Парни из нашего города

О смысле афганской кампании

Афганская тема ныне — во всех выпусках новостей. Кажется, наша молодежь осведомлена о натовских «коммандос» в Афганистане гораздо больше, чем о войне, что вели «за речкой» советские солдаты — в том числе тысячи белорусов. Впрочем, и тогда, в 80–е, мало кто знал горькую правду...


Я, офицер КГБ, находившийся в ДРА как представитель спецслужбы, знал больше, чем многие. Участвовал в секретных операциях, бывал в стане мятежников, видел страдания ребят, попавших в плен. И постепенно расставался с иллюзиями, стереотипами, задавал себе тяжелые вопросы о смысле афганской кампании. Раздумья в себе не держал — направил руководству доклад о ситуации с морально–психологической, боевой подготовкой личного состава армии, с пленниками моджахедов, процессах внутри бандформирований. Но задаю себе неудобные вопросы до сих пор... Один из них: почему в бой бросали неопытных мальчишек, призванных в основном из сел, райцентров, часто не знавших русского?


Наши солдаты психологически не были готовы к войне, которая впервые за долгие годы велась нами за рубежом. Одно дело, когда враг напал на твою страну и ты защищаешь свой дом, семью. И совсем другое, когда именно ты по непонятным причинам оказываешься на неизвестной территории.


После того как исчезали последние иллюзии, у человека в такой ситуации возникает т.н. военное сознание. Увидев смерть, он постигает закон войны: либо убьешь ты, либо убьют тебя. Борьба за выживание обостряет потаенные инстинкты, мобилизует психические и физиологические резервы организма.


На мой сегодняшний взгляд, любая война — «эпидемия аморальности». Там возникает ситуация санкционированного убийства. Мародерство, грабежи, кровавые разборки возникают, когда войска вступают на территорию носителей иной культуры. А в отношении к чужаку, да еще враждебно настроенному, позволено все — так думают на войне многие. Воспитать хорошего солдата — тяжело. Провести его через бои, сделать профессионалом — во всех смыслах очень дорого. Но вернуть его потом к мирной жизни еще сложнее. И многие ребята не смогли после Афгана найти себя из–за пресловутого афганского синдрома.


В разгар перестройки и периода первоначального накопления капитала они попали в среду, где их никто не почитает, как ветеранов Великой Отечественной. При устройстве на работу начальство шарахалось от прямолинейности, взрывных характеров, непредсказуемости поведения «афганцев». А вот куда легко брали, так это в охранные структуры, в полукриминальные формирования, ОПГ. У вчерашних воинов появлялось острое ощущение потерянной юности, они старались наверстать упущенное. Кроме того, давал о себе знать психологический феномен: выживший ветеран должен жить на полную катушку, «и за себя, и за того парня, который не дожил до этих дней».


Посттравматические синдромы не имеют тенденции к исчезновению. Наоборот, со временем в большей части случаев проблемы усугубляются. Ожидание того, что пройдет 25 лет и все забудется само собой, не оправдывается. Синдром будет идти по нарастающей и требовать коррекции. Возможности самоизлечения есть, но они невелики. Обычно нарушения психики только прогрессируют.


Тем временем нормальной системы реабилитации ветеранов по–прежнему нет. Есть отдельные структуры с психологическими службами, но лишь единицы «афганцев» способны оплачивать такую помощь из–за ее дороговизны. Да и мало компетентных «специалистов по солдатской душе»...


Реабилитация ветеранов — дорогостоящее мероприятие, доступное лишь для богатых стран. Скажем, в США в конце 80–х годов совокупный бюджет организаций, которые оказывали психологическую помощь ветеранам вьетнамской войны, составлял 4 миллиарда долларов. Сумма неподъемная и для тогдашнего СССР, и ныне для нашей страны. А американцы даже ввели бесплатную психологическую и медицинскую помощь для жен бывших солдат, ведь в первую очередь именно эти женщины несут тяжелый груз посттравматического синдрома мужей: ночные кошмары супруга, ссоры, непонимание...


Но такая система, повторюсь, заработала в богатой стране — США. Нам она пока не по карману по объективным причинам. Но, возможно, для воинов–интернационалистов что–то может сделать не только государство, но и общество?


Я бы хотел, чтобы все посмотрели на прошедших Афган по–другому. Если понять их, принять их тревоги, то мы увидим преданных, смелых, социально активных, готовых участвовать в перспективных проектах граждан. Их пока скрытую, но мощную внутреннюю энергию необходимо только направить в нужное русло. У «афганцев» есть огромная жажда жизни, это далеко не старые мужчины, которые умеют переносить тяготы и лишения, способны преодолевать любые препятствия.


...Ту войну часто называют несправедливой. Но в ней было место героизму, а прошлое и настоящее «афганцев» заслуживает уважения.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter