартиры со всеми удобствами в Москве, вместе с нами в этих условиях создававшими спектакль? Им для жилья также были отведены гримировальные комнатки актеров. Евгений Карлович Тикоцкий - на всех репетициях с нами. Что-то ему не нравится, чего-то не хватает. Идут горячие, взволнованные споры. Порой, не договорившись, расходимся. И тут же спешим на встречу - с новыми мыслями, с новыми предложениями".

И вот наконец настал долгожданный день премьеры - 24 декабря. Из дневника Л.Алексан-дровской:

"Премьера!!! Ура!!! ...Зал полон. Кто же наш зритель? Живые, настоящие партизаны пришли к нам из лесов, из болот, из развалин, ям и подвалов Минска. Не могу оценить, передать атмосферу в театре, за кулисами, у актеров. ...Этого дня не забыть, не передать! Он всегда будет в сердцах тех, кто был в этот вечер в Доме офицеров. Добрая половина этого дома еще разбита, весь город в темноте (затемнение не снято), а в зале - Победа! Свет горит! Зал полон! Лица радостные, хотя на глазах слезы. За кулисами после спектакля настоящие партизаны беседуют, делятся впечатлениями, общаются с нами, партизанами сценическими. Непосредственный, живой разговор, расспросы, робкие советы, пожелания".

Опера "Алеся", поэтичный, эмоциональный спектакль, наполненный интонациями белорусского фольклора, получил в театре достаточно долгую жизнь. Шли годы. Менялся исполнительский состав. Александровская стала главным режиссером театра. Опера сменила название - "Девушка из Полесья", но до 1955 года все еще держалась в репертуаре, поскольку была для нашего театра особой, знаковой.