Парламентер

На днях в Москве я случайно встретился с руководителем Калининградского отделения нашего посольства в России Владимиром Александровичем Заломаем и он рассказал, что в поселке Колодищи под Минском живет один из трех парламентеров, которые 9 апреля 1945 года были посланы вручить ультиматум о безоговорочной капитуляции командующему немецкими войсками в Кенигсберге генералу Лашу. Сотрудники Музея истории Великой Отечественной войны дали мне его телефон. И вот накануне 59-й годовщины тех событий с фотокорреспондентом "СБ" мы в гостях у ветерана войны Владимира Марковича Шпитальника.

- Как это было? Почему на вас пал выбор стать парламентером?

- Вручить ультиматум командующий фронтом маршал Александр Михайлович Василевский поручил начальнику штаба нашей 11-й гвардейской стрелковой дивизии подполковнику Петру Григорьевичу Яновскому. Ему срочно требовался переводчик. А я к тому времени уже два года, с марта 1943-го, был старшим инструктором политотдела дивизии по работе среди войск и населения противника, знал немецкий язык, работал на окопной звуковещательной станции, убеждал вражеских солдат и офицеров сдаваться в плен. Как только узнал о том, что решено послать к немцам парламентеров, сам туда напросился, добровольно. Третьим взяли с собой помощника начальника штаба артиллерии капитана Александра Федорко.

К тому времени штурм крепости Кенигсберг шел уже четвертые сутки. Должен сказать, что за все время войны, а я на фронте после окончания училища с зимы 1942-го, к тому же до этого всю финскую кампанию прошел, войска нашего фронта не имели перед собой таких мощных укреплений, как в Кенигсберге. Вокруг столицы Восточной Пруссии и внутри нее были построены три оборонительные позиции, насыщенные бетонными сооружениями и противотанковыми препятствиями. Крепость имела 15 фортов на внешнем обводе города и 9 фортов, которые были расположены непосредственно на его территории. За стенами старой цитадели в центре Кенигсберга укрывался гарнизон в несколько тысяч человек. Словом, все было приспособлено для долговременной обороны, и сокрушить такую твердыню было непросто.

Кенигсберг штурмовали четыре наши общевойсковые армии. Замысел операции состоял в том, чтобы мощными ударами с севера и юга по сходящимся направлениям рассечь немецкий гарнизон и овладеть городом. Нашей 11-й гвардейской армией командовал генерал Кузьма Никитович Галицкий. В начале войны он был комдивом 24-й Самаро-Ульяновской Железной дивизии, которая дислоцировалась в Молодечно. Прошел всю Белоруссию. Сначала отступая с запада на восток, а потом - уже командармом - с востока на запад. Очень опытный, боевой генерал. Под стать ему был и наш комдив Николай Георгиевич Цыганов. Дивизия, как и армия, имела тот же 11-й номер.

Задача армии состояла в том, чтобы атаковать укрепления, прикрывавшие Кенигсберг с юга, и очистить от противника всю южную часть города. Наша дивизия сражалась в самом центре фронтовой полосы. Комдив Н.Цыганов умел быстро ориентироваться в сложной боевой обстановке. Зная о том, что немцы панически боятся попасть в окружение, часто применял в своей тактике прием разобщения войск противника и выходил победителем. 8 апреля наша дивизия наконец-то прорвала немецкую оборону в районе товарной железнодорожной станции и вышла к реке Прегель. Реку наши бойцы форсировали ночью. Набережные были охвачены огнем, рушились здания, и в этом кромешном аду, под ливнем пуль и снарядов плыли гвардейцы. Использовали не только лодки-амфибии, но и все, что могло держаться на воде, - плоты, бочки, бревна, какие-то баллоны, наполненные воздухом. На плотах переправляли пушки.

В результате ожесточенных и непрерывных боев кольцо окружения немецких войск все больше сжималось, и 9 апреля противник удерживал лишь центральную часть города. Но в этом кольце все еще находилось несколько десятков тысяч солдат и офицеров под командованием генерала от инфантерии Отто Лаша. Они все еще надеялись на помощь извне, но во второй половине дня осажденным стало ясно, что надежды эти тщетны и дальнейшее сопротивление бесполезно. Где-то часов в 16 Лаш послал офицера с переводчиком к советскому командованию с просьбой прекратить военные действия. Они пересекли линию фронта на участке 27-го гвардейского стрелкового полка и в сопровождении полковых разведчиков были доставлены в штаб нашей дивизии. Командир дивизии немедленно доложил об этом командарму К.Галицкому, а тот - маршалу Советского Союза А.Василевскому. Он и решил послать парламентеров, чтобы предложить немцам ультиматум.

- И вот ваша группа тронулась в путь. До бункера Лаша идти было далеко?

- Наверное, несколько километров. К тому же прямой дороги не было. Улицы были загорожены баррикадами, разбитой боевой техникой, обломками зданий. Мы с трудом пробирались среди завалов. Мешали вырванные с корнем обгорелые деревья, искореженные трамвайные вагоны и рельсы, какие-то бревна. В общем, шли через сплошные руины. Пожары никто не тушил, стены домов дымились и рушились. Дышалось тяжело, пыль и дым застилали нам путь.

- Скажите откровенно: было страшно?

- Еще бы. Ведь на каждом шагу подстерегала опасность. К тому же вскоре сгустились сумерки, потом наступила темнота, но артиллерийский обстрел не прекращался, а белый флаг, который мы несли, помогал мало, наоборот, он был хорошей мишенью. Помню, остановились за углом одного сгоревшего дома, чтобы передохнуть, оглядеться. Увидели дверь, ведущую в подвал. Подполковник Яновский приказал мне посмотреть, что там внутри.

- А чем вы были вооружены?

- Только личным оружием - пистолетами. Рванул я на себя дверь подвала, посветил фонариком. В тесном, смрадном помещении полно женщин, детей, стариков. Увидев меня, все кинулись на колени, стали умолять: "Господин офицер, не убивайте нас". Я сказал, что убивать их никто не собирается, что мы идем в штаб Лаша, чтобы договориться о прекращении боевых действий. Население находилось в отчаянном положении. Плохо было с водой, скудные запасы продовольствия заканчивались. В этих обстоятельствах, когда исход уже был очевиден, каждый час продолжения этой бессмысленной борьбы вел к увеличению жертв и страданий.

Я рассказал Яновскому о том, что увидел в подвале, и мы двинулись дальше. Достигли наконец немецких позиций.

- Немцы вас не тронули?

- Нет, они находились в весьма плачевном состоянии. Наш штурм был настолько мощным, что тут человеку впору обезуметь, что с некоторыми и случалось. Представьте себе положение тех, на чьи головы уже 4 дня обрушивается вся огненная сила пяти тысяч артиллерийских орудий, в том числе и особой мощности, насквозь пробивавших толстенные двухметровые стены кенигсбергских фортов, да еще беспрерывные бомбежки авиации. В общем, возмездие было заслуженным и сильным.

Немцы проводили нас в штаб, который находился на бывшей университетской площади. Это был подземный железобетонный бункер, оборудованный всем необходимым для руководства войсками. Он соединялся переходами с другими убежищами для подразделений охраны и обслуживания. Вначале нас провели к начальнику штаба полковнику фон Зускенду-Швенди. Потом спустя какое-то время - к генералу Лашу. Кабинет у него был небольшой. Стол, тумбочка, на которой стоял радиоприемник, кресло и несколько мягких стульев. Отто Лаш был с нами весьма любезен, хотя что ему оставалось делать? Предложил Яновскому сесть в кресло. Тот отказался, сказал, что он гость, а в кресле должен сидеть хозяин. Потом предложил нам выпить и закусить. И от этого мы отказались. Попросили не терять времени даром и переходить к делу. Несколько подумав, Лаш сказал, что согласен на прекращение сопротивления. Правда, при этом он заявил, что решился на этот шаг, чтобы избежать бесцельной гибели 100 тысяч мирных жителей, оставшихся в осажденном городе. Мы спросили его, почему он об этом не думал до начала штурма, но Лаш не нашел другого ответа, как сослаться на то, что выполнял приказ фюрера. Он был коренным жителем Кенигсберга и ему не хотелось войти в историю капитулянтом. Но ничего не поделаешь, пришлось...

После того как генерал Лаш заявил о согласии прекратить сопротивление, нам необходимо было решить целый ряд вопросов, связанных с практическим осуществлением капитуляции: определить порядок сдачи немецких войск в плен, решить, как оповестить те немецкие части, с которыми не было связи, как сохранить жизнь немецкому командованию. Лаш потребовал для своего сопровождения в плен роту автоматчиков, он боялся, что по дороге его пристрелят эсэсовцы. Они, кстати, пытались ворваться во время переговоров в бункер Лаша, чтобы перестрелять парламентеров и тех, кто капитулирует. Но охрана Лаша оттеснила нацистов, и мы смогли продолжать работу.

Для того чтобы капитуляция проходила организованно и без вспышек боя, мы потребовали от Лаша написать письменный приказ войскам крепости о прекращении сопротивления. Приказ этот был написан и немедленно разослан.

Когда все вопросы были разрешены, генерал Лаш, начальник его штаба и около десятка других офицеров поздно вечером, а точнее, уже ночью были доставлены в штаб нашей дивизии.

В ту же ночь в 24 часа в Москве прогремели 24 залпа артиллерийского салюта из 324 орудий в честь доблестных войск 3-го Белорусского фронта, завершивших разгром кенигсбергской группировки немецких войск и овладевших городом-крепостью Кенигсберг. А спустя несколько дней все трое парламентеров были награждены орденами боевого Красного Знамени.

...Два года назад 9 апреля в Калининграде на доме N 2 по улице Житомирской установили мемориальную доску, посвященную парламентерам. К тому времени калининградцы разыскали лишь одного из них - Петра Григорьевича Яновского и считали, что других уже нет в живых. К счастью, оказалось, что это не так.

Владимир Маркович Шпитальник родился в Брагине, здесь в 1939 году был призван в армию. Демобилизовался в звании подполковника в 1953-м и поселился в Хойниках, где до ухода на пенсию работал в районной газете. После чернобыльской беды пришлось переехать в Колодищи. Год назад ему присвоено звание почетного гражданина города Калининграда.

Говорят, если человека "похоронили" раньше отпущенного ему судьбой срока, он будет жить долго. Здоровья и долгих лет жизни вам, кенигсбергский парламентер!